Откровения Бекки Полсон - Стивен Кинг

Она вошла внутрь, морща нос от вони, и поставила зеленый мешок рядом с остальными. В пятницу или субботу заедет Винни, а тогда она хорошенько проветрит сараюшку. Пятясь из дверцы, она увидела мешок, завязанный не так, как остальные. Из него торчала загнутая ручка, вроде ручки зонтика.

Из любопытства она потянула за нее и действительно вытащила зонтик. Вместе с зонтиком на свет появилось несколько зацепившихся за него побитых молью распускающихся шапочек.

Смутное предупреждение застучало у нее в голове. На мгновение она словно посмотрела сквозь чернильное пятно на то, что скрывалось за ним, на то, что произошло с ней

(дно это на дне что-то тяжелое что-то в коробке что-то чего Джо не помнит не)

вчера. Но разве она не хочет узнать?

Нет.

Не хочет.

Она хочет забыть.

Она попятилась вон из сараюшки и задвинула засовы руками, которые тряслись только чуть-чуть.

Неделю спустя (она все еще меняла пластырь каждое утро, но ранка затягивалась — она видела заполняющую ее новую розоватую ткань перед зеркалом в ванной, когда светила в дырку фонариком Джо) Бекки узнала то, что половина Хейвена либо знала, либо вычислила — что Джо ее обманывает. Ей сказал Иисус. В последние три дня или около того. Иисус рассказывал ей самые поразительные, ужасные, сокрушающие вещи. Ей от них становилось нехорошо, они лишали ее сна, они лишали ее рассудка… но разве не были они удивительными? Разве не были правосудными? И разве она перестанет слушать, просто перевернет Иисуса на Его лик, может быть, завизжит на Него, чтобы Он заткнулся? Нет и нет. Во-первых. Он же Спаситель. Во-вторых, вещи, которые ей рассказывал Иисус, вызывали в ней жуткую насильственную потребность узнавать о них.

Бекки никак не связывала начало этих божественных откровений с дыркой у нее во лбу. Иисус стоял на полсоновском телевизоре «Зенит», и стоял Он там лет двадцать. А до того, как упокоиться на «Зените», он венчал поочередно два радиоприемника «Ар-си-эй» (Джо Полсон всегда покупал все исключительно американское). Это была чудесная картинка, создававшая трехмерное изображение Иисуса, которую сестра Ребекки прислала ей из Портсмута, где жила. Иисус был облачен в простое белое одеяние, а в руке Он держал пастушеский посох. Поскольку картинка была сотворена (Бекки считала «изготовлена» слишком низменным словом для подобия, которое казалось настолько реальным, что в него почти можно было засунуть руку) до появления Битлов и тех перемен, которые они обрушили на мужские прически, Его волосы были не очень длинными и безупречно аккуратными. Христос на телевизоре Бекки Полсон зачесывал свои волосы слегка на манер Элвиса Пресли, после того как Пресли расстался с армией. Глаза у него были карие, кроткие и добрые. Позади него в безупречной перспективе уходили вдаль овечки, белоснежные, как белье в телевизионной рекламе мыла. Бекки и ее сестра Коринна и ее брат Роланд выросли на овечьей ферме под Глостером, и Бекки по личному опыту знала, что овцы ни-ког-да не бывают такими белыми и пушисто-кудрявыми, будто облачка хорошей погоды, опустившиеся на землю. Но, рассуждала она, если Иисус мог претворять воду в вино и воскрешать мертвых, так и подавно был способен, пожелай он того, удалить дерьмо, налипшее на задницы агнцев.

Пару раз Джо пытался убрать изображение с телевизора, и вот теперь ей стало ясно почему. Да уж, будьте уверочки. У Джо, конечно, имелись высосанные из пальца оправдания. «Как-то неловко держать Иисуса на телевизоре, когда мы смотрим „Втроем веселее“ или „Ангелы Чарли“, — говорил он. — Почему бы тебе не поставить его на комод в спальне, Бекки? Или… знаешь что? Почему бы не убрать его на комод до воскресенья, а тогда можешь принести его вниз и поставить на телик, пока будешь смотреть Джимми Суоггарта, и Рекса Хамбарда, и Джерри Фолуэлла? note 1 Голову прозакладываю, Иисусу Джерри Фолуэлл нравится куда больше, чем «Ангелы Чарли».

Она отказалась.

— Когда приходит мой черед на четверговый покер, ребятам это не по вкусу, — сказал он в другой раз. — Никому не хочется, чтобы Иисус Христос смотрел на него, когда он надеется прикупить карту к флэшу или пополнить стрейт.

— Может, им не по себе, потому что они знают, что азартные игры — дело рук Дьявола, — отрезала Бекки.

Джо, хорошо игравший в покер, оскорбился.

— Значит, фен для сушки волос — это тоже дело рук Дьявола, как и кольцо с гранатом, которое тебе так нравится, — сказал он. — На какие шиши они куплены? Может, вернешь их, а деньги пожертвуешь Армии Спасения? Погоди, по-моему, чеки у меня в ящике.

После этого она согласилась, чтобы Джо поворачивал Иисуса лицом к стене на вечер одного четверга в месяц, когда его грязные на язык, дующие пиво дружки приходили к ним играть в покер… но и только.

И вот теперь ей стала ясна истинная причина, почему он хотел избавиться от этого изображения. Конечно, он с самого начала понимал, что изображение это магическое. Ну… пожалуй, более подходящее слово — «священное», а магия — это для язычников: охотников за головами и католиков и всех вроде них. Ну, да ведь в конечном счете между ними никакой разницы нет, верно? Все это время Джо наверняка чувствовал, что изображение это особое, что через него будет изобличен его грех.

Ну конечно, она должна была догадываться, что кроется за этой его озабоченностью в последнее время, должна была понимать, что есть причина, почему он по ночам больше к ней не лезет. Но, правду сказать, это было облегчением — секс ведь оказался именно таким, как ее предупреждала мать — омерзительным и грубым, иногда болезненным и всегда унизительным. И еще: она ведь иногда ощущала запах духов на его воротничке? Если так, то и этого она не желала замечать, и не замечала бы и дальше, если бы седьмого июля изображение Иисуса на «Зените» не заговорило. Теперь она поняла, что, кроме того, не замечала третьего обстоятельства: примерно тогда же, когда прекратилось лапанье и воротнички запахли духами, старик Чарли Истбрук ушел на пенсию, и на его место с фолмутской почты перевели женщину по имени Нэнси Фосс. Она догадывалась, что эта Фосс (кого Бекки теперь мысленно называла просто «Эта Шлюха») была лет на пять старше ее и Джо, то есть было ей под пятьдесят, но в свои пятьдесят она была худощава, ухоженна и привлекательна. Сама Бекки за время брака немного прибавила в весе — со ста двадцати шести фунтов до ста девяноста трех, в основном после того, как Байрон, их единственный птенчик и сын, улетел из гнезда.

Продолжать и дальше не замечать она не могла. Если Эта Шлюха на самом деле получает удовольствие от животного сексуального соития с его хрюканьем, дерганьем и заключительным выбросом липкой дряни, которая слегка попахивала рыбьим жиром, а с виду походила на дешевое средство для мытья посуды, значит, Эта Шлюха сама мало чем отличается от животного, и это, бесспорно, освобождало Бекки от неприятной обязанности, пусть исполнять ее приходилось все реже. Но когда изображение Иисуса заговорило и совершенно точно сообщило ей, что происходит, не замечать она уже больше не могла. Она понимала, что надо будет что-то сделать.