Виа Долороза - Сергей Парфёнов

– Пять лет назад в нашей стране начались реформы… Мы поняли, что многое в нашей жизни надо менять. Поняли, что нельзя слышать только то, что хочется… Нельзя затыкать рот тем, кто видит недостатки, кто хочет изменить страну к лучшему… Нельзя постоянно давить на людей, отбивать им руки – это путь в никуда! Появились новые слова – "гласность" и "перестройка"! И мы поверили, что можем что-то изменить! Поверили тем, кто начал эти преобразования… Но сейчас реформы забуксовали! Забуксовали потому, что ограничились полумерами и консервативные силы снова перешли в наступление. Оказалось, что огромному административно-бюрократическому аппарату, той самой номенклатуре, которая привыкла сидеть на шее у советского труженика, не нужны перемены! Я сейчас приведу лишь несколько примеров и вы сами все поймете… Два года назад нам сказали, что ликвидированы 40 тысяч партийных спецпайков… Вроде бы хорошо! Но это не правда… Продукты, как распределялись в обкомах, так и продолжают распределяться – через буфеты, через столовые, в виде заказов и так далее! Партийным функционерам по-прежнему не надо искать мясо и молоко для своих детей, для них как прежде нет дефицита и цены в их буфетах гораздо ниже, чем в магазинах, тем более, чем у вас здесь на рынке… А значит опять обман! Для номенклатуры – одно, а для народа – другое! Или ещё один пример… Помните, совсем недавно нам обещали обеспечить каждую семью квартирой? Теперь нам говорят, что квартир нет, потому что на их строительство не хватает денег! Это снова обман! Деньги всегда есть на строительство жилья для той же номенклатуры, для их спецполиклиник и спецсанаториев, а страна тем временем продолжает тратить огромные средства на оборону, на глобальные космические проекты, осуществляемые только ради престижа… А в это в то время десятки миллионов людей живут ниже черты бедности! Людям иногда приходиться ждать жилья по 15-20 лет, а когда очередь подходит, оказывается, что лучшие годы уже прошли… Время, когда надо было радоваться жизни, заводить детей, ушло! Снова торжествует двойная мораль, двойной стандарт, – на словах одно, на деле другое! Сейчас нам снова говорят – делайте то, что можете, занимайтесь тем, чем хотите, "разрешено все, что не запрещено!" Но при этом не дают людям ни земли, ни орудий производства! Заявляют, что у нас свобода слова… И при этом расстреливают демонстрацию в Тбилиси! Обещают свободу выбора… И вводят войска в Литву! Нас опять стараются загнать в состояние страха! В извечный приказ "не рассуждать, а выполнять"! Так не должно больше продолжаться! Если каждый из нас не поймет, что все зависит только от нас – ничего не изменится! Поэтому я призываю всех – не ждите, пока за вас решит кто-то другой, действуйте! Центральная власть сейчас бессильна – она фактически сама себя загнала в состояние паралича. Берите власть! Берите здесь, на местах, берите столько, сколько сможете ее заглотить! Нам всем нужна другая, новая Россия! Свободная от рабской покорности и унижения! Вместе мы – огромная сила! Вместе нас не сломать, не усыпить демагогией, не испугать угрозами! Вместе мы победим!

Бельцин пружинисто выбросил вверх руку, сжатую в крепкий кулак, и громко, отскандировал:

– МЫ! ПОБЕДИМ!!!

И огромный зал, захваченный единым порывом, дружно подхватил:

– Мы победим! Мы победим!

А Бельцин, – высокий и сильный, – стоял на трибуне и, сжимая над головой кулак, продолжал скандировать вместе со всеми.

После митинга Егоров подошел к президенту России.

– Владимир Николаевич, теперь бы в баньку? В "Сосны"?… Там попаримся, поужинаем… Отдохнете с дороги…

– Давай! – воодушевлено согласился Бельцин, посверкивая блестящими от возбуждения глазами. Надев норковую шапку, добавил довольно. – Теперь можно и поужинать!

Кортеж черных машин выехал из заводского двора и направился к санаторию красноярского крайкома, расположенного на берегу скованного льдом, застывшего в зимней спячке Енисея. Проехав с десяток километров, машины въехали через охраняемые милиционером витые чугунные ворота и остановились около нескольких обшитых лиственницей двухэтажных коттеджей. Это и были "Сосны" – крайкомовский санаторий. Бельцин не слишком любил отдыхать здесь, даже будучи руководителем края. Тут он обычно принимал важных московских гостей, а отдыхающим его чаще можно было видеть в родном Бутково – селе неподалеку от Красноярска. Там он, как все, таскал ведра от колодца, рубил дрова, правил, если надо, покосившийся забор. "Надо жить так, как живет простой человек, – любил частенько говорить будущий президент. – Только так можно понять нужды людей. А если в обществе чего-то не хватает, то не хватать должно всем поровну!" И люди видели, что у "их секретаря" слова не расходятся с делом…

Теперь оглядывая почти не изменившуюся территорию санатория, Бельцин обернул лицо к Егорову:

– То, что порядок поддерживаешь – молодец! А это что ещё такое? – он кивнул на незнакомое ангароподобное строение в глубине территории. Егоров смутился – ответил невпопад:

– Да вот… Зал для боуллинга соорудил… Миникегельбан… Хорошо руку развивает, глазомер… Стресс опять же помогает снять.

– Ты б лучше крытый корт построил, – проворчал Бельцин. – Чтобы, понимаешь, можно было в теннис или в волейбол поиграть!

Егоров втянул голову в плечи и постарался сменить тему:

– Владимир Николаевич, может сначала слегка перекусим, а потом в баню?

Бельцин скосил на него взгляд и у Егорова от этого взгляда пробежал неприятный холодок по спине.

– Кто ж в баню на сытый желудок ходит? Ты что, Степан Алексеевич? Нет, сначала в баню, потом за стол!

И они направились по расчищенной от снега асфальтовой дорожке, обильно уставленной по бокам фонарями, к одноэтажному зданию, стоящему на самом берегу Енисея. Баня была большая, – с длинным, мраморным бассейном, с застекленными матовым импортным стеклом душевыми и с блестящим хромом и кожей баром… Бельцин быстро разделся и вошел в помещение парилки. Зайдя, плеснул на раскаленные камни из стоящей в углу резного ковша раствором эвкалипта и с удовольствием забрался на широкий полок. По парилке волнами пошел густой ароматный чад.

Следом в парилку зашёл Егоров, посмотрел на градусник – термометр показывал 105 градусов (это при паре-то!), – но ничего не сказал, уселся рядом с Бельциным, поджал под себя бледные волосатые ноги. За Егоровым потянулись остальные сопровождающие, согласно иерархии… Через несколько минут на голых телах парящихся появились крупные капли пота, кожа раскраснелась и стала темно-розового цвета.

Бельцин спустился с полка, подошел к распаренным в пиве сосновым веникам и, выбрав себе попушистее, начал охаживать им себя по бокам и по спине…

– Давайте, Владимир Николаевич, я вас, как в старые времена пропарю, – предложил ему Егоров.

– Давай, Алексеич!

Бельцин опять забрался на полок и растянулся во весь свой статный, почти двухметровый рост. Егоров взял веник и начал шлепать Бельцина по спине, ногам и ягодицам. Бельцин после каждого удара удовлетворенно кряхтел, – веник оставлял на его теле густые бурые пятна.

– Ну все! – наконец обессилено выдохнул Егоров, вытирая рукой обильно струящийся со лба пот. – То, что надо!

Бельцин тяжело поднялся, вышел через боковую дверь бани и оказался на берегу Енисея. У кромки берега во льду зияла недавно прорубленная широкая, черная полынья. За президентом из бани тут же появился начальник президентской охраны Кожухов. Разбрызгивая сильным, рослым телом фонтаны брызг, Бельцин нырнул в обжигающе холодную воду и мощно поплыл брассом, делая широкие гребки. Следом в студеную воду спустился Кожухов, поплыл осторожно. Прошло несколько секунд, а Бельцин все плавал и было не похоже, чтобы он собирался возвращаться в теплую негу парилки. Видя, что шеф и дальше готов продолжать купание, к нему подплыл Кожухов и прерывистым от холода голосом выдохнул:

– Владимир Николаевич! Поплыли обратно… Вам-то уж наверное все равно… А я ещё хочу детей иметь…

Бельцин ожег его рассерженным, выпученным глазом, недовольно фыркнул, но повернул к берегу. Выйдя из воды, зачерпнул большую пригоршню снега, обстоятельно растер себе грудь, живот, плечи, и только затем вернулся в баню.

Когда они с Кожуховым ввалились в парилку, – оба красные, ошпаренные едким морозцем, Егоров завистливо посмотрел на рослую фигуру Бельцина.

"Медведь! – подумал он. – Черт его знает, что будет с Михайловым, а этот… Этот прет как танк! Энергия из него фонтаном, сил немерянно, подомнет, кого хочешь. Надо будет его держаться… В случае чего припомнит, что мы с ним пуд соли съели… Ну, а если Михась его сковырнёт – ну, тут ж, извините … Все-таки не простой бывший начальник приезжал, – президент России… Всенародно избранный… Так, что – черт не выдаст, свинья не съест! А там посмотрим…"