Каисса - Виталий Алексеевич Чижков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лев Иванович достал из склепа ветхий табурет, взгромоздился на него. И заговорил доверительно и тихо:
– Знаешь, а я ведь смог найти для Жени что-то похожее на его легенду. И не в религиозных трактатах, не в мифологии, а в байках кокни девятнадцатого века. Среди непристойных анекдотов и городских легенд, из уст в уста передающихся в лондонских пабах, есть поверье о летающих глазах с крыльями летучей мыши. При чем тут такая жуть, спросишь ты меня, Варь? А при том, что создал их сам Великий Архитектор, о котором говорят масоны. Забредали, видимо, они в бары-то к простолюдинам, да так и осело в фольклоре… Так вот, кокни говорят, что Великий Архитектор есть могущественный демон, который, будучи человеком, изучал алхимию, некромантию и темные науки, да так и продал свою душу, обратившись в нечистого.
Ветер скрутил воронку из листьев и мелких веток. Этот маленький смерч промчался мимо Пистолетова. Тот погрозил ему кулаком: говорят, так черти играют на кладбищах.
– А он тут при чем? Всему свое время, Варь. Великий Архитектор подарил огромную стаю глаз уличному скрипачу-скаузеру. Уж больно тот хорошо играл. Вся улица плясала под его скрипку. Наказал Архитектор скрипачу устроить в восточной части города представление для зевак. А глаза летали везде и указывали на людей, которых нужно взять…
В тишине раздалось навязчивое жужжание. Лев Иванович, опрокинув табурет, вскочил и стиснул кулаки. Несколько минут он всматривался в кроны кладбищенских берез. Затем продолжил стоя:
– И вот придуманная для постановки история была точь-в-точь как описывает Ульский! Была куртизанка, которая плясала с Дьяволом. У того был охранник – сиамские близнецы из заезжего цирка уродов, – и был сэр достопочтенный аристократ, который потерял руку на войне с зулусами. Он пытался убить Дьявола!
Настал день спектакля. Шатер на площади. Вечер. Играет скрипач, актеры кружатся в пляске, народ улюлюкает. Внезапно начинает идти дождь, а по земле прямо из-за сцены прокатываются светящиеся шары фиолетового цвета! Среди людей начинается давка. Многие погибли в ней тогда. Многих убили эти шары. Конечно, кокни отомстили: актеров забили до смерти, а куртизанку сожгли на костре на следующий же день! А вот бродягу, который играл Дьявола, не нашли нигде, как ни искали. Кто говорит, что он бежал, кто – что это был сам Джек-потрошитель. Как бы то ни было, с тех пор в этом районе Англии считают, что если ты увидел в небе летящий на крылах глаз – жди беды. Это Архитектор планирует новый спектакль. Вот так-то, Варьк.
Пистолетов осторожно убрал нанесенные ночным шквалом ветки с крыши склепа и вернул табурет на место. Помолился. Вздохнул.
– Ладно, пора мне работать, Варь. Сегодня буду держать ухо востро и все подмечать. Неспроста сегодня такая гроза была. Чем черт не шутит. И Ульскому за здравие поставлю.
– Уйди, педераст железный! Ты здесь не благословляешься!
Пистолетов, уже у входа во флигель, приметил висящего в воздухе наблюдательного дрона. Погрозил ему кулаком – на территории Обители не должно их вообще быть. Дрон покачался по тангажу, словно покивал, издал трель из щелчков камерой и улетел.
Из флигеля доносилась ругань и, кажется, немецкая речь.
Владыка отряхнул ноги и вошел в аванзал.
Высоченный Симеон, студент семинарии, стоял на стуле. На другом стуле сидела красивая девушка в красной бейсболке, надвинутой на глаза. Крупная, ростом не уступающая Симеону. Она кричала служке, чтобы он отвалил. Тот отпускал какие-то сальности. Мерзкий отрок.
Наконец девушка, сверкнув из-под козырька абсолютно черными глазами, высунула длинный раздвоенный язык, скорчила страшное лицо и поводила кончиками языка туда-сюда. Симеон от неожиданности отпрянул и сверзился со стула.
– Симка, а ну бр-р-рысь отседа! – гаркнул Лев Иванович так, что люстра замерцала.
Симеон испарился. Девушка встала и нервно улыбнулась. Во рту у нее были клыки, как у вампира. Взгляд был испуганный и, возможно, почтительный, не разобрать – глаза застилала чернота.
– Святые угодники! Ты из ада за мной или с концерта Black Sabbath, дочь моя? – спросил Владыка.
– Скорее второе, батюшка, – низким голосом, шепелявя, ответила девушка. – Простите за мой внешний вид.
– Ничего, мы здесь всем рады. Заходи в кабинет.
Они прошли в маленькую квадратную комнату, в которой стоял обтянутый кожей черный стол с брифинг-приставкой. Рядом – большая тумба и четыре кожаных кресла. Владыка грузно сел за стол и величавым жестом пригласил Клару сделать то же самое.
Девушка сняла бейсболку, и по широким плечам рассыпались шелковистые русые волосы. На гостье были бежевые капри, скейтерские салатовые кеды и длинная, почти до пола, песочная кофта, расстегнутая ровно настолько, чтобы можно было разглядеть белую футболку Pink Floyd и крупные деревянные бусы. При женственной фигуре девушка была напрочь лишена грации, движения были какими-то неловкими, мальчишескими. Как у Симки. И лицо несколько детское, со вздернутым носиком и тонкими бледными губами. Уши торчали даже из-под распущенных волос, в них были вдеты небольшие тоннели.
Хороша, чертовка. Владыке всегда нравились вот такие женщины, неформальные, естественные. Интуитивно читающий людей Пистолетов на что угодно мог спорить, что перед ним феминистка, веганка, сторонница инклюзивности и бодипозитива, зоо– и экозащитница. Ну или, может, просто поэтесса или дизайнер. Кто бы разобрал.
– Я сплита языка сто лет не видел, со времен байк-клуба. И зубы, я смотрю, модифицированы. Есть в тебе какая-то дьявольщинка. Не подобает мне таким восторгаться, но – очень! – отвесил комплимент Владыка. – Будь добра, вынь склеры, а то меня креститься тянет.
Девушка послушалась. Под мглой склеральных линз оказались лучистые глаза изумрудного цвета.
– Владыка, меня Клара зовут. Клара Олеговна.
– Без линз намного лучше, Клара Олеговна, – улыбнулся Владыка. – А я же тебя знаю – ты медсестричка из госпиталя? Еще помню, как ты в обморок грохнулась, когда мы тому мирянину руку того… оттяпали. Чего пришла?
– Не знаю… – ответила Клара. – Тяжело с мыслями собраться.
– Обычно ко мне приходят, чтобы попросить что-то достать. Реже ко мне забегает кто-то из паствы поговорить про веру или покаяться. Но ты не выглядишь как прихожанка. Достать чего?
– Нет-нет, батюшка. Я как раз исповедоваться пришла, хотя не думаю, что я верую.
– Да я и сам не верую уже давно, дочь моя.
– Мне не к кому идти. Я одна. Совсем.
– Ну-ну. Дядя Лева готов внимать. – Владыка достал из тумбочки бутылку дорогого коньяка и серебряный церковный кубок, начислил себе
