«Пятая колонна» Российской империи. От масонов до революционеров - Валерий Шамбаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
12. Хотя в ходе подавления мятежа перебили немало повстанцев, руководство левых эсеров получило неожиданно мягкие приговоры: от нескольких месяцев до 3 лет тюрьмы (в это же время за недосдачу крестьянами хлеба по разверстке полагалось 10 лет!) Но один из видных эсеровских деятелей был все-таки расстрелян. Товарищ председателя ВЧК Александрович.
13. А сам Дзержинский вдруг подал в отставку. Проходил по делу о мятеже в качестве свидетеля. Обязанности председателя ВЧК на время следствия исполнял Петерс.
14. Что же касается убийцы Мирбаха Якова Блюмкина, то он не только остался на свободе, но и продолжал служить в ЧК! Его лишь на время убрали на Украину, а затем он вернулся в Москву, был принят в коммунистическую партию и стал… начальником личной охраны Троцкого!
В общем, из совокупности приведенных фактов напрашивается единственный вывод. Что весь «левоэсеровский мятеж» являлся грандиозной провокацией, и не более того. Только таким образом факты увязываются воедино. Конечно, большую часть повстанцев использовали «втемную». Подобрали соответствующий контингент, подогрели настроения. Но подобный заговор вряд ли можно было бы подготовить втайне — в Москве, под носом у всех властей! И чтобы в целом полку чекистов не нашлось ни одного стукача?! Поэтому заместитель Дзержинского, левый эсер Александрович, должен был погибнуть, он слишком много знал. Вероятно, такая же судьба ждала командира полка Попова, но он успел удрать к Махно.
В целом-то все выглядит понятным — провокация требовалась, чтобы разделаться с последними конкурентами и установить однопартийное правление. Но остается открытым вопрос: зачем понадобилось убивать Мирбаха? Неужели нельзя было выбрать другую форму провокации или другую цель теракта, не чреватую международными осложнениями? Кому мог помешать Мирбах? Германским спецслужбам? Нет. Он многое сделал для внедрения и развертывания немецкой разведки в России, не жалел на это выделенных ему средств. Большевикам? Опять нет. В это время в Берлине многие, в том числе кайзер и его военачальники, полагали, что надо занять более жесткую позицию по отношению к советскому правительству. Были и предложения, что игры с большевиками пора заканчивать. Они, мол, уже выполнили свою миссию, заключив Брестский мир. А теперь пора свергнуть их, и благодарный русский народ станет лучшим другом и союзником немцев.
Сдерживал подобные настроения Мирбах. Он докладывал в Берлин: «Реализация наших интересов требует поддержки большевистского правительства. Если оно падет, то его наследники будут более благосклонны к Антанте. Следует продолжить снабжение большевиков минимумом важнейших товаров, чтобы поддержать их пребывание у власти. Несмотря на все их декреты, с ними в настоящее время можно иметь дело, они сейчас более расположены к экономическому сотрудничеству, и должны быть предприняты меры в направлении будущего экономического проникновения». А вот кому Мирбах действительно мешал — так это державам Антанты. Опытный дипломат сумел взять под фактический контроль советское правительство. Знал все обо всех. Где нужно — пускал в ход деньги. Или оказывал откровенное давление. Припугивал большевиков — если не будут послушными, то Германии ничто не помешает погрузить в эшелоны пару дивизий, и через день они будут в Москве.
Представители Антанты доносили, что Мирбах стал настоящим теневым «диктатором» в советской столице, и большевики вынуждены действовать по его указаниям. Троцкий в переговорах с Локкартом и Робинсом уже соглашался запустить в Россию англо-американских интервентов «по приглашению» Совнаркома, но Мирбах сорвал эти проекты…
А вот еще любопытный факт. Вручая командиру латышских стрелков Вацетису награду в 10 тыс. рублей за подавление восстания, Троцкий в полушутливой форме обмолвился, что тот прекрасно действовал как солдат, но своим усердием сорвал какую-то важную политическую комбинацию. Какую? Очевидно, западные хозяева Льва Давидовича желали вызвать разрыв большевиков с немцами. А французской разведке преднамеренно забросили дезинформацию, чтобы отвести след от истинных виновников (впрочем, был ли искренним Садуль, передавая предупреждения Троцкому и Дзержинскому, или сами предупреждения являлись частью операции прикрытия — мы не знаем).
Если бы Германия в ответ на теракт двинула войска на Москву, советскому правительству волей-неволей пришлось бы бежать под защиту стран Антанты и принять их «помощь». А значит, полностью отдаться в их волю. Но не получилось. Германия сосредоточивала все силы на Западе, готовясь к наступлению на Париж, которое должно было решить исход войны. Лишних дивизий, чтобы открывать еще один фронт на Востоке или хотя бы для оккупации Центральной России, у немцев не было.
Гнойник двенадцатый
Цареубийцы
Член советского правительства Милютин записал в своем дневнике: «Поздно возвратился из Совнаркома. Были “текущие” дела. Во время обсуждения проекта о здравоохранении, доклада Семашко, вошел Свердлов и сел на свое место на стул позади Ильича. Семашко кончил. Свердлов подошел, наклонился к Ильичу и что-то сказал. “Товарищи, Свердлов просит слово для сообщения”. “Я должен сказать, — начал Свердлов обычным своим тоном, — получено сообщение, что в Екатеринбурге по постановлению областного Совета расстрелян Николай… Николай хотел бежать… Чехословаки подступали. Президиум ВЦИК постановил одобрить…”
Молчание всех…»
А вот еще одно свидетельство:
«В июле 1918 года, когда я опрашивал агентов в здании ЧК, посыльный принес телеграмму, адресованную Дзержинскому, который находился рядом со мной. Он быстро прочитал ее, побледнел, как смерть, вскочил на ноги и воскликнул: “Опять они действуют, не посоветовавшись со мной!” — и бросился из комнаты. Что случилось? Вся ЧК была взбудоражена. Крики, возгласы, звонки слились в единый гвалт! Люди звонили куда-то, курьеры бегали по коридорам, автомобили громыхали и неистово гудели. Дзержинский поспешил в Кремль. Что же, ради всего святого, случилось?.. Императорская семья была расстреляна без ведома ЧК! Самовольно, по указанию Свердлова и кого-то из высших бонз в Центральном Комитете коммунистической партии…»
Автор второго свидетельства — Владимир Григорьевич Орлов. До революции он был судебным следователем, в 1912 г. вел дело Дзержинского. Работал добросовестно, умело, раскрутил на 20 лет каторги. В Первую мировую служил в военной контрразведке следователем по особо важным делам. После революции возглавил белогвардейскую разведку в Петрограде, устроился в Центральную уголовно-следственную комиссию и… в один прекрасный день лицом к лицу столкнулся с Дзержинским. Феликс Эдмундович сразу его узнал. Орлов счел — конец. Но Дзержинский пожал ему руку и сказал: «Это очень хорошо, Орлов, что вы на нашей стороне. Нам нужны такие квалифицированные юристы, как вы».
Феликс Эдмундович часто вызывал Владимира Григорьевича в Москву, привлекал к расследованию дел по германскому шпионажу. В своих мемуарах, изданных в эмиграции, Орлов о многом умалчивает, но его близость к Дзержинскому подтверждается архивными материалами Лубянки. Оставил он в своих воспоминаниях и характеристики советских руководителей. Для белогвардейца все они были смертельными врагами. Но тем более любопытно, что он проводит существенное разделение между ними. Например, между Лениным и Троцким (в пользу Ленина). О Дзержинском пишет с явным уважением. Отмечает его благородство, ум, профессионализм. Согласитесь, со стороны врага такой подход говорит о многом.
Почему я так подробно остановился на личности и оценках Орлова? Потому что он сообщает: «По общему мнению, сложившемуся в ЧК, в Революционном трибунале и в Кремле, решение об убийстве было принято единолично и реализовано собственной властью Свердлова. Он осуществил подготовку втайне от товарищей и только после казни поставил их перед свершившимся фактом».
А почему цареубийство вызвало такой переполох в ВЧК, понять нетрудно. Это преступление было иррациональным с политической точки зрения. В сложной обстановке лета 1918 г. Романовы были гораздо полезнее для большевиков в качестве заложников, лишней козырной карты для торга с англичанами, французами, немцами. Впрочем, вся официальная версия убийства не выдерживает критики. Чехи и белогвардейцы находились еще довольно далеко от Екатеринбурга, город пал только в августе. Ничто не мешало эвакуировать царскую семью, дорога на Пермь и Вятку оставалась свободной. Да и наступали-то на Урал не монархисты, а эсеры и меньшевики. Они боялись монархии даже сильнее, чем большевиков. Никаким идейным и объединяющим знаменем царь для них стать не мог. Эсеровское правительство потом даже колебалось, назначать ли следствие по делу о цареубийстве — не будет ли это слишком «контрреволюционно»?
