Варкрафт - Кристи Голден

Еще несколько дней назад Кадгар и в глаза не видел этих созданий. Теперь он совершил не одну поездку на них, так что из двоих, забравшихся в грифонье седло, он был более опытным. Конечно, вокруг происходило много других важных и значимых событий, однако посреди всего этого ужаса юноша не мог отказать себе в маленьком удовольствии.

Усевшись на грифона, Кадгар и Гарона приняли у солдат пугающе безжизненное тело Медива. Без лишних раздумий Кадгар позволил Гароне удерживать Медива – мальчик знал, что она сильнее. Когда ее зеленые руки обвились вокруг Стража, Кадгар внезапно осознал, что это было величайшим жестом доверия. Гарона тоже поняла это и кивнула. Тень улыбки мелькнула по ее губам, чуть обнажая клыки.

Ллейн погладил великолепного зверя по голове, заглянул ему в глаза и приказал:

– В Каражан! Лети!

Когда они бегом спустились по лестнице, ведущей с верхней площадки в главный зал, Мороуз уже ждал их. Медив безжизненно повис в мускулистых руках Гароны. Кадгар заметил, что слуга вовсе не выглядел удивленным – хотя его и без того морщинистое лицо покрылось от тревоги еще более глубокими складками.

– Положите его в источник, – велел кастелян.

– Мороуз, – настойчиво спросил юноша, – что не так со Стражем?

Мороуз ничего не ответил, как и сам Кадгар, когда услышал тот же вопрос от Гароны. Вместо этого он покачал седовласой головой.

– Я говорил ему не покидать Каражан, – проворчал он скорей себе, чем гостям.

Мороуз и Гарона вдвоем аккуратно уложили Медива в магический бассейн, оставив на поверхности, среди переплетающихся белых струй живой магии, лишь голову и грудь. Кадгар завернул Медива в свой плащ, чтобы уберечь Стража от ледяного воздуха во время полета. Сейчас ткань вздулась пузырем под затылком потерявшего сознание мага. Кадгар осторожно приподнял голову Медива, чтобы убрать плащ.

Наконец-то Медив начал подавать признаки жизни, пускай слабые и неуверенные. Его веки затрепетали, затем поднялись. Сердце юного волшебника сжалось, когда он уловил в глазах Медива чуть заметный проблеск зелени.

Желудок Кадгара свело. Юноша сглотнул, ощутив, как во рту внезапно пересохло.

– Мне надо идти, – выпалил он. – Нам нужна помощь Кирин-Тора… Немедленно!

– Иди, – подтолкнула его Гарона. Скатываясь по ступеням, Кадгар услышал, как Мороуз говорит Гароне:

– Мне надо приготовить кое-какие снадобья. Посиди с ним.

Кадгару не хотелось оставлять Стража, но выбора у него не было. Сурово поджав губы, он мчался к верхней площадке, к грифону и – если на то будет воля Света – к тем, кто мог помочь этому миру, пока не стало слишком поздно.

15

Драка была воительницей. До сих пор ее место было в бою, рядом с тем орком, который стал ей мужем, вождем и лучшим другом. Рождение пока еще безымянного младенца здесь, на этой плодородной, но враждебной земле, все изменило. Ребенок был не просто ее сыном или сыном вождя – он был сыном клана. Единственным новорожденным в клане Северных Волков за долгое, слишком долгое время. И, несмотря на непривычный цвет кожи малыша, его все любили. Вдобавок, лишь немногим оркам здесь, в Азероте, не приходилось сражаться чуть ли не каждый день.

Драка разделяла чувства своего мужа относительно Гул’дана, его темной магии и неприятия войны с человеками, однако каждый миг, проведенный в разлуке, стал для нее испытанием. Одно дело – вместе отправиться на бой, зная, что оба могут погибнуть. И совсем другое – ждать в лагере, ничего не зная о происходящем.

Как будто почувствовав тревогу матери, младенец завозился в корзине. Он открыл странные, но очень красивые голубые глазки и потянулся к ней крошечными кулачками. Драка нежно взяла его ручку в свою и поцеловала.

– Это рука когда-нибудь будет бросать копье твоего отца, Громовой Удар, – сказала она ребенку. – Или, может, ты предпочитаешь его могучий топор Секач, а?

Малыш радостно загулил – похоже, его вполне устраивал любой вариант будущего оружия – и беспокойство в сердце матери чуть ослабло.

– Мой драгоценный маленький боец, – промурлыкала она, – ты истинный орк, и неважно, какого цвета у тебя кожа. Мы научим тебя этому.

Ребенок уже заснул, когда шкуру, служившую пологом палатки, резко отбросили в сторону. Это был Дуротан, вспотевший и задыхающийся. Каждая его черта говорила о том, что все пошло прахом – Драка поняла это еще до того, как он успел сказать хоть слово.

На мгновение муж крепко обнял ее и прижал к груди, а потом кратко поведал о том, что произошло. Во время его рассказа Драка молчала, лишь время от времени потряхивая головой. Нет. Нет. Этого не может быть. Оргрим не мог… он бы никогда их не предал. Однако именно это и произошло.

– Вы с ребенком должны уходить, – решительно отрубил Дуротан по окончании рассказа.

Взяв младенца на руки, вождь поднял его – очень нежно, даже в этот критический миг.

– Сейчас же!

Темный силуэт заполнил дверной проем. Чернорук. Он был весь покрыт брызгами крови, но не вооружен. Теперь ему и не нужно было оружие – хватало и клешни на месте потерянной руки. Схватив Дуротана за волосы, Чернорук поволок его из палатки. Ребенок, так и оставшийся в руке отца, заплакал.

– Ты – предатель, Дуротан! – проревел военный вождь.

Все в Драке кричало, что надо наброситься на Чернорука, но вместо этого женщина не сводила взгляда с мужа. Он не стал сражаться – по крайней мере, не с помощью оружия. И она должна была последовать его примеру.

– Нет, – спокойно ответил Дуротан, словно ничто не могло поколебать его уверенность. – Я – тот, кто ценит орков, которыми мы были раньше. Как и ты до сих пор.

– Это время прошло! – сердито рявкнул Чернорук. И затем, уже мягче, добавил: – Теперь мы лишь пища для Скверны.

На лице военного вождя не было ни гнева, ни ненависти – лишь равнодушие и тоска.

Неожиданно для самой себя, Драка вмешалась в разговор:

– Нет, мы нечто большее. Ты – нечто большее. Надежда все еще жива, Чернорук. Не следует идти дальше по этому разрушительному пути.

Сузив глаза, Чернорук взглянул на нее, а затем вниз, на Дуротана. На одну долгую, напряженную секунду все трое застыли неподвижно, и тишину нарушал лишь плач младенца. Затем Чернорук, зарычав, отпустил ее мужа и отшвырнул прочь. Дуротан тут же подскочил к Драке и передал ей малыша. Она судорожно прижала ребенка к груди. Когда Чернорук заговорил, в его голосе по-прежнему не было злобы, однако сердце Драки заныло от отчаяния.

– Не заставляй меня убивать еще больше невинных, молодой вождь.

Женщина еще крепче обняла сына. Ее взгляд метался между мужем и Черноруком. Дуротан выпрямился и расправил плечи.

– Если я сдамся добровольно…

Рука Драки метнулась вперед, схватив мужа за запястье. Ее ногти впились в его кожу – однако Дуротан продолжал смотреть на военного вождя.

– …оставишь ли ты мой клан в покое? Чернорук ничего не ответил. Драка знала, что ему нечего сказать. Пускай он и был военным вождем, но подчинялся Гул’дану. И сам Чернорук это понимал. Он просто откинул полог палатки и замер в ожидании.

«Вождь всегда обязан поступать так, как будет лучше для его клана», – вспомнила Драка.

Она не могла заплакать, ничем не могла показать, что ее сердце разбито. Она должна была выглядеть храброй ради своего мужа.

«К тому же, – решительно подумала она, – я не дам этому закончиться так».

Когда ее возлюбленный повернулся к Драке и заглянул ей в глаза, он увидел там лишь решимость и неиссякаемую любовь. Они были Северными Волками. И они знали, что любят друг друга. Ни к чему было устраивать нежные сцены на глазах у Чернорука.

«Что бы ни случилось».

«Я думала об имени», – сказала она ему.

«Я выберу имя, когда встречусь с ним… или с ней».

«И как же великий Дуротан сможет дать имя собственному сыну, если я не пойду с ним?»

– Как мне назвать нашего сына? – спросила Драка у мужа, огорчившись, но не смутившись, когда ее голос сорвался.

Дуротан взглянул на ребенка. Когда ее супруг с невыразимой нежностью погладил маленькую головку, спокойствие Драки на миг дало трещину.

– Го’эл, – ответил он, и тут Драка поняла: муж не верит, что вернется к ним.

Дуротан ласково провел пальцем по ее подбородку. Затем он развернулся к Черноруку и вышел из палатки и из ее жизни. Однако он не покинул ее сердца.

Какое-то мгновение Чернорук еще смотрел на нее с непонятным выражением, а потом вышел следом за Дуротаном. Могучее копье Громовой Удар, принадлежавшее Дуротану, и Гараду, а до них Дуркошу, упало с того места, где его оставил вождь Северных Волков, тяжело грянув об истоптанную землю.

Медив медленно приоткрыл веки и заморгал. Он помнил обе битвы. В одной он участвовал наравне с Лотаром и Ллейном – маг дрался бок о бок с ними, как уже бывало в прежние времена. Он помнил орков и стену из молний.

Но была и другая – сражение, в котором его друзья участвовать не могли. Прежде, чем он сумел помочь им, Медив был вынужден сразиться с человеком в капюшоне, чей силуэт, казалось, был соткан из самих грозовых туч. С тем, чьи глаза мерцали зеленым огнем.