Сёгун - Джеймс Клавелл

— Э-э-э, очень хорошо, — порадовался он за нее, — покажите-ка, ну?

Она осторожно встала и подняла край юбки, показав ему ноги сзади: рубцовая ткань не лопалась, нагноений не было.

— Очень хорошо, скоро будет похоже на кожу новорожденного, правда?

— Спасибо, да. Мягкая. Благодарю вас, Анджин-сан.

Он обратил внимание, что ее голос слегка изменился, но ничего не сказал. Этой ночью он не отпустил ее… Она была ничего себе — не более того. У него не осталось приятных воспоминаний, радостной усталости… «Так плохо, — подумал он, — но все-таки не совсем плохо…»

Прежде чем уйти, она стала на колени и поклонилась, потом положила руки ему на лоб.

— Я благодарю вас от всей души. А теперь, пожалуйста, усните, Анджин-сан.

— Спасибо, Фудзико-сая. Я посплю позже.

— Пожалуйста, усните сейчас. Это мой долг и доставит мне большую радость.

Прикосновение ее руки было теплым и сухим и не доставило ему никакого удовольствия. Тем не менее он сделал вид, что заснул. Она ласкала его неумело, хотя и с большим терпением, потом тихонько ушла в свою комнату. Оставшись один и радуясь этому, Блэксорн подпер голову руками и лежал так, глядя в темноту и вспоминая…

Вопрос о Фудзико он обсуждал с Марико во время путешествия из Ёкосе в Эдо.

— Это ваш долг, — сказала ему Марико, лежа в его объятиях.

— Я думаю, это было бы неправильно, да? Если у нее родится ребенок, а я поплыву домой и вернусь обратно через четыре года. Бог знает, что может случиться за это время. — Он помнил, как вздрогнула при этом Марико.

— Ох, Анджин-сан, это так долго.

— Ну, три года. Но вы поедете со мной. Я возьму вас с собой.

— Ты обещаешь, милый? Ничего такого не произойдет, правда?

— Ты права. Но с Фудзико может произойти столько неприятностей. Я не думаю, чтобы она хотела от меня ребенка.

— Вы этого не знаете. Я не понимаю вас, Анджин-сан. Это ваш долг. Она всегда может не доводить до ребенка, правда? Не забывайте — она ваша наложница. Вы поистине опозоритесь, если не будете спать с ней. В конце концов, Торанага лично приказал ей прийти в ваш дом.

— Почему он сделал это?

— Я не знаю. Неважно. Он приказал — значит, и для нее и для вас это самое лучшее. Это хорошо, правда? Она выполняет свой долг как может лучше. Прошу меня извинить, вам не кажется, что и вам следует выполнить свой?

— Хватит читать лекции. Любите меня и не разговаривайте.

— Как мне любить тебя? Ах, как мне сегодня объясняла Кику-сан?

— Как это?

— Вот так…

— Это очень хорошо, даже очень хорошо…

— Ох, я забыла, пожалуйста, зажги лампу, Анджин-сан. Я хочу кое-что показать тебе.

— Потом, сейчас я…

— Ох, пожалуйста, извините меня, это надо сейчас… Я купила для вас… Это книга о сексе… Картинки очень смешные…

— Я не хочу сейчас смотреть эту книгу…

— Простите меня, Анджин-сан, но, может быть, одна из этих картинок возбудит вас… Как можно научиться сексу без книги по этому делу?

— Я уже возбужден…

— Но Кику-сан сказала, что это первый и самый лучший способ выбора позы. Их всего сорок семь. Некоторые из них кажутся удивительными и очень трудными, но она сказала, что важно попробовать все… Почему вы смеетесь?

— Вы смеетесь — почему бы мне тоже не посмеяться?

— Но я смеюсь потому, что вы хихикаете и я чувствую, как трясется ваш желудок, а вы не даете мне встать… Пожалуйста, позвольте мне встать, Анджин-сан!

— Ах, но вы не сможете так сесть, Марико, моя любимая. Нет такой женщины в мире, которая могла бы так сесть.

— Но Анджин-сан, пожалуйста, вы должны дать мне встать… Я хочу показать вам…

— Хорошо. Но если это…

— Ох, нет, Анджин-сан, я не хотела… вы не должны… вы не можете просто оставить меня… пожалуйста, пока не надо… ох, пожалуйста, не оставляй меня… ох, как я люблю тебя так…

Блэксорн вспомнил, что Марико во время любви возбуждала его больше, чем Кику, а Фудзико не с кем было и сравнивать. А Фелисите?.. «Ах, Фелисите, — подумал он, сосредоточившись на этой мысли. — Я должен был сойти с ума, чтобы любить Марико и Кику… И все-таки, если говорить честно, она не может сравниться даже с Фудзико… Фудзико была чистой… Бедная Фелисите… Я никогда не смогу рассказать ей, но у меня мурашки по спине, когда вспоминаю о нас… как мы совокуплялись, словно пара горностаев, в сене или под грязными одеялами… Теперь я многое знаю лучше… Теперь я могу научить ее… Но захочет ли она учиться? И как мы сможем стать такими чистыми, оставаться чистыми и жить чистыми? Мой дом — это грязь на грязи, но там моя жена и мои дети и я им принадлежу».

— Не думай о том доме, Анджин-сан, — прошептала Марико сразу же, как только над ним опустились сумерки воспоминаний, — настоящий дом здесь, другой далеко… Реальность здесь… Ты сойдешь с ума, если будешь искать «ва» в таком невозможном положении. Слушайте, если вы хотите мира, вы должны научиться пить чай из пустой чашки. — Она показала ему как. — Вы думаете, что в чашке реальность, вы думаете, что там чай — бледно-зеленый напиток богов. Если вы предельно сконцентрируетесь… О, учителя дзен могут вам это показать, Анджин-сан. Это самое трудное, но это и так легко. Как бы мне хотелось достаточно искусно показать вам это — тогда все в мире может быть вашим, что бы ни попросить… даже самые недостижимые дары… такие, как совершенное спокойствие.

Он пробовал много раз, но никогда не мог потянуть жидкость, если ее там не было.

— Ничего, Анджин-сан. Потребуется очень много времени, чтобы мучиться, но когда-нибудь вы сможете.

— А вы можете?

— Редко. Только в моменты печали или одиночества. Но вкус несуществующего чая, кажется, придает смысл жизни. Это трудно объяснить. У меня получалось раз или два. Иногда вы достигаете «а» с одной попытки.

Сейчас, лежа в темноте замка совсем без сна, он зажег свечу и сосредоточился на маленькой фарфоровой чашке, которую дала ему Марико и которую он теперь все время держал у своей постели. Он пробовал целый час, но так и не смог очистить голову. Неизменно одна за другой начинали появляться все те же мысли: «Я хочу уехать… хочу остаться… Я ненавижу и то и другое… стремлюсь и к тому и к другому. А как живут эта… Если бы дело касалось меня одного, я бы не уехал… пока бы не уехал… Но здесь замешаны и другие, а они не эта и я дал обещание, я кормчий: „Перед лицом Господа нашего я обещаю вести корабли и с Божьей милостью привести их обратно“. Я хочу Марико… Я хочу увидеть земли, которые мне дал Торанага… Мне нужно остаться здесь и насладиться плодами моего везения еще некоторое время… Да, но есть еще долг и он превыше всего…»