Технология власти - Абдурахман Авторханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, Кавказ — родина орлов, — не без гордости ответил я. — Но на Кавказе, кажется, ишаки тоже водятся, заметил мой друг.
Раздался звонок. Мы двинулись в зал. Перед Сталиным лежала кучка бумажек. Он разбил вопросы на три группы: "принципиальные", "технические" и "вопросы не по существу" (к последней категории большевики всегда относили вопросы, на которые почему-либо считали невыгодным или неудобным отвечать). Сталин сказал, что он ответит на вопросы первых двух групп, а вопросы третьей группы отводит, как не относящиеся к делу. Но собрание больше всего занимали именно эти вопросы "не по существу". Все вопросы Сталин вынужден был огласить.
Я сейчас весьма смутно помню содержание этих вопросов. Помню хорошо только то, что спор шел вокруг основной проблемы доклада: что такое колхозы и как Сталин мыслит себе их создание? В одной из записок спрашивали Сталина приблизительно так:
"Если крестьяне откажутся добровольно признать Ваш план коллективизации, то стоите ли Вы на точке зрения насильственной коллективизации?"
Сталин на это отвечал формулой Ленина:
— "Диктатура пролетариата есть неограниченная власть, основанная на насилии".
— Значит, долой нэп и назад к "военному коммунизму"? — крикнул кто-то в зале.
Сталин не ответил на реплику.
Другая записка, но уже анонимная, спрашивала:
"Ленин говорил, что мы ввели нэп всерьез и надолго и требовал "архимедленности и архиосторожности" в отношении кооперирования крестьянства, а Вы требуете форсирования темпа коллективизации. Кто из вас прав: Ленин или Вы?"
На это Сталин ответил резко и закончил свой ответ грубым выпадом:
— Ленинизм — не Библия, а диалектика. Постоянной величиной в нашей политике является собственно наша стратегия — борьба за коммунизм. Тактику мы меняли и будем менять даже радикально, когда это диктуется интересами стратегии. Если автор записки этой аксиомы не понимает, то рекомендую ему покинуть ИКП, чтобы начать свою профессорскую карьеру с азов ленинизма в совпартшколе.
Автором записки был Сорокин.
Из вопросов "не по существу" помню два: автор одного из них просил Сталина рассказать содержание предсмертного письма троцкиста Иоффе, покончившего само-убийством, а другой аноним просил разъяснить ему, "почему органам ОГПУ, вопреки указаниям Ленина, разрешено создать свою агентурную сеть и в рядах партии?" Оба эти вопроса, конечно, остались без ответа.
Беседа закончилась. Сидевшие в первом ряду приподнялись. Хозяин собрания, Михаил Николаевич, видимо, весьма довольный благополучным исходом собрания, с добродушной улыбкой ученого патриарха, тепло и запросто пожал руку Сталину. Потом обратился к собранию:
— Друзья мои, поблагодарим Иосифа Виссарионовича за интересный доклад, а наших дорогих гостей, членов Центрального Комитета, — за визит.
Сидящие в президиуме Молотов, Угланов, партийный "Фукидид" Емельян Ярославский, всегда сосредоточенный и несколько сухой, редактор правительственных "Известий" Скворцов-Степанов начали аплодировать, что было подхвачено первым рядом сталинских сторонников — Поспеловым, Адоратским, Савельевым, Стецким, Криницким, — и поддержано всеми нами в зале. В зале аплодировали из вежливости, в первых рядах — по убеждению, в президиуме — из коллегиальности. Бесподобен был Орлов: когда уже умолк весь зал, он все еще продолжал аплодировать, покраснев от натуги…
Сталинская свита ринулась к хозяину. Одни восхищались глубиной доклада, другие возмущались вопросами "не по существу". Сталин учтиво улыбался, но в прения не вступал.
Чуть в стороне стоял с Покровским Молотов и силился ему что-то доказать; тут я впервые узнал, что Молотов слегка заикается. В ответ на какую-то просьбу Михаила Николаевича Молотов обратился к Сталину с вопросом. Вопроса я не слышал, но видел, как Сталин повернулся в сторону Покровского и одобрительно кивнул головой. Ректор обратился в зал:
— Членов бюро партийной ячейки ИКП прошу ко мне!
Сорокина подозвал сам Сталин. Он знал его еще по гражданской войне и по работе в Секретариате ЦК. Они поздоровались и Сталин по-отечески хлопал по плечу того, кого он еще несколько минут тому назад, сам об этом не зная, уничтожил своим убийственным ответом. Когда начали собираться тузы Института вокруг членов ЦК, Сорокин попрощался со Сталиным и отошел.
Началось представление. Задыхаясь от старческой астмы и усердствуя в характеристике "борцов парада", Покровский начал аттестацию:
Экономист Орлов! Секретарь партячейки ИКП.
Высокий, тощий, с повадками артиста и лицом пьяницы, наш местный вождь быстро подскочил к Сталину и, не подождав, первый протянул ему руку. Сталин, пожав ее, хотел уже подать руку следующему, но Орлов все еще не выпускал его руки.
Философ Юдин! Секретарь партячейки философского отделения.
Это было первое знакомство Сталина с будущим его теоретиком.
— Философ Константинов! Член бюро ячейки ИКП.
— Литератор и историк Щербаков! Член бюро ячейки…
Литературная деятельность этого человека заключалась в обильном писании секретных сводок по институтским делам в ЦК, за что он дослужился впоследствии до сана члена Политбюро. Сам он на собраниях никогда не выступал.
— Историк Панкратова! Выпускница ИКП и ассистентка по кафедре русской истории.
Сталин хотел с нею разговориться, но она, "буржуазная либералка", как мы ее называли, худая и щупленькая, совсем растаяла. Впоследствии эта "буржуазная либералка" через ряд побед и поражений, разоблачений и самобичеваний (я еще не видел никого, кто бы так талантливо бичевал самого себя, как она) добралась до сталинского ареопага: она — член ЦК КПСС.
— Философ Митин!
Невзрачный, худой, с чахоточным лицом Митин по пояс согнулся перед Сталиным, как придворный слуга перед грозным владыкой. Сейчас он тоже член ЦК.
Стэн, Карев, Мехлис поздоровались сами, как старые знакомые.
Парад кончился.
Пока мы возились у вешалки, Сталин вышел со свитой, и караван лимузинов тронулся по Садовому кольцу.
Я вспомнил о Дедодубе. С какой важностью, как стоически стоял он на своем посту!
Ну как, дед? Видел царя? — спросил его Сорокин. — Калиныча не было, я его знаю лично, — разочарованно сказал дед.
Но ведь Сталин — тоже царь, — настаивал на своем Сорокин.
Может, он и царь, но не Калиныч, — сухо ответил Дед.
II. "ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ ШТАБ" ЦК ВКП(б)
Институт красной профессуры по своей учебно-исследовательской программе был первой советской аспирантурой по подготовке будущих красных профессоров — преподавателей университетов и социально-экономических высших учебных заведений. Создан он был по инициативе первого марксистского историка, члена Академии наук СССР при Сталине — Михаила Николаевича Покровского.
Покровский определился как марксистский историк еще задолго до революции. Приват-доцент Московского университета, он выступил с самого начала как представитель марксистского мировоззрения в русской исторической науке. Его основной труд — "Русская история с древнейших времен" (четыре тома) — вышел еще до революции. В этой работе Покровский радикально разошелся со всеми существующими историческими школами в оценке исторического процесса. По своей методологии он был представителем своеобразно понятого им исторического материализма (противники слева считают его материализм "экономическим материализмом"). В анализе исторических событий Покровский стал на классовую точку зрения.
После революции Покровский, заняв пост заместителя наркома просвещения (Покровский был членом партии большевиков с 1905 г.), становится и шефом научных учреждений, руководя при Наркомпросе Государственным Ученым Советом. Разумеется, он признавался одновременно и официальным главой советской исторической науки. Но сторонниками этой науки из советских специалистов в Советской России, кроме самого Покровского, были только одиночки-историки из числа членов партии. Представители старых русских исторических школ не признавали ни авторитета Покровского, ни его исторической концепции. Собственно, поэтому пришлось упразднить на время вообще историческую науку в России (закрытие исторических факультетов в университетах, изъятие преподавания исторической науки из средних школ и замена ее другой дисциплиной, так называемым "обществоведением и т. д.).
Это поставило перед советской властью первоочередную задачу: подготовку собственных научных кадров не только в области истории, но и для других общественных наук. Этой цели должны были служить организованные — по инициативе того же Покровского — новые учреждения: Коммунистическая академия, Институт красной профессуры, РАНИИОН и коммунистические университеты.
Вкратце, но весьма ярко, свою новую историческую концепцию Покровский изложил в однотомной работе "Русская история в самом сжатом очерке", которая выдержала с 1921 по 1931 год десять изданий.