Желтое облако - Василий Ванюшин

Но годы шли, сглаживая остроту переживаний. Инга мало видела Анну Симоновну: несчастная мать, пережив потрясение, редко выходила из квартиры. Однажды — это было когда Инга заканчивала среднюю школу, — они столкнулись на лестничной площадке. Анна Симоновна долго с удивлением смотрела на нее.

— Какая ты стала красавица! — сказала Анна Симоновна со вздохом, и снова Инга почувствовала себя в чем-то виноватой…

Перед отъездом в университет Инга разбирала свои вещи и нечаянно задела филина. Он упал, раскололся на черепки. Звякнули и раскатились в разные стороны монеты, Инга не обратила на них внимания. Она увидела сложенную вчетверо маленькую бумажку. Развернула ее и прочитала:

«Маленькая Инга, дружок мой!

Когда тебе исполнится восемнадцать лет и ты в день рождения разобьешь эту глиняную птицу, меня дома может не оказаться. К тому времени я полечу уже не на Луну, а куда-нибудь подальше и на много лет. Я знаю, какой ты будешь тогда. Мне очень захочется увидеть тебя, и ты верь, всегда верь, что я вернусь.

Николай Стебельков».

Записка была незаметно опущена в тот день, когда Николай заходил прощаться, — на ней стояла дата. Инга не отмечала свое восемнадцатилетие и не думала о филине. Сейчас она вспомнила, как будучи подростком не хотела верить в гибель Стебелькова, но как ей теперь, уже взрослой, когда прошло четыре года и Стебелькову поставлен памятник, отнестись к этой записке? Может быть, только ей одной он и написал: «Верь, всегда верь»? Можно ли сказать себе: «Не верю»? Ведь была дружба, она обязывает верить всегда.

В университете она избрала своей специальностью метеоритику. Метеориты — единственные вещества космического происхождения, попадающие на землю, они несут с собой много загадок, их надо уметь читать и думать, думать…

Инга отыскала старые газеты и журналы. В них были напечатаны сообщения Комитета космонавтики, помещены фотографии Стебелькова, статьи специалистов. Много тогда писалось и о Дине Руисе: «Цель полета Руиса — установить рекорд», «Дин Руис летит один — больше комфорта, меньше научного груза», «Руис застраховал свою жизнь в миллион долларов», «Руис обещает разыскать следы русского космонавта», «Руис водрузил государственный флаг на Луне».

В газетах не было официального правительственного сообщения о гибели Стебелькова. Последующие поиски в архивах показали, что Комитет космонавтики не утверждал этого факта. Значит, у него не было достоверных данных. И тогда-то утвердилось обнадеживающее сомнение…

Инга Михайловна смотрела на памятник и думала: «Семнадцать лет прошло, а я все еще надеюсь. Анна Симоновна умерла с надеждой и верой, что сын ее не погиб. Осталась я — единственный человек, который приходит сюда с пустыми руками. Ведь только на могилу и к подножию памятника кладут цветы».

Она посмотрела еще раз на прорисованные золотом букеты и повернулась, чтобы идти — пора собираться в дорогу. И задержалась. Среди экскурсантов возник оживленный разговор, часто повторялось: «Руис, Руис».

По узкой дорожке к памятнику шел высокий старик с непокрытой головой, он тоже нес цветы. Этому человеку было не менее семидесяти лет, но у него еще что-то оставалось от военной выправки. Подбородок был гордо поднят, губы сжаты, брови опущены. Белые, как иней, короткие волосы расчесаны на пробор. Его сопровождала группа молодых людей, среди них были фотографы.

— Это Пат Руис, отец Дина Руиса, — услышала Инга Михайловна.

— Бывший генерал.

— Бывший миллионер.

— Бывший президент «Атлантик-компани».

Пат Руис подошел к постаменту и бережно положил цветы. Фотографы щелкнули аппаратами. Руису подали в руки черную чашечку микрофона.

Кто бы ни был этот бывший, но он потерял сына. Дин Руис после неудачного полета Стебелькова решился на героический подвиг. Он хотел помочь русскому и погиб. Отец такого сына заслуживал почтительного уважения.

— Дорогие мои соотечественники, я надеюсь, вы слышите мой голос, — скорбно заговорил Пат Руис, не поднимая глаз. Солнце кропило его седую голову золотыми брызгами лучей. — Я приехал в великую страну и сейчас стою перед памятником немеркнущей славы. Преклоняюсь перед именем того, кто погиб далеко от Земли, но оставил память о себе здесь.

Он вскинул голову и опустил дрожащие веки; лицо покрылось горькими морщинками. Экскурсанты слушали его молча, с почтительностью людей, которым еще не довелось совершить никакого подвига, достойного славы.

— В свое время я шел неправильной дорогой, но я стряхнул с себя все старое, — продолжал Руис жестким голосом. — Новое правительство моей страны простило мне ошибки. Я переродился духовно и рад, что вижу над землей мирное небо. Ныне народы не разделяет вражда. Это я чувствую сам, потому что меня встретили здесь по-братски. Спасибо вам, советские люди!

И снова его голос обрел скорбный оттенок.

— Сейчас, когда я стою перед этим памятником, мысли о смерти невольно тревожат мою душу. Но мне не страшно умереть. Мне было бы совсем не страшно умереть, и я посчитал бы, что выполнил до конца свой земной долг, если бы увидел на этом памятнике рядом с славным русским именем имя и своего сына. Он заслужил этого. В моей стране тоже будет воздвигнут такой памятник, и на нем напишут два имени. Да, я могу гордиться своим сыном, он видел дальше меня и совершил свой подвиг во имя науки, во имя мира. Он — и ваша гордость, дорогие советские люди.

Руис кончил говорить, и корреспонденты стали задавать вопросы. Он отвечал кратко.

— Из Советского Союза вы вернетесь на родину?

— Да, только не сразу. Сейчас я еду лечиться, мне нужен альпийский воздух.

— Почему непременно альпийский?

Руис нахмурился. Видно, ему не хотелось слышать вопросов, не связанных с его выступлением перед этим памятником.

— Там у меня знакомые врачи.

Он отдал микрофон, поклонился подножию памятника и пошел по аллее, величественный и строгий.

Корреспонденты оживленной толпой двинулись к выходу из парка. Они громко говорили.

— Вы, Лео, напрасно донимали старика неуместными вопросами.

— Нисколько. О Руисе я должен знать больше, чем вы. На то у меня есть моральное право. Мне известно, к какому врачу поедет Руис. Он едет к Шкубину. А Шкубин…

Инга посмотрела на часы и заторопилась домой: пора было собираться на аэродром.

3

В швейцарский курортный город Инга Михайловна приехала утром и остановилась в отеле «Эдельвейс». Она позвонила профессору Дольцу и спустя час уже подходила к узкому двухэтажному домику с крутой черепичной крышей. От дома навстречу ей шел высокий мужчина лет тридцати. Лицо его показалось знакомым Инге: совсем недавно она видела этого человека с пышной шапкой кудрей на голове. Поравнявшись, мужчина внимательно посмотрел на нее. Инга прошла мимо.

У профессора Дольца, известного швейцарского астронома, она пробыла недолго. И когда вышла, кучерявый стоял на прежнем месте и крутил на указательном пальце белую цепочку, вероятно, с ключом от машины.

— Вы Лео Киджи? — спросила Инга Михайловна.

— К вашим услугам, — курчавая голова отвесила поклон. — Здравствуйте! Когда вы звонили профессору, я сидел в его кабинете. Он предложил… Впрочем, я сам навязался к вам в помощники.

Профессор Дольц сказал, что он послал всех своих сотрудников на поиски метеорита. Дольц настойчиво рекомендовал «фройляйн» хорошо знакомого, честного корреспондента, любителя астрономии Лео Киджи — он только что приехал и взял машину напрокат. О, это порядочный человек, хорошо знающий всю местность вокруг, и он, Дольц, будет спокоен за «фройляйн» и очень доволен, что честно выполнит просьбу своего друга профессора Новосельского. Инга вынуждена была согласиться.

— Уважаемая Инга Михайловна, что же мы стоим? — сказал Киджи, поигрывая цепочкой.

— Отбросьте первое слово. Называйте впредь меня просто по имени и отчеству.

— Пожалуйста. А меня называйте просто Лео.

— Договорились.

Машина стояла за цветочной оградой. Они сели рядом. Киджи взялся за руль.

— Куда?

Карасаева развернула карту.

— Вот! — она показала маршрут на север от гор, по желтому плато к зеленой долине реки.

— А сотрудники профессора отправились в горы, — сообщил Киджи.

Работать вместе нельзя без доверия друг к другу, и ей первой следовало проявить эту доверчивость.

Инга провела пальцем по белой кромке карты — там наспех были сделаны крохотные чертежи и нанесены колонки цифр.

— Видите? Это мои расчеты. Предположим, что от болида, который сверкнул молнией высоко в небе, отломился кусочек, тогда он должен был лететь в том же направлении и скорее всего сгорел бы так же, как болид. Зачем нам ехать в горы? Там работают сотрудники профессора Дольца — сил достаточно и без нас. Но не только по этой причине мы поедем на север. Есть другое предположение: этот кусочек — не однородный материал, вкрапленный в болид, он, должно быть, очень легкий, поэтому и путь метеорита к земле иной. Известны направление и скорость ветра в тот день и час. По расчетам получается, что метеорит долетел вот досюда, — Инга Михайловна ногтем мизинца показала на зеленую пойму реки. — Но он не упал.