Анастасия - Владимир Мегре

 Поиск дальнейших аргументов был бессмысленным, так как сказанное ею могли подтвердить или опровергнуть только те, о ком она говорила.

 Будучи и сам предпринимателем, я никогда не задумывался над тем, что говорила Анастасия, не анализировал количество своих минут радости, и тем более не мог это сделать за других.

 Как-то не принято в среде предпринимателей хныкать или жаловаться, каждый стремится показать себя преуспевающим, довольным жизнью. Потому и сложился, наверное, у большинства людей образ предпринимателя, как человека, получающего от жизни сплошные блага.

Анастасия улавливала не внешние проявления чувств, а более тонкие, скрытые внутри. Она определяла состояние человека по количеству видимого ей света. Мне кажется, картинки и ситуации, видимые ею, виделись мне скорее с её голоса. Об этом я сказал Анастасии. Она ответила:

 — Я тебе сейчас помогу. Это просто. Ты закрываешь глаза, лежишь на траве, руки в стороны, должен расслабиться. Мысленно представь всю Землю, попробуй увидеть её цвет и голубоватое свечение, исходящее от неё.

 Потом сужай луч своего воображения, не охватывай им всю Землю, а делай его всё уже и уже, пока не увидишь конкретных деталей. Людей ты ищи там, где свет голубоватый будет больше, там люди.

Ты ещё больше сужай свой лучик и увидишь одного человека или нескольких. Давай ещё попробуем с моей помощью.

 Она взяла меня за руку, направила свои пальцы вдоль моих, упершись их концами в мою ладонь. Пальцы другой её руки, лежащей на траве, были направлены вверх.

 Я мысленно проделал всё то, что она сказала, и не очень отчетливо передо мной возникла картина сидящих за столом и возбужденно разговаривающих между собой троих людей. Их слова мне были непонятны. Речи вообще никакой я не слышал.

— Нет, — сказала Анастасия, — это не предприниматели. Сейчас мы найдем их.

 Она водила и водила своим лучиком, попадая в большие и маленькие кабинеты, закрытые клубы, застолья и бордели... Голубоватое свечение было или очень слабым, или не было его вообще.

— Смотри — там уже ночь, а он всё сидит в прокуренном кабинете один, что-то не ладится у этого предпринимателя. А этот, смотри — какой довольный, в бассейне, и девочки рядом. Он под хмельком, но свечения нет. Он просто пытается забыться от чего-то, его самодовольство искусственно...

Этот — дома. Вот его жена, ребёнок у него что-то спрашивает... Телефон... Вот, пожалуйста, он снова посерьёзнел, даже близкие люди отодвинулись на задний план....

И снова одна за одной высвечивалась череда всевозможных ситуаций, внешне хороших и не очень, пока мы не наткнулись на эту ужасающую сцену. Вдруг возникла комната, вероятно, в какой-то квартире, довольно респектабельной, но...

 На круглом столе лежал обнаженный человек, его ноги и руки были привязаны к ножкам стола, голова свисала, рот заклеен коричневатой плёнкой. За столом сидели двое молодых, плотного телосложения мужчин, один коротко подстриженный, другой не такой плотный, с гладко прилизанными волосами.

 В кресле поодаль, под торшером, сидела молодая женщина. Рот у неё тоже заклеен, ниже груди обтягивал её бельевой шнур, прижимая к креслу. Каждая нога была привязана к ножке кресла. Она была в одной нижней разорванной сорочке.

Рядом с ней сидел пожилой худощавый мужчина и пил что-то, наверное, коньяк. На маленьком столике перед ним лежал шоколад. Те, что сидели за круглым столом, не пили. Они наливали на грудь лежащего мужчины жидкость — водку или спирт, и поджигали. «Разборка», — понял я.

Анастасия увела лучик с этой сцены. Но я воскликнул:

— Вернись. Сделай что-нибудь!

Она вернула эту сцену и ответила:

— Нельзя. Всё уже произошло. Этого нельзя остановить, раньше надо было, сейчас поздно.

Я смотрел, как завороженный, и вдруг ясно увидел глаза женщины, глаза, наполненные ужасом и не молящие о пощаде.

— Так сделай хоть что-нибудь, если ты не бессердечная! — крикнул я Анастасии.

— Но это не в моих силах, это уже как бы запрограммировано раньше, не мной, я не могу вмешиваться напрямую. Они сейчас сильнее.

— Ну где же твоя доброта, способности?

Анастасия молчала. Ужасная сцена слегка помутнела. Потом вдруг исчез пожилой, пьющий коньяк. Вдруг я почувствовал слабость во всём теле и ещё почувствовал как немеет моя рука, к которой прикасалась Анастасия. Я услышал её какой-то ослабевший голос. Она, с трудом выговаривая слова, произнесла:

— Убери руку, Владими... — Она не смогла даже договорить моё имя.

Я, вставая, оттянул от Анастасии руку. Рука висела словно онемевшая, как бывает, когда отсидишь руку или ногу, и была вся белая. Пошевелил пальцами и онемение стало проходить.

  Я взглянул на Анастасию и ужаснулся. Её глаза были закрыты. Исчез румянец с лица. Под её кожей на руках и лице, казалось, не было вообще ни кровинки. Она лежала словно бездыханная.

 Трава вокруг неё, примерно радиусом метра в три, была тоже белой и поникшей. Я понял, что произошло нечто ужасное и крикнул:

 — Анастасия!Что с тобой произошло, Анастасия!?

 Но она никак не отреагировала на мой крик. Тогда я схватил её за плечи и встряхнул уже не упругое, а какое-то обмякшее тело. И всё равно — её абсолютно белые, бескровные губы молчали.

— Ты слышишь меня, Анастасия?

Чуть приподнялись ресницы, и на меня посмотрели потухшие глаза, уже ничего не выражающие. Я схватил фляжку с водой, поднял её голову и попробовал напоить её, но она не могла глотать. Я смотрел на неё и лихорадочно думал, что же делать.

Наконец, её губы едва зашевелились и прошептали:

— Перенеси меня на другое место... к дереву...

Я поднял обмякшее тело и унес подальше от круга с белой травой, положил у ближайшего Кедра. Через некоторое время она стала понемножку приходить в себя, и я спросил:

— Что с тобой произошло, Анастасия?

— Я постаралась выполнить твою просьбу, — тихо ответила она и добавила, спустя паузу, — думаю, у меня это получилось.

— Но ты ведь так плохо выглядишь, ты чуть не погибла?

 — Я нарушила естественные законы. Вмешалась в то, во что вмешиваться не должна. Это вытащило из меня все мои силы, энергию. Удивляюсь, что её хватило.

— Зачем ты рисковала, если это так опасно?

— У меня не было выхода. Ты ведь хотел этого. Я боялась не выполнить твою просьбу, боялась, что совсем перестанешь меня уважать. Будешь думать, что я только говорю, говорю всё... И ничего не могу в реальной жизни.

Её глаза смотрели на меня просяще и умоляюще, тихий голос немного дрожал, когда говорила:

— Но я не могу объяснить тебе, как это делается, как работает этот природный механизм, я его чувствую, но объяснить, чтоб тебе понятно было, не могу, и учёные ваши, наверное, пока не смогут.

Она опустила голову, помолчала, словно набираясь сил. Снова посмотрела на меня умоляющими глазами и произнесла:

— Теперь ты ещё больше будешь считать меня ненормальной или ведьмой.

 И мне вдруг очень сильно захотелось сделать для неё что-нибудь хорошее, но что? Я хотел сказать, что считаю её нормальным, обычным человеком, красивой и умной женщиной, но у меня не было ощущения обычного к ней отношения,и она со своей интуицией не поверила бы мне.

 Я вдруг вспомнил её рассказ о том, как обычно в детстве здоровался с ней прадед. Как вставал седой прадед на одно колено перед маленькой Анастасией и целовал её ручку.

Я встал перед Анастасией на одно колено, взял её ещё бледную и немножко холодную руку, поцеловал и сказал:

— Если ты и ненормальная, то ты самая лучшая, самая добрая, умная и красивая из всех ненормальных.

Губ Анастасии, наконец-то, снова коснулась улыбка, глаза благодарно смотрели на меня. На щеках стал появляться румянец.

— Анастасия, картина довольно сумрачная. Ты специально выбирала?

— Искала, хотя бы для примера, хорошее, но не нашла. Они все в клещах забот своих. Они один на один со своими проблемами, у них почти нет духовного общения.

 — Так что же делать, что ты можешь предложить, кроме жалости к ним? А я должен сказать тебе: это сильные люди — предприниматели.

 — Очень сильные, — согласилась она, — и интересные. Они за одну жизнь как бы две проживают. Одна известная только им и никому из близких даже, другая — внешняя, для окружающих.

А помочь, думаю, надо с помощью усиления их духовного и искреннего общения между собой. Нужно открытое стремление к чистоте помыслов.

— Анастасия, я, наверное, попробую сделать то, что ты просила. И книгу попробую написать, и объединение предпринимателей с чистыми помыслами создать, но только так, как сам это понял.

 — Тебе трудно будет. Я не смогу тебе достаточно помогать, во мне мало осталось сил. Они будут долго восстанавливаться. Я теперь некоторое время не смогу видеть лучиком на расстоянии. Я и тебя сейчас обычным зрением не очень хорошо вижу.