Букет прекрасных дам - Дарья Донцова

Но ей ответила тишина. Катя вошла в комнату и увидела, что кровать Раи перевернута, на столе стоит полупустая бутылка коньяка «Белый аист» и лежат загнувшиеся куски сыра, а возле софы валяется голубой свитер с оторванным рукавом.

Катька присвистнула. Похоже, подружка приводила вчера Брюса Уиллиса и Тарзана в одном флаконе. Озверев от страсти, парень с такой яростью раздевал любовницу, что разорвал свитер. Подобрав его и валявшийся рядом рукав, Катька сунула «комплект» в пакет с грязным бельем. Прикид выглядел дорого, Райка явно одолжила его у кого-то, чтобы произвести должное впечатление на кавалера, шмотки следовало привести в порядок.

Словом, свитер совсем не удивил Катю, девчонки частенько просили у подруг поносить вещички, впрочем, охотно давали и свои. Удивляло только, куда подевалась Рая? Что поволокло ее ни свет ни заря, а часы показывали только два, из дома?

Впрочем, изумлялась Катя недолго. Недопитый коньяк мигом оказался в ее желудке, и через десять минут Кисина заснула.

— Вот странность так странность, — сморщила она свой узенький лобик, — там было всего граммов сто, не доза для меня, а глотнула — и как топором по башке дали, еле-еле до дивана добралась.

Проснулась Катя только на следующий день, голова болела немилосердно, тошнило, тряс озноб… На похмелье, на нормальную птичью болезнь «перепил» ее состояние походило мало. Катька решила было, как водится, поправиться бутылочкой пивка, но стало только хуже.

— Паленый коньяк был, — сказала она, — небось в ларьке брали, не в магазине, вот самопал и подсунули, хорошо, тапки не отбросила, просто траванулась.

Пришлось Катюше целый день валяться дома, ну а потом голова прошла, желудок запросил есть, и девушка повеселела.

— Значит, последний раз вы видели Раю пятого декабря?

— Ага.

— И не заволновались, что подруга так долго отсутствует? И не забеспокоились? Вдруг случилось несчастье?

— И что могло произойти? — хмыкнула Катька. — А то, что дома нет… Если ее мужик рукава отдирает, значит, она в койке валяется, вот и все дела.

— Где лежал свитер?

— А тут, — кивнула Катя на кровать.

Я подошел к ложу, оглядел его, потом наклонился. Под софой никогда не пылесосили, темно-серые комки пыли покрывали пол ровным слоем. Я мрачно обозревал «равнину».

— И чего там? — поинтересовалась Катя, тоже наклонясь. — Ой, гляньте, какая штучка!

Быстрым движением она схватила нечто, незамеченное мной, и сказала:

— У Райки такой не было, прикольная вещичка!

Я глянул на ее руку и почувствовал, как по спине от затылка к поясу пробежала холодная волна озноба. На узкой ладошке, откровенно говоря, не слишком чистой, лежал золотой браслетик, тот самый, с колокольчиками, подаренный мной Рите.

Катя, не замечая моей реакции, тарахтела:

— Золотой, похоже, жаль, замочек сломался. И откуда он у нее?

— Поносить небось кто-то дал, — еле выдавил я из себя.

— А что? — согласилась Катя. — Вполне может быть.

Я ушел от Кати, унося с собой голубой свитер и браслет. Хитрая девчонка стребовала за них еще сто долларов. Прежде чем отправиться домой, я вновь зашел в фотосалон к Круглову, нашел парня, в одиночестве пьющим кофе, и сказал:

— Спасибо, встретил Кисину.

— Так нема за що, — хмыкнул Павел, — говно вопрос.

— У вас вроде есть еще снимки? Она сказала, вы хотели их в понедельник отдать.

— Отдать? — хмыкнул фотограф. — Тут не офис матери Терезы, а модельный бизнес. Работа денег стоит.

— Но Галина Селезнева пообещала, что снимки сделают по заказу ее агентства «Модес».

Круглов засмеялся:

— Ой, держите меня, люди добрые! Шарашкина контора, а не агентство. Да, позвонила Галина, сказала, что пришлет девчонку на съемку…

— А вы?

— Я никогда от заказов не отказываюсь, — вздохнул Павел, — что хотите сниму: девушку, бабушку, дедушку, зеленую мартышку, денежки только отстегивай.

Галина Селезнева заверила парня, что при получении готовых снимков девушка отдаст деньги.

— Я еще предупредил, чтобы наличкой, — объяснял Павел, — никаких там «положим на счет». Лично вручи, хрустящими бумажками, желательно, зелеными.

И он противно заржал.

— Она заказывала альбомчик?

— Портфолио? — оскалился мастер. — Ну уж нет. Там работа долгая, художественная, я всегда предоплату беру, а тут щелкнул два раза, и всех делов, чтобы не рисковать. И видно, не зря схалтурил, никто за снимками не явился…

— Продайте их мне.

— Зачем? — удивился Павел.

Потом окинул меня взглядом и, понизив голос, сообщил:

— Ежели желаете на красивых девчонок полюбоваться, такие кадры есть! Клубника со сливками! Ну, хотите?

— Спасибо, меня не интересует порнография, просто я хочу сделать приятное Кате.

— Понял, — кивнул фотограф, — пятьдесят баксов.

На мой взгляд, два протянутых снимка не стоили и пяти рублей. На одном девушка в черненьких брючках и свитерочке стояла возле псевдостаринного кресла. Одна рука с чересчур красными ногтями покоилась на спинке, другая упиралась в бедро. На втором фото Рая сидела в том же кресле, закинув ногу на ногу, старательно улыбаясь в объектив. Я полез в портмоне за деньгами и вновь выронил карточку Риты. Павел наклонился и, с интересом разглядывая изображение, протянул:

— Надо же, все-таки похожа на Катьку эту до жути.

— Нет, это, — ответил я, протягивая купюру, — она и есть.

— Кто? — удивился Павел.

— Катя Кисина.

Круглов хмыкнул.

— Нет, они разные. Вот там, — и он ткнул пальцем в свою работу, — Кисина, а тут — совсем другая девушка.

— Почему вы так решили? — осторожно спросил я. — Из-за дорогого платья?

— Тряпку можно любую нацепить, — отмахнулся Павел, — черты лица и впрямь похожи, цвет волос, прическа. Только у одной огонь в глазах горит, бесенята прыгают, сразу видно, яркая личность, непокорная, свободная… А у второй взгляд недоеной коровы и улыбочка жалкая.

Он помолчал немного, потом помахал фотографией Риты.

— Вот этой мадемуазели я бы посоветовал попробовать себя на «языке», а другой и начинать не надо.

Я молча переводил взгляд с одного улыбающегося личика на другое, но где он тут увидел яркую, свободную личность? По-моему, девицы похожи, как две капли воды из одного стакана.

Когда я вышел на улицу, в голове ворочались тяжелые, мрачные мысли. Наступили ранние сумерки, ветер усиливался, юркая поземка бросалась под ноги. Я начал прогревать мотор, тупо глядя, как щетки смахивают мгновенно налетающие снежинки. Вдруг прямо передо мной запарковалась роскошная иномарка. Из водительской дверцы выскользнула девица в меховом манто, а с пассажирской стороны вылез мальчик, щуплый подросток. Он повернулся ко мне лицом, и я узнал… Севу, «гениального» писателя, страстную любовь Люси.

Я с интересом стал наблюдать за происходящим. Мужик нежно обнял дамочку за талию, та одарила его страстным поцелуем. Действие происходило прямо перед моей машиной. Я приспустил окно и спрятал голову под руль. В «Жигули» ворвался ледяной ветер, хлопья мокрого снега и голоса.

— Ну дорогой, еще минуточку, давай посидим в машине, — сюсюкала девица.

— Извини, любимая, — щебетал Сева, — я должен бежать, мама ждет. Понимаешь, она никому не разрешает делать себе инсулиновые уколы, только мне.

— Ты так о ней заботишься, — с легкой завистью пробормотала женщина.

— Как же иначе! — с жаром воскликнул Сева. — Мать у меня одна.

Потом он обнял девицу за талию и с чувством произнес:

— Жена, надеюсь, тоже одна будет, если, конечно, твои родители изменят свою позицию насчет бедных женихов, а то не видеть нам друг друга. Я человек старомодный, не современных взглядов, и без благословения отца с матерью не пойду в загс.

— Севочка, — затараторила дама, — ей-богу, я их уговорю.

— Впрочем, — неожиданно заявил «писатель», — нам и так хорошо!

— Нет, — со слезами в голосе воскликнула партнерша, — я хочу быть всегда с тобой, мне надоело прятаться и общаться украдкой! Я хочу семью, детей!

— Конечно, милая, — улыбался, словно гиеноподобная собака, Сева, — мне мечтается о том же, только твой отец против.

— Я его сломаю! — взвизгнула девушка.

Сева издал вздох:

— Любимая, через пять минут я должен быть дома, диабетику нельзя пропускать укол, может начаться кома, уезжай спокойно. Встретимся здесь же через неделю в шесть вечера.

— Только через семь дней! — недовольно воскликнула женщина.

— Но, дорогая, ты разве забыла, что завтра я улетаю в Питер на съезд прозаиков? — ласково укорил Сева и поцеловал даму.

— Помню, конечно, — вздохнула та, — и приеду тебя проводить.

— Что ты, — замахал руками кавалер, — самолет в четыре утра! Чартер, страшно неудобный, даже не думай, слышишь? Я запрещаю тебе мотаться по ночам, мало ли что! Нет и нет, ясно?