Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Невозможно отрицать, что в творчестве Ж. Казота легко обнаружить многие черты, близкие или тождественные романтической поэтике, не случайно романтики знали и любили этого писателя, в романтическую эпоху — 1816—1817 годах — появилось полное собрание его сочинений. Ф. Шуеревеген полагает даже, что именно «Влюбленный дьявол» обозначил решительный «поворот в литературной трактовке фаустовского мифа», подхваченный романтиками, стал предвестником того психологического отношения к дьявольским соблазнам, которое за ним воплотили Э.-Т.-А. Гофман и Ч.-Р. Метьюрин (Schuerewegen 1985: 56).
И все же настоящий том серии «Литературные памятники» в значительной степени представляет собой открытие творчества писателя — одновременно читаемого, популярного и практически не изученного, не прочтенного в его целостном разнообразии, попытку изменить его репутацию автора одной книги[103]. Многосторонность писательского наследия Ж. Казота оставалась долгое время закрытой для современных любителей литературы не только в России, но и за ее пределами, в том числе — даже во Франции. Не случайно коллоквиум 2009 года, посвященный творчеству Ж. Казота, содержал в названии вопросительный знак: «Жак Казот: многообразие творчества?» Постановка подобного вопроса абсолютно закономерна. Ведь отношение к Ж. Казоту только как к предромантику выделяет в его творчестве лишь одно произведение, в котором, по словам В. М. Жирмунского и Н. А. Сигал, «соотношение фантастики и реальности существенно иное, нежели в более ранних произведениях» (Жирмунский 1967: 268). Остаются в тени, и далее в некотором роде обесцениваются, все предшествующие и последующие сочинения писателя, в которых, с одной стороны, нет тех черт, что считаются ведущими в литературе Просвещения, а с другой — в которых обнаруживают меньше предромантизма.
Между тем Ж. Казот на протяжении 1740—1780-х годов создавал различные по тональности стихотворения, поэмы, басни, новеллы, он был автором сказки «Кошачья лапка» («La Patte de chat»; 1741) и сборника сказок «1001 нелепость» («Les Mille et une fadaises»; 1742). В них проявилось отличное владение автора поэтикой пародийной волшебной сказки и легкость письма, которую отмечали многие критики. Создавая поэму в прозе «Оливье» («Ollivier»; 1763), Ж. Казот обращается к опыту Ариосто, иронически обыгрывая его. Позднее он пробует себя и в жанре сентиментальной романической новеллы на манер «Новой Элоизы» («Julie ou la Nouvelle Héloïse»; 1761) Ж.-Ж. Руссо («Импровизированный лорд» («Le Lord impromptu»; 1767)). Его «Влюбленный дьявол» — не только «предчувствие» романтизма, но и весьма оригинальное развитие стиля готической прозы эпохи Просвещения. А после выхода «Влюбленного дьявола» Ж. Казот создал чрезвычайно важное сочинение под названием «Продолжение „1001 ночи“» («La Suite des Mille et Une Nuits»; 1788—1789), своеобразно развивая и трансформируя галлановскую поэтику восточной сказки. Разнообразие жанров и стилей органично вписывает произведения Ж. Казота в литературный процесс XVIII века, гораздо более многоцветный, чем это обычно представляют.
Торговец вином и поэт, музыкант и чиновник, романист и пророк
Вехи биографии Жака Казота
Жизнь Ж. Казота отличается не меньшим многообразием, чем его творчество. Биография писателя, при том что в эпоху роста авантюризма[104] сам он был далек от авантюрности, насыщена довольно любопытными поворотами судьбы. Когда сегодня некоторые биографы полагают, что Ж. Казоту не досталось славы, что он не был широко известен современникам, то это неверно. Другое дело, что он был им знаком далеко не только как автор «Влюбленного дьявола», но и как сочинитель стихов, романов и сказок, любитель музыки и живописи, а также как чиновник Морского министерства, адвокат, виноторговец. Будущий писатель родился 7 октября 1719 года в провинциальном городе Дижоне в семье землевладельцев и торговцев вином. Его отец, Бернар Казот, выполнял обязанности секретаря суда. Жак учился в Дижонском иезуитском коллеже вместе с Жан-Франсуа Рамо — племянником известного композитора и будущим героем знаменитого диалога Д. Дидро, а также с будущим писателем и критиком Антуаном Бре. Хотя в коллеже учили теологии и юриспруденции, одновременно здесь много внимания уделяли языкам, что позволило Ж. Казоту выучить английский, испанский и итальянский. Однако главным пристрастием юного Жака было чтение книг. Как признавался сам будущий писатель, он был «рожден с некоторыми способностями к поэзии и с большой любовью к литературе» (Cazotte 1817: 277). Став специалистом по праву, Ж. Казот с 1740 года начинает работать в Париже, вначале в должности помощника прокурора, а затем войдя, по совету своего покровителя Ж.-Ф. Морепа, в администрацию Морского министерства. В 1743 году он получает диплом рядового писаря министерства, в обязанности которого входит наблюдение за оснащением, постройкой и ремонтом кораблей. Служба Ж. Казота протекает в нескольких морских портах Франции — Гавре, Бресте, Рошфоре. Параллельно он посещает литературные салоны, отдает дань увлечению сочинительством: используя мотивы «1001 ночи» («Mille et une nuits»; 1704—1711) А. Галлана и «Персидских писем» («Lettres persanes»; 1721) Ш. де Монтескье, публикует в 1741-м пародию на восточную сказку «Кошачья лапка», а в следующем году — сборник пародийных фейных сказок «1001 нелепость», откликаясь тем самым на модные литературные веяния своего времени. Сказка понимается Ж. Казотом в этот период как забавное сочинение, где «наставление не должно примешиваться, если только его не притягивают за уши» (Cazotte 2008: 1069), в этих произведениях писатель очевидно не чужд рокайльной поэтике. В 1747 году его назначают главным писцом Морского министерства, а через два года направляют в качестве контролера на Мартинику, где он проработал в общей сложности двенадцать лет. Ж. Казот отлично справляется со своими служебными обязанностями и в 1750 году получает звание комиссара. Но писатель погружен не только в военно-политические перипетии, участвуя в обороне форта Сен-Пьер: он одновременно сочиняет стихи и романсы, интересуется живописью, рисует сам (рисунки его не сохранились) и собирает коллекцию картин.
В 1752 году во время своего отпуска в Париже он включается в знаменитый спор «буффонов» и «антибуффонов» — полемику сторонников итальянской оперы-буффа, с одной стороны, и французской лирической трагедии —
