Лес разбуженных снов - Антон Леонтьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что вам надо? – спросила Илона.
– Я хотел бы узнать… Могу ли я позвонить от вас?
– Теодорик сейчас ужинает, а он ужасно не любит, если в это время по квартире шастают посторонние, – отразила Илона.
– Тогда… не согласитесь ли вы сходить со мной в ресторан, – предпринял последнюю попытку Черт.
– Не хожу по ресторанам, это рассадники дизентерии и ботулизма, – отрезала Илона и захлопнула дверь.
Черт, постояв на лестничной клетке, спустился вниз. В душе его клокотало искреннее возмущение, глаза застилал кровавый туман. Он знал, что он означает: ему требовалось разрядиться. То есть совершить убийство.
Он отправился в Ист-Энд, район столицы, где издавна обитали продажные девицы и скупщики краденого, а в последнее время – торговцы наркотиками. Дамочки фланировали по грязным тротуарам, подмигивая прохожим. Черт схватил за локоть первую попавшуюся проститутку и грубо сказал:
– Пошли к тебе!
– Милок, остынь немного, – осадила его та. – А то ты весь трясешься от возбуждения. Гони деньги вперед!
Вацлав Черт отсчитал купюры, проститутка повела его к себе на квартиру. Едва они прошли в темное помещение, как Черт кинулся на женщину со спины. Руки в перчатках сомкнулись на ее шее. Внимая предсмертным хрипам, Черт представил себе лицо Стеллы, которое сменилось физиономией Илоны.
Убитую проститутку он положил в ванну, которую наполовину наполнил холодной водой, и вышел из квартиры. Черт почувствовал заметное облегчение. Илона – кладезь полезной информации, но подобраться к ней сложно. Однако только через нее он сможет найти Стеллу, значит, он просто обязан найти путь к сердцу секретарши. И времени на это у него не так уж много.
Черт осторожно выглянул из подъезда. Дождавшись, когда стоявшая невдалеке девица в короткой зеленой юбке, ажурных чулках и розовой курточке и обнимавшие ее два бородатых вдребезги пьяных типа скроются в соседнем подъезде (свидетели ему были ни к чему), он вышел во двор и, подняв воротник плаща, быстро зашагал по направлению к ближайшей станции метро.
Кое-что о князе Сепете
– Его светлость просил вас присутствовать при вскрытии саркофага Вулка, – объявил утром следующего дня Марк.
Стеллу мучили страшные сны – ей казалось, что за ней гонится монстр – вулкодлак. Трижды за ночь она просыпалась в тот момент, когда во сне оступалась, падала, а над ней склонялась морда твари, с клыков которой капали слюна и кровь. Серебристый свет луны проникал сквозь стекла, и где-то вдали выли волки. Доктор Конвей была рада, что настало утро. Наскоро перекусив, она вместе с Йозеком отправилась в полицейское управление Вильера.
– Такова официальная версия, – продолжил Марк. – Однако подозреваю, что ушей Юлиуса достигла весть о приезде красавицы-доктора из самой столицы. Князь – известный юбочник, был женат не то три, не то целых пять раз. Хотите кофе?
Стелла отметила, что мужественный шериф раздосадован предложением Юлиуса. Уж не ревнует ли он?
– Мне будет интересно познакомиться с потомком знаменитого князя Сепета, – сказала Стелла. – Что он собой представляет?
– Стареющий плейбой, который никак не может с этим смириться, – ответил, протягивая Стелле кружку с кофе, Марк. Лицо начальника вильерской полиции выражало крайнюю степень презрения. – Сибарит, воспитанный в роскоши. Его отец, князь Фредерик Сепет, подростком вместе с родителями покинул Герцословакию сразу после крушения монархии, в середине сороковых. Юлиус вырос во Франции, был завсегдатаем ресторанов и клубов в Сен-Тропе, принимал участие в регате в Бертране, путешествовал по всему миру, заводя интрижки, плодя незаконных детей и растрачивая остатки семейного состояния, некогда одного из самых крупных в Европе. Когда пал «железный занавес», он вдруг ощутил тягу к родине предков, на которой ни разу не был. А когда парламент принял закон о возвращении бывшим владельцам всех земельных угодий и экспроприированных коммунистами ценностей, он осчастливил Вильер своим визитом. Еще бы, ведь он получил старый замок! Юлиус – бездельник и фанфарон, история рода его не заботит, он хочет превратить семейное гнездо в отель для богачей!
– Вы, как я понимаю, относитесь к князю без должного почтения, – улыбнулась Стелла.
– Можно и так сказать! – хмыкнул Марк. – Князь изображает из себя великого благодетеля и считает, что все население Вильера, включая и меня, должно быть благодарно ему за его сумасбродную идею – переделать замок в отель.
– А что в этом плохого? – удивилась Стелла. – Если я правильно понимаю, отель принесет городку множество рабочих мест, сюда потянутся туристы со всех концов страны и из-за рубежа…
– И на Вильер обрушится золотой дождь? Как бы не так! – отмахнулся Марк. – Поверьте, Стелла, я тоже хочу, чтобы жители нашего городка получили дополнительный заработок и экономическая ситуация здесь хотя бы немного улучшилась, но князь совершенно не думает о Вильере. Для него на первом плане собственные интересы – побыстрее найти инвесторов, продать замок и переделать его в гостиницу для богачей. Предложи ему кто-нибудь превратить замок в шашлычную или даже в бордель, он бы, и глазом не моргнув, дал свое согласие: главное, он получит свои миллионы, которые сможет потратить в рекордно короткий срок. Еще бы, ведь его светлость проживает большую часть времени, невзирая на вновь открытую любовь к исторической родине, вовсе не в Вильере и даже не в Экаресте, а в Париже, Бертране, Лос-Анджелесе и Лондоне. Мы для него – источник заработка. А это, поверьте, Стелла, мне не нравится!
Доктор Конвей с улыбкой посмотрела на Марка. Он говорил с таким поразительным напором, что ей подумалось: либо начальник полиции душой радеет за Вильер, либо… Либо все дело в том, что он не хочет представлять ее старому ловеласу.
– Кстати, я припоминаю, князя Юлиуса обвиняли несколько лет назад в избиении бармена в Кении, – сказала, меняя тему, Стелла.
– Точно, – подтвердил Марк, – несчастный уверял, что его светлость ударил его бутылкой по голове и харкнул ему в лицо, и все после того, как бармен вежливо призвал напившегося и оскорблявшего посетителей князя к порядку. В Кении князь тоже пытался изображать из себя филантропа, помогал строить школу и больницу, но ему быстро надоело. Свидетелей инцидента в баре было много, но только два человека рискнули дать показания против князя. Его светлость приговорили к трем месяцам условно и штрафу в размере почти четверти миллиона долларов. Он подал апелляцию, уверяя, что бармен лжет: якобы тот сам на него напал, и его светлость орудовал бутылкой исключительно в целях самообороны. Но если бы только это! Во время международной выставки компьютерных технологий в Токио папарацци застукали князя за одним из павильонов: он в сопровождении своего охранника преспокойно… мочился на стену! Фотографии обошли все «желтые» издания планеты.
– Помню, помню, – добавила доктор Конвей. – Кажется, князь подал в суд на газету, но проиграл процесс.
– С тех пор его в Вильере за глаза зовут «писающим князем», – ухмыльнулся Марк. – Вообще-то послужной список его светлости больше похож на личное дело уголовника. Я с такими имею дело каждый день, но никто из них не является владельцем замка и не заставляет титуловать себя «ваша светлость». Я поднял подшивки газет и установил: в шестидесятые и семидесятые годы несколько женщин обвинили князя Юлиуса в сексуальных домогательствах, даже в изнасиловании. Но жалобам горничных, массажисток и стриптизерш никто не придал значения, в то время князь, женатый на младшей дочери великого князя Бертранского Виктора Четвертого, был табу для полиции. Откровенно говоря, я опасаюсь того, что с открытием отеля в Вильер придет не экономический расцвет, а понаедут проститутки, продавцы наркотиков, мошенники и грабители: ведь в замке планируется устроить рай для супербогатых. Нам, жителям городка, его светлостью дозволено исполнять роль прислуги и гнуть спины на состоятельных бездельников.
Марк с грохотом поставил бокал с кофе на стол и помолчал, немного успокаиваясь:
– Однако не буду забивать вам голову ерундой, Стелла. Не скрою, князь мне не по душе, и он платит мне той же монетой. Три месяца назад ко мне обратилась матушка одной семнадцатилетней девицы, работавшей официанткой в ресторанчике. Его светлость почтил визитом сие заведение, хотя сомневаюсь, что он решил попробовать блюда местной кухни. Вернее сказать, он раззявил рот, но вовсе не на суп из кролика или на жаркое по-вильерски, а на симпатичных официанток. Юлиус уверен, что любая из горожанок сочтет за честь переспать с ним. Я беседовал с девушкой, она после долгих ломаний подтвердила, что князь домогался ее, а когда она отказала, велел своим телохранителям затащить ее в лимузин. Он едва не изнасиловал ее – к счастью, мужская сила покинула князя, августейший причиндал оказался не готовым к развратным действиям, и девушку попросту выбросили в лесу. Я был готов арестовать князя, но прокурор и мэр, словно сговорившись, заявили, что если я сделаю это, то потеряю должность начальника полиции. Поверьте мне, Стелла, я не карьерист и пекусь вовсе не о своей шкуре, но если на мое место придет ставленник князя, тогда Вильер станет его вотчиной. А пока я при должности, то хотя бы как-то противостою его светлости.