Виа Долороза - Сергей Парфёнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"И здесь все разваливается!" – подумал про себя Крюков. – "Довели страну со своей перестройкой!"
Когда он подошел к кабинету Михайлова в коридор навстречу ему из кабинета вышел руководитель Госплана Валентин Маслов.
– Привет, Валентин Иванович! – поздоровался с ним Крюков, а потом сердито спросил. – У нас, что, осталось еще что планировать?
– А… Не спрашивайте, Виктор Александрович! – руководитель Госплана безнадежно махнул рукой. – Мы планируем одно, республики – другое, в итоге получается третье… Госзаказ срывается, предприятия останавливаются…
– Полный бардак в общем! – подытожил Крюков.
– Да ведь дошли до того, – продолжал пожаловаться Маслов, – что всю валюту отдали республикам! Так они вместо того, чтобы сырье и оборудование для заводов закупать, тратят все это на закупку продовольствия. И это в лучшем случае! А… Да что там говорить! Ведь даже не на республиканском уровне, на местном идет полная вакханалия. Раньше, когда все руководство шло через обкомы и райкомы, попробовал бы кто-нибудь сорвать план или пустить продукцию налево. Из партии – коленом под зад и волчий билет на всю жизнь… Это как минимум! А теперь запросто… Кому и зачем теперь нужен этот партбилет?
– Нет власти – нет и контроля! – Крюков угрюмо мотнул головой и со злости чуть не сплюнул на скрипучий кремлевский пол. – Вот и итог! Власть в стране всегда держалась на трех китах…. На партии, Госплане и КГБ! Партию низвели до уровня профсоюза, Госплан задвинули… Но ведь КГБ не Госплан, его так просто не задвинешь, – и он пристально посмотрел на Маслова.
– Да уж… Это уж точно! – Маслов, услышав слово "власть", засуетился, постарался поскорее замять разговор и прошмыгнуть мимо Крюкова.
– Побегу, Виктор Александрович… – сказал он. – Тут ещё кое-какие дела доделать надо…
– Ну-ну… Беги, беги! – Крюков мрачно посмотрел ему вслед и вошел в приемную Михайлова. При его появлении адъютант в приемной важно поднялся из-за стола и хорошо поставленным голосом произнес:
– Виктор Александрович, товарищ Президент вас ждет…
"Товарищ Президент!" – усмехнулся про себя Крюков. – "Ну и сочетанице! Почти как Вася Ротшильд! С голым задом, зато при бабочке!"
Тут он заметил неприкаянно сидевшего на диване начальника 9-го управления КГБ генерала Плешакова, чье управление в КГБ ведало охранной президента и других высших государственных лиц и спросил с нотками ещё неостывшей, плещущейся в голосе неприязни:
– А ты, что тут делаешь?
– Вызвали, – Плешаков лишь обреченно развел руками.
– Завтра с утра зайди ко мне! – буркнул Крюков, открыл дверь и вошел в просторный президентский кабинет.
Михайлов сидел за столом и что-то чиркал красным фломастером на разложенных перед ним документах. Увидев остановившего в дверях Крюкова, он оторвался от своего занятия и отложил фломастер в сторону.
– Здравствуйте, Виктор Александрович… Что там у вас? – спросил он.
Крюков раскрыл папку с донесениями, которую держал подмышкой, и, вытащив оттуда отпечатанный листок, подошел к столу.
– Это донесение от нашего агента! Позавчера ЦРУ обсуждало новую концепцию работы в Советском Союзе… – сказал он и выложил листок на стол перед Михайловым. Михайлов, поправив очки в тонкой, золотой оправе, взял листок в руки и принялся читать. По мере того, как он вникал в текст, родимое пятно у него на голове темнело, наливалось густым и ярким багрянцем.
"Доходит!" – злорадно подумал Крюков.
– Вот так, Алексей Сергеевич! Не нужен оказывается нашим заморским друзьям сильный Советский Союз! – последнюю фразу он произнес с явной издевкой.
Михайлов отложил листок в сторону, пригладил у себя редкие волосы под макушкой, а затем вскинул взгляд на Крюкова.
– Это всё? – на лице у него застыло привычное невозмутимое выражение. – Мало, Виктор Александрович… Мало! Очень мало! Тут лишь общие фразы, а нам нужен точный и полный план их работы в Советском Союзе. С конкретными фамилиями, мероприятиями и так далее… Вы, конечно, правильно сделали, что поставили меня в известность… Работа у вас архиважная… Но мне нужны более определенные сведения. Когда у вас появятся более конкретные данные?
Крюков упрямо наклонил голову и сердито посмотрел на Михайлова из-под насупленных бровей.
– Нам для того, чтобы появлялись более конкретные сведения, Алексей Сергеич, деньги нужны! – произнес он глухим, недовольным голосом. – Не подачки, а деньги! Большие деньги! А нам бюджет урезают в полтора раза! Сейчас ведь вербовать кого-то по идейным соображениям трудно, – веру в коммунистические идеалы мы благополучно разрушили… – Крюков глянул Михайлову прямо в глаза. – А работы прибавилось! Надо срочно работать здесь, в Союзе, в республиках… Пока еще не поздно! А денег на новые штаты и оперативную работу не дают! А Америка, между прочим, свои операции в Советском Союзе не прекратила и закон 59-го года "О порабощенных народах" у себя отменять не собирается! Зато мы им по первому их требованию наше спецподразделение "С" расформировали… Кушайте на здоровье, господа хорошие, мы теперь такие открытые, – у нас перестройка!
Михайлов безропотно проглотил едкий сарказм в словах Председателя КГБ и лишь обиженно поджал бледные губы. Сказанное Крюковым было правдой. Спецподразделение "С" было самым секретным и, пожалуй, самым элитным подразделением КГБ… Это была гордость и интеллектуальный актив Комитета, – там работали не просто специалисты, а специалисты экстракласса. В их задачу входил экспорт революций в другие страны, финансовые махинации на крупнейших фондовых биржах мира, международные и политические аферы… Не случайно одним только своим названием эта группа наводила тихий ужас на американцев. Поэтому было совсем неудивительно, что прагматичные янки одним из условий потепления американо-советских отношений поставили задачу упразднение именно этого подразделения.
– Хорошо, Виктор Александрович, мы подумаем на счет денег, – произнес наконец Михайлов. – Как только, станут известны более точные данные по этой акции ЦРУ, сразу же докладывайте мне… У вас что-нибудь ещё?
– Нет, – Крюков вытянулся, понимая, что разговор окончен.
– Тогда всего доброго… А на счет денег – постараемся найти… Представьте смету по статьям расходов, – думаю, попробуем что-то сделать…
Крюков дерганым, негнущимся шагом подошел к президентскому месту, и без разрешения, взял, точно слизнул, со стола листок с донесением.
– Этот оригинал пойдет в оперативные документы! – сухо произнес он и вышел из президентского кабинета.
Когда за Крюковым закрылась дверь, Михайлов встал и подошел к окну. За окном в вечерних сумерках мутно поблескивали купола Успенского собора. Золоченый крест на большом куполе рельефно выделялся на фоне пасмурного московского неба. За ним алым, кровавым цветом светили рубиновые звезды на кремлевских башнях. Михайлов глубоко вздохнул.
"Вот так!" – подумал он с тоскою. – "Запугали весь мир за семьдесят лет, никто теперь верить не хочет – шарахаются как черт от ладана… Ну так ещё бы! Боятся бородатого мужика с ядерной дубинкой. Черт его теперь знает, что этот сибирский медведь придумает – уж лучше его держать на коротком поводке. На всякий случай! Порочное мышление, но ведь его быстро не изменишь… Боятся они там у себя на Западе! Боятся коммунизма! А сами уже забыли как насаждалось христианство в Новом Свете, забыли ужасы инквизиции, костры с еретиками… Джордано Бруно, Галлилея… Все эти дыбы, испанские сапоги, охоту на ведьм! Они так хвалят своего бога, забывая, что христианство тоже прошло свой тернистый путь. Путь крови и заблуждений… Они готовы простить и папское распутство в средние века, и папские индульгенции, покупавшиеся на ворованные деньги… Они так чтят свои реликвии разбросанные по всему миру, но только разве не с именем господним творились самые ужасные вещи на земле? Разве не в каждой стране можно поставить памятник жертвам христианства? Или не с крестом в одной руке и мечом в другой насаждалось оно по всему свету? Однако никто из них не откажется сегодня от их бога! Так почему же они отказывают нам в вере в светлый символ будущего совершенного общества? Разве по сути идеалы коммунизма и христианства различны? Или христианские заповеди и принципы коммунизма не тождественны в своем изначальном смысле? По сути они ведь одинаковы! "Не укради, не убий, возлюби ближнего своего"… Это ведь можно вписать прямо на первой странице кодекса строителей коммунизма! Значит проблема не в принципах, а в исполнении! Но христианство прошло свой путь в две тысячи лет и то лишь в двадцатом столетии признало, что земля круглая, а коммунизму – всего-то сто пятьдесят, да и тех неполных! Только в отличии от христианства никто не провозглашал идеи коммунизма незыблемыми, как каноны христианства! И Маркс, и Ленин, и Сталин, – все они утверждали, что коммунизм не догма, а теория в развитии! Поэтому мы сейчас в пути, в поисках, пусть в мучительных, с со страшными ошибками, но мы их признаем, мы движемся вперед! И если бог есть, то кто с уверенностью может сказать, что он от нас хочет? Как мы можем судить об этом? Только с точки зрения собственного бытия? Но это лишь человеческое бытие, человеческое сознание. А разве бог или высший разум обладает тем же уровнем интеллекта? Почему же мы столь категоричны? Почему же они там у себя на Западе не понимают, что не нужен нам уже экспорт революций, что выросли мы уже из латаных портков дикого, оголтелого коммунизма… Нам сейчас нужно обновляться! Нам сейчас нужны высокие технологии, кредиты на структурную перестройку, новые предприятия!"