Тайны «Семи грехов» - Валерий Ильичёв

— Ты — прилежный ученик Себ. Но тебе пока не хватает масштабности и воображения. Уж я позабочусь, чтобы все пошло наперекосяк, смешалось и запуталось. Позволим себе небольшое развлечение. А сейчас после легкого пролога напрашивается небольшой антракт. Не лишне будет, выпить холодного пива. Только прими человеческий облик. Не могу же я на глазах у изумленной почтеннейшей публики в центре Арбата вести серьезную беседу с грязным неухоженным псом.

Быстро осмотревшись по сторонам, Себ юркнул в дурно пахнущую подворотню. На какое-то мгновение к аммиачной вони примешался острый запах серной кислоты. тут же в переулок, смешно семеня кривыми тонкими ножками выкатился худющий скрюченный радикулитом субъект в старомодном жилете. Цепочка от карманных часов, нервно колыхалась при ходьбе на остром выпирающем далеко вперед брюшке.

Скептически окинув взглядом, растущую клоками бороденку, Анатас с трудом подавил раздражение: «Неужели в его искаженном представлении подобная внешность привлекательна для людского взора? Или он подобным образом демонстрирует свою независимость? Не прост, ох не прост этот стажер!»

Мучимый подозрениями Анатас, сопровождаемый своим странным спутником направился в сторону легендарной московской улицы. Влившись в неторопливое движение праздношатающихся зевак, они направились в сторону Смоленской площади. Несколько раз кряду Анатас вынужден был осаживать рвущегося в дорогие рестораны Себа, придерживая его вместо ошейника за узкий хлястик старомодной жилетки.

Раздосадованный Себ жалобно хрюкал, гневно упрекая начальство с жлобстве. А Анатас угрожающе бормотал о замучивших его проверках, бесчисленных финансовых отчетах и строгой ответственности за перерасход казенных денег, отпущенных на межпланетную миссию.

Достигнув середины Арбата, спутники взошли на открытую слегка возвышающуюся над мостовой, словно эшафот, веранду. Расположившись за длинным деревянным столом, Анатас с легким презрением наблюдал как худющий субъект жадно поглощает заморское итальянское блюдо.

«И куда в него влезает столько пиццы? Иногда мне кажется, что меня сопровождает робот, специально изготовленный для переработки пищи в органические удобрения. Во всяком случае у моего ученика это пока получается лучше всего остального. Надо вернуть его в реальность и испытать на уровень сообразительности. Не зря же я получаю надбавку и премии за руководство стажерами. Интересно, как он среагирует на относительно простое заданьице»?

— А ну-ка, Себ попытайся угадать с трех раз, почему именно это горячо любимое мной место, по праву можно считать символом новейшей истории России?

— Да потому, что в подаваемой пицце все же иногда попадаются куски колбасы.

— Ты опять думаешь только о жратве. Попробуй ещё раз.

— Вон в том зоомагазинчике напротив можно бесплатно посмотреть на экзотических зверюшек. А ведь всегда приятно видеть других в клетке и потому опрометчиво ощущать себя свободным.

— Наблюдение не такое уж глупое и к тому же ответ близок к разгадке. Но не буду тебя больше мучить. Здесь на узком отрезке в двадцать метров расположены рядом военная прокуратура, зоомагазин, и дом, в котором жил сошедший с ума художник. Разве это не собранные воедино символы репрессивного аппарата, лишения свободы, и принудительных психушек?

— Ты ещё забыл упомянуть находящуюся за углом «Стену плача и славы» в честь культового певца Цоя. Разве она не свидетельствует, что истинному таланту в России нет места? И ранняя гибель — ещё не самая худшая судьба для творческой личности?

«Да я не ошибся: У меня ещё будут проблемы с проницательным и умным стажером».

Словно спохватившись, что наговорил лишнего Себ, урча, накловил неряшливо всклокоченную голову и жадно слизнул с бумажной тарелки жирные крошки съеденной пиццы. И тут же, громко икнув, жадно установился на нетронутую порцию своего спутника. Подняв вверх смуглый указательный палец с длинным давно не стриженным пальцем назидательно произнес:

— Остывшая пицца теряет свои лучшие вкусовые качества!

— Если хочешь — можешь съесть и мою порцию.

Даже не поблагодарив щедрого благодетеля, Себ начал рвать руками тесто, облепленное смесью помидоров и колбасы, и, подбрасывая вверх, ловко ловить желтыми крепкими зубами. Заметив предостерегающий взгляд Анатаса, смущенно произнес:

— Извини, слишком вжился в роль уличного пса. А все же, признай, я здорово научился на лету хватать лакомые кусочки.

— Оторвись ты, наконец, от жратвы, Себ. Посмотри лучше на всех этих людей, неторопливо прохаживающихся мимо нас, словно на подиуме.

— Зачем на них глазеть? Все скучно и серо. Они лукавят, грешат, дают волю страстям. Если их раньше испортил квартирный вопрос, то теперь больше волнуют деньги в карманах соседей и собственная безопасность.

— Да разве можно их за это осуждать? Людям в отличие от животных свойственно беспокоиться о своем здоровье.

— Ха-ха! Это меня больше всего и забавляет. Они самонадеянно ввели в оборот понятие времени и думают, что кроме настоящего есть ещё прошлое и будущее. Человек напоминает мне муху, ползающую по грандиозному художественному полотну, созданному Великим Мастером. Муха чувственно ощущает своими маленькими цепкими лапками лишь отдельные грубые мазки и думает, что место, где она только что проползла уже прошлое, а впереди её ждет будущее — такой же нелепый бесформенный мазок. И это в то время как гениальная картина начала и конца этого мира уже давно создана. Лишь избранные могут видеть и воспринимать её целиком. И то отдалившись на значительное расстояние.

— И себя ты, конечно, причисляешь к одному из посвященных в тайны мироздания? Великое заблуждение, приятель. Твои лукавые глазки тоже смотрят, а не видят. Этот мир не застывшая картина, а постоянно меняющаяся гениальная с непредсказуемым эпилогом пьеса, допускающая импровизацию актеров. Нам только остается направлять их устремления и энергию в нужном направлении — Да разве же можно успеть за каждым из этой массы расплодившихся двуногих тварей?

— Это и не нужно. Большинство людей и без понуждения играет по нашим правилам. Настоящий охотничий азарт должен просыпаться, когда человек стремится к добру и справедливости. Не к сытному обеду будь они упомянуты.

— Например, как вон тот литератор Волин со счастливой улыбкой бредущий по Арбату? В своих книгах он с завидным постоянством искренне призывает к добру и справедливости. С ним нелегко будет справиться и заставить играть нужную роль. Давай заключим пари, одержишь ли ты над ним победу.

«Ишь, как ловко Себ расставляет мне ловушку. Словно коварный претендент, метящий на мое место. Надо быть осторожнее. Но уклоняться от вызова я не буду. Этот хитрец сам попадется в приготовленный им капкан».

— Хорошо, Себ. Я согласен заключить с тобой пари на душу этого литератора. Что ставим на кон?

Ни секунды не раздумывая, Себ, изобразив на подвижном лице наивное простодушие, протянул смуглую поросшую густыми черными волосами тонкую руку: На две порции пиццы!

Анатас с демонстративной доверчивостью с размаху хлопнул своей ладонью о ладонь тайного конкурента. И довольный собой Себ, вкрадчиво поинтересовался:

— Ну и как ты это планируешь сделать?

— Сначала, подскажи мне, который час?

Себ с показной неторопливостью вытянул из жилетного кармашка за массивную цепочку луковицу часов и со звоном открыл крышку. Анатас с любопытством посмотрел на антикварное изделие: большая секундная стрелка в виде длинного копья, суетливо дергаясь, приближалась к часовой, выполненной в виде массивного топора. Лезвие топора свисало вертикально вниз, строго указывая на римскую цифру VI под которым было изображено лицо придворной красавицы фрейлины с высокой средневековой прической. Под другими цифрами красовались головы молодых и старых людей, в богатых камзолах и в нищих рубахах. И не оставалось сомнений, что они неминуемо станут жертвами копья и топора, когда настанет их черед.

«Такие часы получают по нашему ведомству лишь за особые отличия. Себ потерял осторожность или даже не считает нужным скрывать, что пришел по мою голову? Ну что же, он молод, напорист, тщеславен и хочет заполучить такой лакомый кусочек как старый Арбат со все его славной и страшной историей. Но за мной опыт и умение драться до конца. Я тоже не сразу стал здесь наместником. И легко уступить центр Москвы какому-то тщеславному выскочке я не намерен».

— Послушай, Себ. Сейчас ровно шесть часов вечера. Я утверждаю, что не успеет грозный топор пробежать даже один круг как в разных концах города совершатся новые кровавые преступления и со сцены исчезнут ещё два действующих персонажа затеянной мной пьесы. Я ясно вижу как именно в этот момент инженер Козин кладет в сумку мочалку, а студент Косов уже выходит из дома.