Время перемен (ЛП) - Эшли Кристен

— Мы с Пэтом разговаривали об этом.

Когда Кэт заговорила, я перевела взгляд с неба, окрашенного заходящим солнцем в кремово-розовые тона, на нее.

— О чем?

Она взглянула на меня.

— Об этом месте. Он проверил его.

Я была озадачена.

— Проверил?

— Он говорит, что ты приобрела его за бесценок. Ремонт крутой, но стоит того, как бы ты ни потратилась. Он сказал, потребуются годы, чтобы маяк стал приносить прибыль, но сдавая такое роскошное жилье в аренду, он станет чрезвычайно популярным, так что в конечном итоге окупится.

Я была не менее озадачена.

— То есть, вы хотите, чтобы я сдавала свободные помещения, чтобы у меня была компания или типа того? — спросила я.

— То есть, я видела тебя в городе, и здесь, на маяке, ты чувствовала себя великолепно, тебе было хорошо, по правде сказать, ты чуть не прыгала от счастья. Но там ты испытывала напряжение, нервничала и часто оглядывалась.

Я глубоко вздохнула, перевела взгляд на море и небо и сделала глоток вина.

— Ты будешь с ним сталкиваться, — мягко сказала она.

— Знаю, — сказала я морю.

— И это будет больно.

— Знаю, — повторила я и посмотрел на нее. — Но со временем болеть будет все меньше и меньше, к тому же, это будет случаться нечасто. И, в конечном итоге, у меня будет все это. — Я обвела вокруг бокалом с вином.

— Я хочу сказать, что если ты хочешь вернуться домой, мы можем оставить маяк в семье. Можем пойти на это. Как только через несколько лет вернем вложения, он даже принесет прибыль. Все дети обожают это место, а они его еще даже не видели. Может, когда-нибудь, когда они пойдут своим путем, один из них…

— Это мой дом, Кэт, — твердо заявила я.

— Он не имел права так с тобой разговаривать, — заявила она гораздо тверже, чем я.

Я выпрямилась в кресле, и повернулась к ней.

— Кэт, у меня было много времени на раздумья, неудивительно, что он так зол.

Ее брови взлетели вверх.

— Как это неудивительно? Как во всем, что произошло, он имеет хоть малейшее право злиться, тем более так сильно? До сих пор?

— Я обещала ему, что буду с ним, — объяснила я то, что уже говорила раньше. — Несмотря ни на что. Я не осталась с ним, Кэт. — Я пожала плечами. — Конечно, думая, что он наркоторговец или прихвостень наркоторговца, или кем там я его считала, о чем, кстати, никогда не спрашивала, я была совершенно не против этого и нашей жизни, и того, чтобы провести ее с ним. Но когда я узнала, что он полицейский под прикрытием... — Я не закончила фразу, потому что она знала ее конец.

— Он солгал тебе.

— Это была его работа.

— Он лгал тебе, спал с тобой и слушал, как ты строишь планы на будущее. Ты даже не знала его настоящего имени.

— Кэти, это была его работа, — повторила я.

— И он не мог тебе все рассказать, когда узнал, какая ты и как живешь?

— У нас все быстро закрутилось, но с его стороны было бы не очень мудро говорить какой-то девушке, которую он на самом деле не знал, что работает под прикрытием над опасным расследованием дела наркодилеров, возможно, увеличив эту опасность в разы, если бы сделал это.

— Он посчитал достаточно мудрым спать с тобой, чтобы заставить других думать, что он не тот, кем является, — парировала она.

— Он спал со мной не только из-за этого, — прошептала я.

— Кэди, — прошептала она в ответ.

Я отмахнулась от боли, потому что знала, она не хотела мне ее причинять, и заявила:

— Я знала его. Знала, какой он. Я была потрясена, выяснив, кто он такой на самом деле, но по прошествии времени, успокоившись и поразмыслив, это не оказалось для меня сюрпризом, вот в чем все дело. Когда у нас закрутилось. Когда он практически умолял меня поверить в него, быть с ним, не отказываться от нас. Потому что я видела это в его глазах. Я знала, в глубине души он добрый. Какой-то частью себя я понимала, что он не тот, за кого себя выдает. И когда все случилось, я позволила всему этому проникнуть в меня и перестала верить, когда обещала, что никогда так не сделаю.

— И при всем этом он не знал, какая ты, чтобы доверять тебе?

Это была та часть, с которой я никак не могла смириться.

Однако.

— Я была двадцатитрехлетней девушкой, вполне согласной начать эмоционально и физически напряженные отношения с мужчиной, который, как я подозревала, не очень для такого годится. А потом, пообещав остаться с ним, через несколько недель после того, как мой мир рухнул, он вернулся, чтобы снова быть вместе, и обнаружил, что я помолвлена с очень богатым шестидесятипятилетним мужчиной. Он не знал причины. Поспешил с выводами. Но, Кэт, скажи честно, разве можно его винить?

Она повернулась к морю.

Она не могла винить его за это. Она тоже не была моей самой большой поклонницей, когда Патрик, по сути, решил удочерить меня и сделать это единственным возможным способом, как бы странно это ни звучало, но в то время это имело смысл, женившись на мне.

— То, что мы с Патриком сделали, было странно, даже ты так считала, — осторожно напомнила я ей.

— В конце концов, я все поняла, — пробормотала она.

Да, она поняла.

— Курт посчитал это предательством, — сказала я.

Прищурившись, она повернулась ко мне.

— Да, и он позаботился о том, чтобы у тебя не возникло никаких сомнений по этому поводу, не так ли? Он даже не выслушал. И если бы он заткнулся и послушал, может, ты бы никогда не вышла замуж за Патрика. Может, у вас уже был бы ребенок лет пятнадцати, и еще парочка детишек.

— Тогда у меня не было бы ни Патрика, ни Пэта, ни тебя, сама знаешь, я могу продолжать.

— Думаешь, Патрик отказался бы от тебя? Отпустил из своей жизни? — она усмехнулась. — Едва ли. Он всегда хотел иметь дочь, и ты знаешь, на что он шел все эти годы, прежде чем встретил тебя.

Я пыталась не вздрогнуть при воспоминании о том, как узнала об этом, но Кэт была в ударе, поэтому не заметила моей борьбы, она просто продолжала.

— Он всегда хотел, чтобы у его сыновей была младшая сестра. Если бы она появилась с парнем, он бы принял его. Он хотел дать тебе свою фамилию, потому что не думал, что те два придурка заслуживают того, чтобы ты носила их фамилию. Но если бы ты взяла фамилию шерифа, ему было бы все равно. Он сделал бы все, чтобы дать тебе то, что ты хотела, включая возвращение этого полицейского. Как думаешь, почему он следил за ним все эти годы?

— Я знаю, и поэтому все это моя вина, — ответила я.

И все это действительно было моей виной, как и всегда.

— Знаешь, здесь красиво и спокойно, и я очень рада, что это место такое потрясающее, и я не против оставить тебя здесь, потому что часть меня хочет притащить сюда Пэта, остановиться в студии. Не говоря уже о первой ночи здесь и все такое. Но сейчас я все разрушу, сказав, что меня тошнит от этого дерьма.

Я моргнула, глядя на нее.

— Тебе было двадцать три года, совсем девчонка, и тебе было больно. Семья полностью от тебя отвернулась. Лучшая подруга ненавидела до глубины души, и я говорю это, потому что не хочу вдаваться во все остальные безумства, которые она совершила. Оказалось, что мужчина, в которого ты была отчаянно влюблена, лгал тебе с первой же встречи и использовал, чтобы навредить людям, которые, скажем прямо, не такие уж замечательные, но они были твоими друзьями. Друзьями. Людьми, которые были тебе важны. Итак, в голове у тебя полный бардак, и какой-то старик с добрым сердцем и ласковыми словами предложил тебе любовь, поддержку и конец всему дерьму, и ты приняла его помощь. Ну и что? Знаешь, если бы все это случилось со мной, и я встретила Патрика, зная, каким он может быть, и он сказал бы: «Позволь мне помочь оставить все это позади». Я бы тоже ответила «да». В миг. Так что, устрой себе хоть раз передышку от всего этого, ладно?

— Я даже не…

Она махнула на меня рукой.

— Нет. И еще раз, нет, ты даешь шерифу поблажку, а сама терзаешься. Ты простила его за то, что он использовал тебя, лгал и подвергал опасности, но не можешь простить себя за то, что доверилась хорошему человеку, сделавшему все возможное, чтобы позаботиться о тебе. И более того, не твоя проблема, что после всех этих лет шериф таит обиду, когда он так и не дал тебе возможности объясниться.