Фалунские рудники - Эрнст Гофман

— Берегись, Элис Фрёбом, это — царица. Еще не поздно оглянуться наверх!

Элис невольно обернул лицо кверху и увидел свет ночных звезд, достигавший к нему сквозь расселину свода. Тихий голос, исполненный безутешной печали, позвал его. То был голос его матери. Ему почудилось, что она показалась вверху на краю расселины. Но позвала его другая — юная и прелестная девушка окликнула его по имени и протянула к нему руку в узкую щель.

— Подними меня к себе наверх! — крикнул он старику. — Ведь я жилец верхнего мира, где царит ласковый небесный свет!

— Берегись, Элис Фрёбом! — молвил глухо старик. — Берегись! Будь верен царице, ты ей предался.

Но, взглянув еще раз в застывшее лицо державной жены, Элис ощутил, как все его существо, растворяясь, сливается с окружающим камнем. Обуреваемый невыразимым ужасом, он дико вскрикнул и пробудился от чудного сна, но долго еще душа его трепетала от пережитого восторга и ужаса.

— Иначе, — сказал себе Элис, кое-как собравшись с мыслями, — иначе и быть не могло, недаром мне приснился такой странный сон. Ведь старый рудокоп нарассказывал мне таких чудес о подземном мире, что у меня до сих пор голова полна этими мыслями, никогда в жизни я не испытывал ничего подобного тому, что сейчас со мной творится. — Может быть, я и теперь еще сплю. — Нет, нет! — Вернее, я просто болен. — Надо скорее выйти на вольный воздух; свежий морской ветерок меня исцелит!

Он вскочил и побежал в Клиппскую гавань, где уже опять шумел ликующий хёнснинг. Но скоро он заметил, что веселье его не трогает, что душа его не способна удержать ни одной мысли, что какие-то смутные чувства и желания, которым он и сам не мог найти названия, мятущейся толпой осаждают его душу. — С глубокой тоской он вспомнил покойницу матушку, то ему вдруг показалось, будто бы ему хочется только одного — встретить еще раз ту девчонку, которая вчера так ласково с ним заговорила. Но тут же его начинала страшить эта встреча. Как бы не вышло хуже, когда он набредет на нее в каком-нибудь переулке, а вместо нее столкнется со старым рудокопом, и почему-то он был уверен, что одно появление старика сопряжено будет со смертным ужасом. Но в то же время ему страсть как хотелось еще послушать рассказов о чудесах горняцкого промысла.

Разрываясь между всеми этими мыслями, он нечаянно взглянул на воду, и тут к нему привязалось новое наваждение, как будто бы серебристые волны вот сейчас окаменеют и превратятся в слюду, в которой без следа истаивают большие крепкие корабли, а черные тучи, которые понемногу застилали ясное небо, опустятся вниз и превратятся в каменные своды. — Прежний сон овладел Элисом, снова перед ним показался строгий лик величавой жены, и ужас необоримого влечения вновь завладел его душой.

Товарищи хорошенько встряхнули Элиса, чтобы он проснулся, и он волей-неволей поплелся за ними. Но тут какой-то голос будто начал ему нашептывать:

— На что тебе все это? — Прочь, прочь отсюда! — Фалунские рудники — вот твоя отчизна! Там перед тобою откроется все великолепие, о котором ты только мечтаешь. — Прочь отсюда, спеши в Фалун!

Три дня Элис Фрёбом шатался как неприкаянный по улицам Гётеборга; куда бы он ни шел, повсюду его преследовали образы, увиденные во сне, и неведомый голос непрестанно твердил ему свой наказ.

На четвертый день Элис очутился у ворот, от которых начинается дорога на Гефле[3]. Тут перед его глазами мелькнула и скрылась за воротами широкая спина рослого человека. Ему почудился в этом путнике старый рудокоп, и, повинуясь неодолимому стремлению, Элис поспешил следом, но так и не сумел догнать ушедшего.

Элис шел и шел, не давая себе отдыха. Он отчетливо сознавал, что находится на пути в Фалун, и это давало ему странное успокоение. Он с непреложной уверенностью знал, что веление судьбы ниспослано ему свыше через старого рудокопа, и ныне тот стал вожатым, который приведет его к месту предназначения.

Временами, когда дорога начинала плутать, впереди показывался старик, внезапно возникая у входа в ущелье, в дебрях непроходимого кустарника, среди темных скал, и, не оглядываясь, шагал, показывая путь, а затем снова исчезал, как не бывало.

И вот, наконец, после многих дней изнурительного странствия, Элис увидел вдалеке два больших озера, между которыми клубились густые пары. Дорога пошла в гору, и по мере того, как Элис взбирался по западному склону, перед ним все яснее проступали из дымного марева две-три колокольни и черные крыши домов. Исполинский старик заступил ему дорогу, указывая вытянутой рукой в ту сторону, где клубился пар, и тут же скрылся среди скал.

— Вот и Фалун! — воскликнул Элис. — Фалун — цель моего путешествия!

Так и оказалось; другие путники, которые шли следом, подтвердили его догадку, что внизу, между озерами Рюнн и Варнан, стоит город Фалун, что гора, на которую они поднялись, называется Гюффрисберг, а на ней находится обширная котловина, которая представляет собой дневную поверхность медного рудника.

Элис Фрёбом бодрым шагом двинулся вперед, но когда заглянул в колоссальный зев преисподней, кровь застыла у него в жилах, и он окаменел, увидя открывшееся его глазам зрелище ужасающего разрушения.

Как известно, устье Фалунского рудника, выходящее на дневную поверхность, представляет собой котловину длиною в 1200 футов, шириною в 600 футов и глубиною в 180 футов. Верхняя часть темно-бурых стен совершенно отвесна; начиная от середины своей высоты они становятся более пологими благодаря огромным отвалам каменных обломков и щебня. Из-под отвалов и по бокам котловины торчат кое-где могучие крепи старых шахт, сделанные в виде обыкновенных бревенчатых срубов. Все голо и лысо; ни деревца, ни травинки не пробивается среди груд битого камня; причудливыми фигурами, похожими то на гигантских окаменелых животных, то на исполинских людей, повсюду высятся зубчатые глыбы вздыбленных утесов. На дне пропасти в диком хаосе разрушения громоздятся каменья, кучи выгоревшего шлака, и вечный удушливый серный газ, клубясь, поднимается из глубин, словно от кипящих котлов адского варева, чьи испарения уничтожают в окружающей природе малейшие ростки зелени. Здесь невольно приходит на ум: уж не в этом ли месте узрел Данте ужасное видение Inferno[4] с его неутолимыми страданиями и вечными мучениями?

Заглянув в бездонную зияющую пасть, Элис вспомнил давний рассказ старого рулевого, с которым он вместе плавал на одном корабле. Однажды в бреду лихорадки тому привиделось, как море внезапно обмелело, воды его иссякли, и внизу открылась бездонная пропасть, там он увидел мерзостных гадов, обитающих в глубинах моря; извиваясь и дергаясь в безобразных содроганиях, они метались среди невиданных раковин, коралловых кустов, диковинных утесов, пока не окоченели в судорожных корчах, как их настигла смерть. Это видение, по словам рулевого, предвещало ему скорую гибель в волнах; спустя недолго его предсказание сбылось, он нечаянно сорвался с палубы в море и был безвозвратно поглощен пучиной. Вот что вспомнил Элис, когда вид пропасти напомнил ему пересохшее морское дно, а черные камни, сизо-багровые рудные шлаки показались похожими на мерзостных чудищ, которые протягивали за ним свои щупальца.

По случайному совпадению в это время как раз вылезали из шахты поднявшиеся на дневную поверхность несколько рудокопов; их темные горняцкие робы, закоптелые до черноты лица и впрямь придавали им сходство с какой-то ползучей зловещей нечистью, которая выкарабкивалась из земных недр на поверхность.

Хладный трепет пронизал Элиса, и — небывалое дело! — его, моряка, вдруг охватило головокружение, ему почудилось, будто невидимые руки затягивают его в бездну.

Зажмурившись, он отшатнулся, отбежал на несколько шагов и, лишь спустившись по склону и удалившись на порядочное расстояние от котловины, наконец-таки осмелился поднять глаза к ясному небосклону, с которого так и светило солнце, и только тогда у него прошел испуг, вызванный жутью леденящего зрелища. Он вздохнул во всю грудь и от полноты чувств воскликнул:

— О, господи, хранитель живота моего! Что значат все страхи морской пучины перед ужасом, обитающим в пустыне каменных ущелий! — Как ни свирепствуй ураган, как низко ни нависай тучи над бушующими волнами, все равно прекрасное, всемогущее солнце рано или поздно одержит победу, и перед его улыбающимся ликом смолкнет дикая свистопляска, но в подземные пещеры гор никогда не прольется свежее дыхание весны и не усладит живительным дуновением человеческую грудь. — Нет уж! Ни за что я не стану вашим товарищем, мрачные земляные черви! Никогда я не смог бы привыкнуть к вашей тоскливой жизни!

Элис решил переночевать в Фалуне, а наутро пуститься спозаранку в обратный путь, чтобы вернуться в Гётеборг.

На рыночной площади, называемой Хельсингторгом, он застал большое стечение народа.