Быть Лолитой - Элиссон Вуд

– Кто-нибудь может нас увидеть, – сказал он. Ущипнул меня за плечо, уходя. В тот вечер я впервые повысила на него голос.

Количество секретов и тайных планов вскоре стало невыносимым. Поэтому было решено: мы должны уехать. Дома и рядом с домом слишком рискованно. Единственная возможность нам быть в безопасности, где он действительно может показать мне, как сильно любит меня, открыто, заключается в том, чтобы уехать подальше от всех, кто может знать что-либо о нас.

Он прочел мне в кровати слова из книги Набокова, начало второй части «Лолиты»: «Тогда-то начались наши долгие странствия…» Я поняла, как романтично все это будет. Как сильно все на самом деле похоже на «Лолиту».

4

Он всегда сидел за рулем. На моих коленях лежала карта, которую я никогда не могла сложить правильно. Однако у нас был конечный пункт, точно под его пальцем, обведенный зелеными чернилами: Итака, Нью-Йорк, набоковское путешествие и путешествие в колледж одновременно.

Корнелл, или Итака, был «тем же университетом, где читал лекции Владимир Набоков, – терпеливо объяснил Ник, – где он был знаменитым лепидоптерологом».

Я решила, что это что-то пошлое, и попыталась изобразить инженю[17].

– Собиратель бабочек, – пояснил он.

– А-а, – сказала я разочарованно. Кому какое дело до бабочек?

Всего через несколько месяцев я отправлюсь в колледж Итака на другой стороне города Корнелл. Но пока что мы оба живем в домах своих родителей. Несмотря на то, что школа позади, Ник все еще может потерять свою работу, если кто-то узнает о нас двоих. И казалось, все это лето мы провели в поездке.

Дорога от его дома до Итака занимала почти полдня. Но сначала мне нужно было добраться до его дома, что отнимало у меня полчаса, припарковаться в соседнем дворе, позвонить в звонок. Я опаздывала, как почти что всегда, и он сердился.

– Я ждал под дверью, знаешь ли.

Приезжать и уезжать, и ждать, – вот где я и правда рисковала быть замеченной кем-то. Но я знала, как только мои сумки в его багажнике, радио включено, а его рука на моей ноге, он забудет обо всем. Я могла выбирать музыку и высовывать руки в открытое окно, наслаждаясь воздухом. Представляла, как мы будем гулять и его рука будет меня обнимать. Мне это нравилось, все это.

Тем летом было жарко, и, несмотря на то, что в его машине, в отличие от моей, был кондиционер, он не закрывал окна, мои волосы растрепывались вокруг лица, а юбка взмывала вверх, так что он мог видеть мои трусики, а на моих коленях играли солнечные зайчики. Он надевал бейсболку, когда сидел за рулем, потому что не любил солнечные очки.

Я всегда носила короткие шорты и юбки, потому что знала, ему нравятся мои голые ноги. Он ворковал, когда мы были наедине: «Ты такая сексуальная, у тебя такая мягкая кожа, как мне могло так повезти?» Простые комплименты, которые казались чем-то новым из уст взрослого мужчины, будто в них заключались какие-то знания. Я знала, что они что-то значат, потому что он сравнивал меня со своими бывшими девушками, с другими ногами. В отношениях с моими прежними парнями всегда был элемент удивления или восхищения, которые, кажется, никогда не менялись; как будто они не могли поверить (прикоснуться к девушке, поверить, что рядом с ними реальное теплое тело другого человека), что это и правда происходит, поэтому их комплименты казались чем-то вроде осколков на песке – блестящие фрагменты, но ничего не стоящие. Он уже рассказал мне о своих бывших девушках, о том, как хорош был секс с той, с кем он встречался во время учебы. Мне было интересно, сравнивает ли он нас. Интересно, как выглядели ее ноги.

По пути в Итака мы ехали по одной за другой автострадам, пока наконец не оказались на тех узких дорожках, которые все же еще носили гордое название автострад, «Северная трасса 17», по которой проехали много миль и часов. В северной части штата наш автомобиль был единственным, который можно увидеть, мы ехали мимо скал, где асфальт усеян галькой всех оттенков серого. Все остальное зеленое, зеленое, зеленое, деревья и трава, и его перьевая ручка. Я тоже взяла с собой ручку, ту самую, которую он мне подарил.

На полпути мы остановились в закусочной у трассы, чтобы выпить кофе. Roscoe Diner. Она стала нашей во всех возможных смыслах – розовый неоновый свет на потолке, бесконечные повторные порции кофе, меню, которое всегда одинаковое, и совсем не нужно его читать, чтобы знать, что заказать, все точно, как «наша» закусочная дома – но с важным отличием: нас никто не знает.

Мы держались за руки через стол, пока ждали картофель фри. К концу лета официантки начали нас узнавать. Они единственные, кто узнал о наших отношениях тем летом, однажды мы остались в отеле, может, дважды, и я не могла никому рассказать, неважно, как сильно была влюблена. И не рассказала.

Впервые мы оказались в закусочной во время обеда, не могли уехать до полудня, потому что я вернулась из лагеря, где консультировала четвероклассников. Он хотел успеть добраться до отеля до того, как станет совсем поздно, а я устала. Заказала томатный суп, а он жареный сыр, который мы разделили. Он говорил с поддельным британским акцентом и рассказывал мне, как я красиво и вкусно выгляжу, спрашивал, пойду ли я с ним, графом сырных сэндвичей, на свидание? И каким-то образом у Ника за шиворотом оказался сыр, а у меня на носу томатный суп, и мы вытирали друг друга салфетками.

Когда подошла официантка, мы все еще смеялись, и она сказала:

– Оставайтесь влюбленными, сладкая парочка, – обведя счет в чеке. И я посмотрела на Ника, затаила дыхание с широко распахнутыми глазами. С благоговением и страхом: «Нас кто-то увидел». Но Ник лишь сжал мою руку крепче. В Итака тем летом никто так и не узнал.

5

Тем летом я притворялась, что прочла книгу, хотя на самом деле лишь пролистала. Когда Долорес сбежала посреди второй части, я потеряла интерес. Пропустила весь отрывок. Уже устала от бесконечных дорожных путешествий и пейзажей. Все напряжение из повествования исчезло, когда они оказались вместе. Зачем читать дальше?

Ник продолжал обсуждать книгу, и я просто кивала, что не так уж и отличалось от того, когда я действительно читала. Очевидно, я пропустила важный момент