Случай необходимости - Майкл Крайтон

— У вас есть семья?

— Да, — ответил я.

— И давно вы обосновались в Бостоне?

— Меня здесь ничто не держит, — сказал я. — Я могу бросить все и уехать в любой момент, если решу, что мне уже надоело возиться со срезами и препаратами.

Он стойко воспринял и это сообщение. Даже не изменил позы относительно автомобильного крыла. Он просто разглядывал меня своими серыми глазами и проговорил:

— Понятно.

— Может быть вы все-таки раскроете карты и поделитесь со мной своими соображениями?

— Все предельно просто, — сказал Рэндалл. — Меня интересует мотивация ваших поступков. Я могу понять, насколько крепкими могут оказаться дружеские связи, равно как и то, что личная симпатия порой становится причиной предвзятости суждений. Я восхищаюсь тем, как вы остаетесь верным вашей дружбе с доктором Ли, хотя, не скрою, я был бы восхищен этим вашим достоинством еще больше, если бы вы выбрали для него более достойное применение. Хотя на данном этапе ваши действия выходят далеко за рамки обыкновенной личной преданности. Так ответьте мне, что же все-таки движет вами, доктор Берри?

— Любопытство, доктор Рэндалл. Обыкновенное человеческое любопытство. Я хочу знать, кому и чего ради понадобилось прикладывать такую уйму усилий, чтобы изобличить невинновного человека в том, чего он на самом деле не совершал. И меня удивляет, что те, кому вроде бы по роду службы положено объективно и непредвзято расследовать такие факты, решили остаться в тени и подобного любопытства не проявлять.

Рэндалл сунул руку в карман пиджака и вытащил портсигар. Открыв его, он вынул тонкую длинную сигару, оборвал кончик и закурил.

— Давайте все же внесем ясность в то, что имеется в виду, — заговорил наконец он. — Доктор Ли делает аборты. Верно?

— Говорите, — сказал я. — Я вас слушаю.

— Аборт — это противозаконно. К тому же, равно как и любое хирургическое вмешательство оно черевато некоторым риском для пациента — даже когда эта операция выполняется действительно хорошим специалистом, а не каким-то там спившимся…

— Иностранцем? — подсказал я.

Он улыбнулся.

— Доктор Ли занимается абортами, — продолжал Рэндалл, — он делает это, нарушая закон, и к тому же его личные привычки и наклонности более чем сомнительны. Как врач, я бы сказал, что его этика тоже сомнительна. А моя позиция гражданина штата такова, что действия его подсудны и наказуемы в уголовном порядке. Это мое мнение, доктор Берри. И мне в свою очередь очень хотелось бы знать, по какому такому праву вы повсюду суете свой нос, терроризируете мою семью…

— По-моему, вы все сильно преувеличиваете.

— …и цепляетесь ко всему, как будто вам больше нечем заняться, в то время как вас ждут более благовидные дела, те дела, за которые «Линкольн» платит вам вашу зарплату. Как и у любого врача, у вас есть свои служебные обязанности, предусматривающие несение некой ответственности. Вы же не исполняете этих обязанностей. Вместо этого, вы предпочитаете влезать в дела совершенно посторонней семьи, досаждая людям и пытаясь оправдать порочного типа, нарушившего все нормы медицинской морали, осмелившегося жить вне рамок, установленных законом и насмехаясь над устоями общества…

— Послушайте, доктор, — прервал я его речь. — Давайте взглянем на случившееся с точки зрения чисто семейной проблемы. Как бы поступили лично вы, если бы ваша дочь объявила вам, что беременна? Если бы она отправилась не на аборт, а вместо этого пришла к вам? Как бы вы поступили тогда?

— Я не вижу смысла в пустых догадках.

— Разумеется, ведь у вас есть ответ.

Он побагоравел. На шее, повыше туго накрахмаленного воротничка рубашки вздулись вены. Он поджал губы, а затем сказал:

— Так вот чего, значит, вы добиваетесь? Хотите оклеветать, опорочить мою семью, в надежде помочь своему, так сказать, дружку?

Я пожал плечами.

— Меня занимает только правовая сторона этого вопроса, — ответил я, — и с этой точки зрения имеются нескольько возможностей. — Я пересчитал их по пальцам. — Токио, Швейцария, Лос-Анжелес, Сан-Хуан. Или возможно у вас есть хороший друг в Нью-Йорке или Вашингтоне. Это было бы гораздо более удобно. И дешевле.

Он круто развернулся и открыл дверцу машины.

— А вы все же подумайте об этом, — сказал я. — Подумайте, что бы вы стали делать во благо репутации семьи.

Рэндалл завел мотор и ненавистно взглянул на меня.

— А заодно и о том, — продолжал я, — почему она не обратилась за помощью к вам.

— Моя дочь, — заговорил Рэндалл, голос его дрожал от гнева, — моя дочь замечательная девочка. Это неиспорченная, ласковая и красивая девочка. Ей были чужды вся эта грязь и низость. И как вы только посмели приплести ее ко всем этим вашим…

— Но если ваша дочь была так чиста и невинна, — сказал я, — то каким же образом она забеременела?

Рэндалл со злостью хлопнул дверцей автомобиля, включил передачу, и «порше» стремительно выехал со стоянки, оставив позади себя сизый шлейф выхлопного газа.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Собственный дом в тот вечер встретил меня пустыми комнатами и потушенными огнями. Оставленная на кухня записка сообщала мне о том, что Джудит все еще не возращалась из дома семества Ли. Пройдя по кухне, я заглянул в холодильник; очень хотелось есть, но у меня не хватило терпения на то, чтобы спокойно сесть и сделать сэндвич. Наконец я остановил свой выбор на стакане молока и оставшемся от обеда салате из шинкованной капусты, но царящая в доме тишина угнетала меня. Наскоро поев, я отправился к Ли; они жили всего через квартал от нас.

Семья Ли занимала большой кирпичный дом, выстроенный в ново-английском стиле, массивный и старый, как, впрочем, и другие дома на этой улице. С виду он был абсолютно ничем не примечателен. Я часто думал об этом; похожесть на других, насколько мне казалось, была не в духе Арта.

В доме тоже было мрачно. В кухне Бетти, натянуто улыбаясь, кормила годовалого малыша; она выглядела вконец измученной; это было не похоже на нее, ибо я знал ее совсем другой: всегда подтянутой, безупречно одетой и никогда не терявшей присутствие духа. Джудит на кухне вместе с ней, а Джейн, наша маленькая дочка, тоже стояла рядом, держась за мамину юбку.

Из гостинной слышалась пальба заряженных пистонами игрушечных пистолетов: мальчишки играли в грабителей и полицейских. Каждый раз, когда раздавался громкий хлопок от взорвавшегося пистона, Бетти вздрагивала.

— Пора бы давно прекратить это безобразие, — сказала она, — но я не могу…

Я прошел в гостиную. Все, что только можно было сдвинуть с места и перевернуть, было сдвинуто и перевернуто вверх дном. Джонни, наш с Джудит четырехлетний сын, прятавшийся за одним из мягких кресел, увидел меня и приветственно махнул рукой, а затем снова выстрелил из своего игрушечного оружия. У противоположной стены, за диваном притаились два брата Ли. В воздухе пахло жженой серой, и по всему полу были разбросаны бумажные ленточки с пистонами.