Загадка Бомарше - Владимир Гурвич

Так и не решив вопрос, Феоктистов вышел из церкви. Больше блуждать по городу не хотелось, он видел достаточно, чтобы окончательно осознать, что совершил ошибку со своим приездом сюда. Поставили бы пьесу и без драматурга; когда он покинет сей мир, кто будет приезжать от его имени? Хотя большая вероятность, что после его смерти его творения тоже умрут. О них забудут, как о потерянном носовом платке.

Настроение окончательно испортилось, он зашел в магазин, купил бутылку водки. И сейчас, оказавшись в номере, его охватило непреодолимое желание поскорей напиться и тем самым забыться. Феоктистов плюхнулся в кресло, достал из портфеля свою покупку. Затем огляделся в поисках стакана. Но нигде его не обнаружил.

– Что за паршивая гостиница, даже стакана нет, – раздраженно буркнул он. – Что я должен из горла хлестать эту гадость? Город дрянь, театрик дрянь, актеришки дрянь. Повсюду одна дрянь. Кормят тоже дрянь. – Это было не правдой, поел в кафе он хорошо, но сказать иначе в силу набранной отрицательной инерции он уже не мог. – Феоктистов откупорил бутылку и прямо из горлышка сделал большой глоток. – А вот водка не дрянь, водка мерзость. А это хуже, чем дрянь, Или дрянь, хуже, чем мерзость. Никак не разберу. И зачем я только сюда приехал. В этом нет никакого смысла, – пошло его сознание по второму кругу. – Ну, поставят эти идиоты мою пьесу, кто об этом узнает? Надо завтра же и смываться. Ну, их к чертовой матери. В городе, где такая мерзкая водка, нормальному человеку нечего делать. Итак, решено, уезжаю. Узнать только надо, когда поезд?

Феоктистов хотел уже звонить на вокзал, когда раздался стук в дверь. Кого там еще принесло? – недовольно подумал он.

– Входите! – громко и раздраженно крикнул он.

Дверь отворилась, и в номер вошла Аркашова. Феоктистов пристально посмотрел на нее. Лицо было знакомое, но где он ее видел, не помнил.

– Я вас где-то видел, – произнес он. – Да вы же артисточка, – внезапно вспомнил Феоктистов. – Та, что ко мне приставала. Хотите продолжить?

– Извините, за вторжение, но я потеряла кошелек. А там последние деньги.

– Вы думаете, что это я украл?

– Я везде искала. Вы – последняя надежда. До зарплаты еще больше недели, а у меня больше денег нет.

– Вы хотите проверить мои карманы, нет ли у меня вашего кошелька? – Феоктистов демонстративно вывернул карманы. – Как видите, кошелька нет. Так что можете уходить. Я хочу побыть один. У меня великая тоска.

Взгляд Аркашовой уперся в стоящую на столе бутылку.

– Кошелек мог куда-нибудь закатиться, можно я поищу.

– И много было там денег?

– Нет, всего 300 рублей.

– Ищите, где хотите. Даже в унитазе, – сделал широкий жест Феоктистов.

– Спасибо, вы очень добры.

Поиски продолжались минут двадцать, но не принесли никаких позитивных результатов. Грустно вздохнув, она посмотрела на Феоктистова.

– Извините, но видно я потеряла кошелек в другом месте. Я пойду. Спокойной ночи.

Аркашова направилась к двери.

– Постойте! – остановил ее Феоктистов. – Вы сказали, что это у вас последние деньги.

Аркашова, не дойдя до двери несколько шагов, остановилась и посмотрела на Феоктистова.

– Да. Но вы не беспокойтесь, я выкручусь. Я привыкла, что у меня деньги кончаются задолго до дня зарплаты. В этот раз закончатся на несколько дней раньше. Только и всего.

– А как же вы живете? Что едите?

– О, этим все в порядке, у меня целый погреб забит картошкой. У меня свой огород, мои урожаи считаются в городе самыми высокими. Ко мне даже приходят учиться, как выращивать картофель. Но у них все равно почему-то так не получается. До свидания.

– Да подождите вы. А почему у них так не получается?

– Не знаю. Просто не получается.

– Вы что знаете секреты?

– Я ж сказала: не знаю.

– Но неужели вы будете есть одну картошку?

– Но почему одну, у меня есть немного сала.

– И все?

– И все.

– И вам нравится такая жизнь?

– В общем, да.

– Ничего не понимаю. Это же кошмар, целую неделю жрать одну картошку. Лучше уж удавиться.

– Не лучше. Лучше есть картошку.

– Вы странная женщина. Может вы не совсем нормальная. Да на кой сдался вам этот театр? Какую роль вы получили в моей пьесе? Кажется, там всего несколько десятков слов.

– Что делать, я актриса второго плана. Я знаю свой шесток.

– Что вы знаете? – не понял Феоктистов.

– Свой шесток, – повторила Аркашова.

– То есть, вы знаете, что вы плохая актриса – и вас это не колышет.

– Это не так, я неплохая актриса. Просто я актриса второго плана. Должны же быть актеры второго плана. Не могут же быть все звезды. У каждого в жизни свое место. Я знаю свое место. Только и всего.

Феоктистов несколько секунд задумчиво молчал.

– Может, вы блаженная?

– Не блаженная.

– А какая?

– Такая, какая есть.

– А какая вы есть? Почему вы не отвечаете? – спросил Феоктистов, не дождавшись ответа.

– Мне кажется, этот разговор бессмысленный. Я пойду. В вашем номере нет моего кошелька.

– А какой был у вас кошелек? Вдруг я его случайно найду.

Аркашова достала из сумки и показывала ему кошелек.

– Вот такой кошелек. У меня их два – один для денег, другой для трамвайных талонов. Я не первый раз теряю кошелек, вот и решила деньги и талоны носить в разных кошельках. Тогда хоть что-то остается. А то если потеряю сразу все, придется пешком идти домой. А это далеко, я живу на окраине.

– А что нельзя проехать разок бесплатно?

– Я пробовала, не получается.

– Что значит, не получается?

– Мне стыдно ехать бесплатно.

– Вы уверенны, что вы абсолютно нормальны?

– Я надеюсь на это. А сейчас мне пора идти. Пешком – это почти час.

Аркашова вышла из номера так стремительно, что Феоктистов только и успел проводить ее глазами.

Надо было этой дуре дать денег на трамвай, мелькнула мысль. А ведь, правда, пешком попрется домой. С не станет. А, впрочем, черт с ней.

Глава 4

Аркашова сидела за столом и читала книгу. После обеда в желудке урчало, таким образом, он выражал недовольство от полученной скудной пищи. Но она старалась не обращать на него внимания; пусть привыкает, все к тому идет, что дальше будет еще хуже. Да и вообще воздержание еще никому не вредило. А вот переедание погубило не только много фигур, но и самих их обладателей. У нее, слава богу, она сохраняется стройной. А в ее работе это даже совсем не лишнее.

Раздавшийся звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Кто это может быть, недовольно подумала Аркашова. Она никого не ждет. Да особенно и не желает кого-то видеть.

– Входите, не заперто, – громко произнесла она.

Когда Аркашова увидела, кто к ней пожаловал, от изумления она даже привстала. В комнату вошел Феоктистов.

– Добрый вечер. Извините за вторжение. Вот, случайно нашел у себя в номере. Кажется, это ваш. Посмотрите.

Феоктистов положил перед ней на стол кошелек. Аркашова молча взяла его в руки и стала пересчитывать деньги. Затем положила кошелек обратно.

– Что-то не так? – спросил Феоктистов, не дождавшись от нее никакой реакции.

В ответ было только молчание.

– Эй, я вас спрашиваю, – теряя терпение, произнес он. – Там, что не хватает денег?

– Там на 200 рублей больше, – ответила женщина.

– И что? Да вы просто не помните, сколько там было.

– Я всегда знаю, сколько денег в моем кошельке. Я всегда помню, какой сегодня день, какой месяц, какой год. Я никогда, ни при каких обстоятельствах не выпадаю ни из времени, ни из пространства.

– А я, знаете ли, часто выпадаю и из времени и из пространства. И еще бог знает из скольких вещей. А способствуют этому как раз те самые пресловутые обстоятельства. Ваш город, например. Давно не был в такой дыре. Но знаете, иногда так тяжело выпадать одному. Я предлагаю вам изменить своим правилам хотя бы один раз. Сделайте это со мной.

Феоктистов стал доставать из пластикового пакета бутылку водки, закуски. После чего, занялся откупориванием пробки. Успешно завершив это деяние, взглянул на Аркашову, которая беззвучно и, как показалось ему, даже безучастно наблюдала за ним.

– Что вы сидите, как мумия. Несите рюмки, – приказал Феоктистов.

Аркашова встала и принесла одну рюмку.

– Почему одна рюмка? – удивился он.

– Я не пью, – пояснила она.

Феоктистов пожал плечами.

– Как хотите. А мне не привыкать пить одному.

Феоктистов налил себе рюмку, быстро выпил. Затем секунду подумав, сделал это по второму разу.

– А почему вы не берете кошелек?

– Это не мой кошелек.

– И не мой тоже. Я специально купил его для вас. Это мне ничего не стоит. Как и сумма денег, которая в нем. Так, что берите, не стесняйтесь.

– Я чужих денег не беру.

– Ну и глупо, – скривился он, – а я вот беру. Чужие деньги, чужие женщины, чужие мысли. Все сгодится. Я не брезгливый. – Он снова налил рюмку и выпил. – Но главное это отнюдь не взять. Главное, как всем этим распорядиться впоследствии. Вы даже не в состоянии понять, насколько увлекательна эта игра. Иногда в чьих-то, вроде бы совершенно никчемных мыслях, таится такая глубина, такой потенциал, о котором средненький человечек, вроде вас, даже не подозревает. А я легко и непринужденно кладу эту мысль в карман, утаиваю ее до поры. А в нужный момент, как фокусник, вытаскиваю ее на свет божий в совершенно обновленном виде. И вы думаете, кто-нибудь хоть раз догадался, что мысль не моя? Никто и ни разу. Потому что именно я придал ей тот изумительный блеск, ту широту и многогранность, которой изначально не существовало и в помине. На то я и Творец! Великий преобразователь мира идей. – Феоктистов снова налил и снова выпил. Затем неожиданно помахал рукой перед носом Аркашовой. – А, зачем я вам все это говорю. Вам, жалким актеришкам, только и остается, что, как глупым попугаям, повторять чужие слова. И не надо строить из себя святую. Вы по роду своей деятельности постоянно берете чужое. И пусть это нечто не материальное. Но именно вам, присвоившим чужие слова и чужие мысли, достаются аплодисменты публики, ее восторг и обожание. Именно из вас она творит кумиров, хотя вы этого совершенно не заслуживаете. А истинные творцы остаются в тени, незаслуженно забытые.