Мой сын – Иосиф Сталин - Екатерина Джугашвили

В декабре 1978 года у супругов Джугашвили на пятом году их совместной жизни родился третий сын – Иосиф[9]. (Грузинское произношение – Иосеб. Его по обычаю звали сокращенно-ласкательно Сосо; ударение разноместное. – В.Г.).

Его рождения семья ожидала с большим волнением. Боясь потерять ребенка, решили поскорее крестить его. Но при этом поменяли крестного. Первых двух сыновей крестил упоминавшийся Якоб Эгнаташвили. Теперь выбор остановился на близком друге семьи – Михе Цихитатришвили. На шею внука бабушка повесила оберег и напомнила его отцу об обете.

…Сосо рос худым, слабым, часто болел. Когда Кеке не было дома, ребенка кормила грудью жена крестного Мариам. Подросший мальчик не любил мясной еды, обожал фасоль в любом виде. Его первым словом было «дундала». Так он называл все блестящие предметы. (Вообще-то, в воспоминаниях матери Сталина нигде не говорится, что это было именно первое его слово. – В.Г.)

Во время очередной хвори Сосо вдруг потерял дар речи. Родители решили снова устроить жертвоприношение и совершить паломничество в церковь Святого Георгия. Спустя какое-то время болезнь отступила.

Сосо с детства был впечатлительным ребенком. Завидев подвыпившего Бесо, со страхом прижимался к матери и просил ее укрыться вместе с ним у соседей, пока отец не утихомирится. Постепенно Сосо стал предпочитать уединение, сторонился сверстников. Даже любимая игра в «Арсена» (2) уже не привлекала его, как раньше. Одновременно, желая побольше узнать о народных героях, он стал просить научить его грамоте.

Жизнь грузинского общества подчинялась определенным правилам. Оно отличалось чрезмерным, помпезным гостеприимством и застольем. (Это больше относилось к верхним, дворянским слоям общества и к мелкобуржуазно-обывательской среде. – В.Г.)

На этом фоне Джугашвили жили скромно. В их ежедневный рацион входили фасоль, отварной картофель, мясо с баклажанами или другими овощами, традиционный лаваш. Большинство жителей Гори владели за городом фруктовыми садами, виноградниками. Однако нет никаких свидетельств, что семья Джугашвили тоже имела подобное сельхозугодье.

Бесо одевался всегда опрятно, но скромно. Верхняя одежда – как правило, чоха (3). На голове – как правило, картуз. (Его называли русской шапкой. – В.Г.) Кеке носила традиционное грузинское платье, приталенное, с длинными рукавами. Головной убор представлял собой чихти-копи (4), к которому крепился изящно повязанный шелковый платок. Ее знакомые подчеркивали, что Кеке своей скромностью, природной грациозностью и вежливостью являла собой идеал грузинской женщины.

Ранее считалось, что носителями идеальных черт могут-де быть только дамы высшего света. Однако в девятнадцатом веке наступила пора, когда стали «мириться» с мыслью, что чертами общенационального идеала обладают представители разных слоев общества. Грузинская женщина должна была быть стройной, пассивной с сексуальной точки зрения, обязательно девственницей до замужества, всегда готовой радушно встретить гостей в идеально прибранном доме. В грузинском обществе самой важной функцией женщины считалось воспитание детей. В своем известном стихотворении «Мать-Грузия» живой литературный классик и духовный отец нации того времени Илья Чавчавадзе отмечал: воспитание детей является божественным долгом матери.

Сталин с уважением относился к идеалу грузинской женщины и почитал скромность ее главным украшением. Его дочь Светлана Аллилуева в своей книге «Двадцать писем к другу» вспоминала, как часто ей приходилось спорить с отцом на эту тему. Однажды Сталин сильно осерчал, когда на фотографии, подаренной ему дочерью, он увидел ее не просто улыбающейся, а делающей это вызывающим образом.

«У тебя дерзкое выражение лица, – написал он ей. – Раньше женщины были более скромными, и это им очень подходило…»[10].

Со временем Бесо все чаще выпивал. У него вошло в привычку отмечать выпивкой каждую новую пару сшитой им обуви. Он забросил работу в своей мастерской. Переехал в Тбилиси, который пока еще назывался Тифлисом. Поступил на обувную фабрику Адельханова. Сосо было тогда пять лет.

«Пролетаризацию» Бесо можно считать шагом вниз по ступеням социальной лестницы, но, вероятно, в Тбилиси его заработок был больше и стабильнее. Мелкие ремесленники не могли конкурировать с механизированными производствами. Кроме того, Бесо нравилась его новая работа. Несмотря на противодействие жены он настаивал на обучении сына профессии обувщика.

Кеке же была уверена, что Бесо потерял прежнюю сноровку и сын ему нужен в качестве верного помощника. Некоторое время Сосо поработал на фабрике рядом с отцом. Но шестилетний мальчуган заболел корью и чуть не отдал богу душу. Эта напасть стоила жизни многим детям на Кавказе. У Якоба Эгнаташвили трое детей умерли от кори в один день. Бесо и кеке сильно тревожились из-за болезни сына, у которого три дня держалась очень высокая температура. Он бредил, требовал к себе на расправу, наславшего на него недуг Кучатнели (5).

Бабушка обернула мутаку (6) одеялом и сказала, что внутри прикорнул негодяй Кучатнели. Сосо с криком «вот тебе!» стал топтать «виновника» болезни. Потом затих и уснул. На четвертый день появилась красная сыпь. Через десять дней стали отпадать засохшие сыпные корочки. Пусть небольшие, но следы от этого остались, как от мелких оспинок, на всю жизнь.

Сосо подрастал, становился независимым, порой непослушным. Бывало, мать позовет его, но он, не желая идти домой, не откликался и продолжал играть[11]. Своего сына родители любили по своему, неодинаково. Забота о его будущем явилась причиной глубокой распри между ними. Как вспоминали Иремашвили и другие, Сосо всегда был на стороне матери[12]. Отец несколько раз пытался увезти сына в Тбилиси. Он полагал, что у того имеются задатки высококлассного мастера, что в будущем Сосо станет гордостью амкарства (7) сапожников.

Кеке для разрешения спора привлекала родственников, друзей, а в дальнейшем и преподавателей духовного училища. Наконец Бесо сдался и отказался от идеи забрать сына с собой. Но посчитав себя обиженным, даже оскорбленным, полностью поручил сына заботам матери. Ее решение сделать сына священнослужителем совпадало с планами мальчика. (Откуда это известно североамериканскому профессору, разве Сталин когда-нибудь заикался о подобном, как вообще мог строить такие планы малыш, не достигший даже отрочества и в сущности имевший по сословным причинам очень мало шансов для осуществления материнской мечты? Вопросы без ответа. – В.Г.).