Изгнанник на цепи (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович

И нельзя сказать, что у терпеливых экспериментаторов ничего не получалось!

Конечно, основной амбицией новоявленных евгеников было понять механизмы собственных организмов, а в идеале и улучшить их. Создавая на основе человека смесков, ученые пытались систематизировать результаты. К примеру, плод союза двух полукровок от оками и кицуне, мог дать как хитрого и решительного разумного, способного к легким внушениям и управлению пламенем, так и жестокого убийцу, совершенно теряющего голову от запаха крови. «Ошибки» уничтожались, неудачным или невыдающимся плодам экспериментов просто делали операцию по стерилизации, а вот у тех, кто продемонстрировал таланты или способности — будущее было куда более ярким и многообещающим. Их расхватывали как горячие пирожки, находя порой самые разнообразные применения.

Паршивый Котёнок была «очень горячим пирожком», поэтому попала к роду Цурума. Всё верно, клана и рода Гэндзи никогда не существовало. Статус Момо был… весьма расплывчатым, как и род занятий. Шино вовсе не собиралась выбалтывать всё подряд, но сделала достаточно намеков, чтобы мы поняли — телохранители делились на два вида. Тех, кого можно заметить рядом с охраняемой ими особой и тех, кого заметить было нельзя. Последние не только чаще выживали, но также и наносили смертельный удар агрессору.

Глядя на стоящее передо мной худосочное чудо, которое, казалось, находилось в постоянном решении дилеммы «уснуть или умереть», в сказанное не верилось совершенно, из-за чего верилось абсолютно. Момо обладала настолько безобидным, невзрачным и мирным видом, что представить её кем-то кроме профессиональной убийцы у меня не выходило. Не универсальной, конечно же, с такой внешностью на приём к аристократам не попадёшь, но вот прокрасться и зарезать — это без проблем.

Ну, в целом, а чего я ожидал? Теперь не удивительно, что Шино и Момо ругаются как родственницы, они, в каком-то смысле, ими и являются. Понятно также почему четырехухая любит обзывать мечницу «вывеской», от чего та забавно злится — оно отражает правду. Пока враг отвлекается на длинноногую фигуристую красотку с яркими пурпурными волосами и мечом, тихая и незаметная «мышка» убьет его, его семью, его собаку…

Теперь хоть не придётся напрягаться, пытаясь поймать этого ребенка в фокус внимания.

Хорошо посидев и поболтав уже о несерьезных вещах, мы стали собираться домой.

И тут Рейко нанесла свой собственный коварный удар. Прощать мне бестактное обнюхивание других девушек при наличии будущей невесты в непосредственной близости она мне непосредственно не собиралась. Месть была страшна — она объявила наш пикник собственным свиданием и… потащила нас гулять. Цурума посмотрела на меня, потом на решительную Рейко, потом назад на меня… вздохнула, взяла Момо на закорки и потащила. «Гуляли» меня долго и вдумчиво, дабы я прочувствовал всю глубину своего грехопадения. Возразить было абсолютно нечего, поэтому я стоически стучал тростью по асфальту, мучался, но грел себя мыслями о возвращении домой. Оно должно было пройти… феерично.

Так и случилось.

Дома было хорошо. Везде по двору бегали десятки людей в оливковой военной форме с автоматами, неслась грубая музыка солдатской немецкой речи, носились мешки и стройматериалы. Жизнь кипела, а посреди её бушующего моря возвышался невозмутимый Уокер, внимательно читающий накладную у бегающего глазами прораба. При нашем приближении он прервался, отослал человека и коротко поклонился:

— Сэр Эмберхарт. Добро пожаловать домой.

— Мистер Уокер. Всё согласно планам? Рабочие уже приступили к отделке дома?

— Нет, сэр. Они обещают, что начнут завтра. Сегодня, до глубокой ночи, будут работать с казармами.

— Хорошо. Миссис Монтгомери… наносила визит?

— Да, сэр. Она ушла около трех часов назад.

— В плохом настроении?

— Смею заметить, что в ужасном.

— Прекрасно!

Новости придали мне сил, и я, бодро застучав тростью, вовсю поковылял к главному входу. Правда, почему-то один. Обернувшись, я увидел трех девушек, причем на лицах двух из них было написано множество вопросов насквозь нецензурными иероглифами. В стоячем положении я рассказывать уже ничего не хотел, поэтому предпринял попытку к бегству до ближайшего дивана. Маневр удался, две фурии, пылающие недоумением и любопытством, запустили когти в мое бездыханное тело, уже с комфортом лежавшее на горизонтальной поверхности. Правда, одна прыгнула мне задницей на живот, а вторая нависла над головой дамокловым мечом, но жизнь вообще штука несправедливая…

— Мне с утра позвонил герр Август Голденштерн, отец нашей Маргариты, высказав просьбу, которую я счел нужным удовлетворить, — пояснял я, лежа с отсутствующим видом, — В Японию прибыла партия немецких легких танков вместе с инструкторами, но вышло так, что подготовленное для них место размещения сейчас сильно скомпрометировано. Они должны были направиться в Гифу, но там, вокруг военной базы расположено целых пять непроверенных еще хабитатов. Мы приняли немцев на постой, где-то на месяц.

Рейко издала странный звук, а Шино поинтересовалась нетвердым голосом:

— И… сколько?

— Сколько чего?

— Немцев. Танков.

— Инструкторов и солдат где-то девяносто… — с задумчивым видом протянул я, — К вечеру еще повара придут. А танков батальон.

— Батальон — это сколько?

— Двадцать семь штук. Там, на заднем дворе стоят. Правда, смотреть не на что, их брезентом накрыли.

Рейко издала еще один странный звук. Прямо как отчаявшийся понять смысл жизни пароходик весом в сорок килограммов с глубокой душевной травмой.

— Нам это на руку, — попытался утешить я её, — Солдаты согласны присмотреть за строителями, так что с завтрашнего дня работы по дому будут возобновлены.

Звук повторился, став каким-то тревожащим. Я взглянул в стекленеющие глаза сидящего у меня на животе генератора электричества и приготовился к смерти.

Обошлось. Частично. Сидящая Рейко устроила настоящую драму, с завываниями, трагичными паузами и биением меня кулаком в грудь. С её точки зрения выходило, что я подлый обманщик, уведший невинных дев на прогулку лишь для того, чтобы они не увидели тайком проносимый в дом танковый батальон. Что я злодей, не ведающий стыда и совести, обрекающий невинных (ей явно нравилось это слово) дев (и это тоже) на жизнь в казарме. В строящейся казарме! В строящейся казарме с немецкими танкистами!

Я едва успел вставить фразу о том, что жить все эти люди будут не в основном здании, а в смежных, но вошедшую во вкус Иеками было не остановить. Мне с нескрываемым удовольствием вменили все возможные грехи, вспомнив при этом все прошлые, в том числе и спасение Цурумы из бассейна. Глядя на в очередной раз покрасневшую мечницу, я решил все-таки умолчать о настоящей причине нашего пикника. Чтобы не убили.

Причина же была тривиальной. Договорившись обо всем с Голденштерном и отдав распоряжения Уокеру, я поймал себя на очень удачной мысли и… позвонил герру Брехту, хозяину Мезальянс-холла. Немец, немало удивившийся столь раннему звонку, быстро понял его актуальность — я предостерег его о скором и неминуемом визите Скарлет. Двери заведения конечно же распахнулись бы настежь перед столь роскошной женщиной, редко когда забывающей упомянуть о том, что она в девичестве носила фамилию Эмберхарт… и Брехт бы получил на руки кучу проблем. Большую кучу дурнопахнущих проблем, дуэлей, конфликтов и скандалов…

Пикник куда лучше, чем общение с разъяренной Скарлет, получившей полный отлуп от местного общества. Вламываться ко мне в дом она бы не стала, зная, что я не стал бы прятаться столь низким образом, а значит уехала лелеять новую обиду и вынашивать планы мести. И нельзя сказать, что я эту гадость сделал ей чисто из любви к искусству — уж что-что, а меня бы эта красавица постаралась бы макнуть как можно глубже в любом разговоре с местными.

…но если я сейчас признаюсь в этом сидящей у меня на животе девушке, то стану первым в истории всех миров и времен человеком, умершим на электрическом диване…