Букет прекрасных дам - Дарья Донцова

Девушка кивнула:

— Хорошо, мой повелитель.

— Вот и молодец, а теперь уезжай.

— Нет, ты первый уходи.

— Дорогая, — прочирикал Сева, вновь целуя девушку, — моя душа будет спокойна, когда провожу тебя.

Пару минут они обжимались, почти навалившись на мою машину. Потом девушка скользнула внутрь роскошной тачки и укатила.

Я, вынырнув из-под руля, наблюдал за «гением». Однако, кто бы мог подумать! С виду, кажется, его можно плевком убить, а какой ловелас! Значит, одновременно с Люси он крутит роман еще с этой пигалицей. Занимается рыболовством во всех водах. Ждет, на какой из крючков попадется особо жирная добыча. Внезапно мне стало жаль Люси. Надо же, с каким подлецом связалась. Однако он почтительный сын… Сквозь боковое стекло я увидел, как Сева, подойдя к ларьку, купил большой букет роз, надо же, хочет отнести больной матери цветы. Но, взяв в руки веник, Сева не стал удаляться от проспекта. К моему огромному удивлению, он встал у обочины, нетерпеливо поглядывая на часы. Интересно, боится опоздать к больной диабетом и отчего-то замер тут…

Не успел я додумать мысль до конца, как прямо передо мной вновь запарковался автомобиль, на этот раз отечественный, но дорогой, «десятка». Сева юркнул в салон. Я изо всех сил пытался разглядеть шофера, но сгущавшиеся сумерки не позволили этого сделать. Единственное, что было понятно: за рулем женщина в чем-то белом. И это ей, а вовсе не бедной больной маме, предназначался шикарный букет. Кстати, о несчастной родительнице, готовой в каждую минуту оказаться в коматозном состоянии, Севочка благополучно забыл. «Десятка», подняв фонтан грязи, исчезла за поворотом.

Глава 17

До трех утра я опять читал Рекса Стаута. Только не подумайте, что детективы стали мне нравиться, нет, книги про Ниро Вульфа я использую как учебное пособие, хотя одна история оказалась довольно забавной, и я даже увлекся, следя за перипетиями.

Упав в кровать почти на рассвете, я забыл завести будильник и проснулся от телефонного звонка.

— Вава, — закричала Николетта, — нет, какой ужас!

Вспомнив череду странных смертей, произошедших за последние дни, я напрягся.

— Что случилось? Кто умер?

— Типун тебе на язык, — взвизгнула матушка, — слава богу, все пока живы! Дело еще хуже.

Что может быть неприятней смерти?

— Тебя разыскивает милиция, — тарахтела Николетта. — Позвонили сюда, но я дала телефон Норы, естественно. Говори немедленно, что ты сделал?

— Ничего, — удивился я, — ровным счетом ничего.

— Порядочному человеку следователь просто так не звонит, — отозвалась Николетта.

Потом она помолчала и прибавила:

— Но имей в виду, я — твоя мать и останусь ею всегда. Пойду за тобой, босая, голодная, по этапу в Сибирь. Пусть бьют плетьми, лишают еды и одежды, пусть! Мать никогда не бросит своего птенца.

Ясненько, Николетта примеряет на себя роль страдалицы, женщины, чей сын осужден за преступление.

— Ты помнишь, что у меня сегодня званый обед? — неожиданно спросила она совсем другим тоном.

— Забыл, — признался я.

— Чтобы был в пять часов без опозданий, в смокинге.

Ну уж нет.

— Извини, Николетта, в прошлый раз я накапал майонезом на сюртук и сдал его в химчистку.

— Ладно, — смилостивилась матушка, — приходи в чем хочешь.

— Не знаю, успею ли…

— Вава, — взвилась Николетта, — ты белены объелся? У меня тогда будет тринадцать человек за столом.

— Но я обещал Люси сводить ее вечером в Большой!

— Вот после обеда и двинетесь.

— Я должен еще сделать кое-какие дела, Нора в больнице, у меня куча хлопот.

— Как она? — перешла на светский тон маменька.

— Вчера вечером сказали, что еще лежит в реанимации, инсульт — это серьезно.

— Хорошо, — резюмировала Николетта и отсоединилась.

Я сунул трубку в базу. Интересно, что хорошего увидела матушка в моем последнем заявлении? И тут вновь зазвонил телефон. Официальный голос сухо потребовал:

— Позовите Ивана Павловича Подушкина.

— Слушаю.

— Майор Воронов.

— Кто?

— Старший следователь, майор Воронов, — повторил мужик. — Не могли бы вы через час приехать ко мне?

— Куда и зачем? — удивился я.

— На Петровку, — пояснил мужик, — для разговора.

Мне стало интересно, ну какая беседа может состояться у меня с этим Вороновым.

— Хорошо, только через час я не успею, минимум к двум.

— Паспорт не забудьте, — напомнил майор.

В своей жизни я никогда не сталкивался с теми подразделениями милиции, которые ведают уголовным розыском. В отделение приходил только получать паспорт и тогда, когда Николетта вдруг решила поставить квартиру «на пульт». Меня даже постовые не останавливают, потому что я езжу очень аккуратно, а тут вдруг Петровка!

Немало удивленный, я нашел нужный кабинет, постучал, услышал: «Войдите», и толкнул дверь.

В небольшом пространстве громоздился письменный стол, железный сейф и стояло два стула. Сидевший за столом мужчина, примерно моих лет, приветливо, но строго спросил:

— Вы Иван Павлович Подушкин?

— Да.

— Садитесь.

Я выполнил приказ. Мужчина отложил ручку и поинтересовался:

— «Жигули» ноль двадцать шесть НН вам принадлежат?

— Да.

— Сами ездите?

— Простите? — не понял я.

— За рулем сами сидите или, может, кому автомобиль по доверенности давали?

— Нет, — удивился я, — а что?

— Припомните, пожалуйста, где вы были девятого декабря в районе пяти часов вечера, — не отвечая на мой вопрос, задал милиционер свой.

Я призадумался:

— Извините, давно это было. Наверное, дома или ездил по делам благотворительного фонда, я являюсь исполнительным секретарем организации «Милосердие без границ», основанной…

— Знаю, — прервал майор, — навел о вас справки. Кстати, как ваша хозяйка?

— Пока плохо, состояние тяжелое.

— Да уж, — сочувственно вздохнул Воронов, — жаль ее, такой стресс перенесла, смерть любимой внучки, единственной родственницы, тут у кого хочешь удар случится. Хотите кофе?

Я кивнул. Майор включил чайник, достал железную банку «Нескафе», пакет сахара и принялся выяснять любимое мной соотношение ингредиентов. Слушая его спокойный, чуть глуховатый голос, я расслабился, и тут майор неожиданно спросил:

— Скажите, Иван Павлович, зачем вы приходили на квартиру к Анастасии Королевой?

Я почувствовал, как тревожно сжался желудок, и как можно более равнодушно поинтересовался:

— К кому? Не знаю такую.

— Ну как же, Иван Павлович, — все так же спокойно продолжил майор, — она училась вместе с внучкой вашей хозяйки, и ее нашли спустя некоторое время после смерти Маргариты на дне ванны, увы, мертвой.

— Ах, Настя, — «припомнил» я, — знаете, вокруг Маргоши постоянно крутились люди, честно говоря, я не всегда успевал познакомиться с ее друзьями. Настя Королева, такая толстенькая блондинка?

— Нет, — усмехнулся Воронов, — худенькая брюнетка.

Я развел руками:

— Тогда не помню и, естественно, не был у нее дома.

Воронов отхлебнул кофе.

— У меня иные сведения. Вы были в квартире, потом вышли, доехали на машине до «Новослободской», там у магазина «Комус» вошли в телефонную будку, сообщили дежурному о трупе, лежащем в ванной, бросили в урну пакет с окурками и уехали.

Чувствуя, что пол начинает уходить из-под ног, я твердо ответил:

— Бред!

— Нет, — улыбнулся Воронов, — вас запомнила девушка, торгующая книгами, ее лоток стоит впритык к будке, из которой вы звонили в милицию. Фраза про труп настолько заинтересовала ее, что она постаралась запомнить вас, а когда вы засунули в мусор пакет, она решила проявить бдительность, записала номер машины и мигом сама позвонила ноль два. Говорит, что приняла вас за террориста, хитроумного и изобретательного.

— Бред! Я весь день был дома.

— Но она записала номер машины, а вы только что сказали, будто никому не давали автомобиль.

— Она перепутала цифры.

— Ну, не похоже, девушка молодая, зрение в полном порядке.

— Меня там не было! Хотя, точно не припомню, может, и проезжал случайно мимо…

— И выбросили окурки?

— Вполне вероятно, я курю, вот и опустошил пепельницу в машине, очень не люблю запах бычков.

— Понимаю, — кивнул Воронов, — кстати, я не представился до конца, меня зовут Максим Иванович.

— Очень приятно, — наклонил я голову, — рад знакомству.

— А почему вы несли окурки к урне в пакете?

— Я не говорил, что нес их, просто предположил, что подобное имело место!

— Но почему в мешочке?

— А что, следует таскать чинарики в кулаке? — нашелся я. — Есть закон, запрещающий такие действия?

Максим Иванович рассмеялся:

— Нет, конечно. Значит, вы не звонили ноль два и не сообщали о смерти Королевой?