История шрамов - Кая Север

Еще через пару часов я снова потрогала лоб Алька, и обнаружила, что он совсем холодный. Жар, очевидно, спал. Потому я решила дотронуться до плеча парня, чтобы разбудить:

— Эй, — совсем тихо проговорила я, а когда убедилась, что он слышит меня, открыла спиртное. Русские, похоже, водкой даже ангину лечат, но я решила посмеяться этой шуточке только про себя. — Здесь то, что ты просил. Может, ты наконец сможешь поесть?

Альк проснулся почти тут же, удивленно осматриваясь вокруг, словно бы впервые видел и меня, и эту комнату. 

—Ты где это взяла? — ну надо же, первый вопрос, который мы хотим задать, правда, что ли?

Впрочем, ничего не мешает мне его проигнорировать, протягивая Альку бутылку. Тот, видимо, тоже не ждал от меня ответа, поэтому тут же к ней приложился, делая несколько больших глотков. Даже почти не поморщился… Да уж, а некоторые стереотипы про русских все же оправдывают себя. 

— Мед тоже есть? — севшим голосом прохрипел парень, зачем-то прикрывая рот и нос ладонью.

Мне показалось в этот момент, что даже цвет лица у него стал лучше.

А в груди, словно что-то наконец можно было отпустить и расслабиться, что-то заныло. Запоздалое ощущение пиздеца, в который мы чуть не вляпались. Почти сутки дичайшего самоконтроля и запрета на эмоции, чтобы не впасть в истерику, давали свои плоды. Я как будто бы не верила до конца, что справилась. Как бы не разреветься от стресса теперь тут перед Альком…

— Есть, — я указала на маленькую чумазую банку на тумбочке прямо перед ним. И, почти не успев обдумать это действие, забрала из его рук бутылку с алкоголем, — А это, чтобы ты не пытался снова никого из нас усадить за руль, — сказав это, я тоже сделала глоток.

Зря. 

Я впервые пробовала что-то такое крепкое. И точно уж не ожидала, что русская водка окажется такой отвратительной и напрочь лишающей возможности дышать. Я даже со своего места вскочила, отставила сразу бутылку на тумбочку и убежала в ванную, чтобы отмыть рот от привкуса это гадости. Так мало привкуса — так еще и внутри жечь начало. Сперва в горле, потом в груди, и, наконец, в желудке… Никогда больше к этому гребанному пойлу не прикоснусь!

Вернувшись через пару минут обратно в комнату, я разразилась наигранным гневом:

— Это невыносимо! Как это вообще можно пить?! Ты решил брать свою болезнь напалмом? Запугать организм самой дрянной дрянью, чтобы тот быстрее поправился? Я бы на его месте подключила все силы, лишь бы больше никогда даже не нюхать эту гадость... Совсем забыла спросить, как ты себя чувствуешь?

— Смысл в том, чтобы проглатывать сразу, а не смаковать во рту. Ты при глотке не позволяешь задерживаться этой хуете в ротовой полости, чтобы рецепторы не распробовали её.

И, словно бы желая продемонстрировать, Альк снова сделал пару больших глотков.

— А еда-то осталась? — невозмутимо поинтересовался он.

О, проснувшийся аппетит — это очень хорошие новости.

— Вместе с водкой Хелен принесла какой-то мексиканский суп и рагу. И то и другое очень острое, так что я есть это не смогла, — я переставила на тумбочку Алька пару пластиковых контейнеров. — Так что, если захочешь, можешь съесть все.

Меня вполне устроило то, что Альк почти сразу набросился на еду. Все равно я уже перекусила тем, что мы брали в дорогу — в рюкзаке у меня всегда были какие-то снеки и шоколад.

— Вещи, кстати, почти высохли. А хозяйка отеля согласилась оставить нас здесь до утра, — продолжая хлопотать, рассуждала я, — Можно встать рано и продолжить ехать. Если ты будешь себя хорошо чувствовать, конечно. Я и сама не прочь уже свалить отсюда, потому как вторые сутки подряд пялиться в стены, когда единственный собседеник в отключке — так себе удовольствие. Что ты там говорил про дозированное общение? Так вот — я свою дозу не получала очень долго. Только волновалась, чтобы ты коньки не отбросил. Знаешь, что я уже вообразить успела? — я села наконец рядом с Альком на кровать. — Что тебя укусила какая-нибудь тварь из джунглей, случайно перебравшаяся сюда через всю Мексику. Или грипп какой китайский, о каком человечество еще не знает..

— Это обычная простуда. Моему организму легче справляться во сне. Потому я и сплю около двух суток, не просыпаясь.

Прикончив острый суп, Альк зачем-то снова переключился на грязную полупустую банку с сомнительным содержанием — медом, очередным лекарством, которое, судя по всему, было в ходу среди его родичей.

— Сама-то ела? — почти что заботливо уточнил он, бросая на меня взгляд исподлобья.

— Съела всю картошку и бургеры, что ты принес, и выпила всю газировку, — весело ответила я. — Это больше, чем я съела за всю прошлую неделю, так что мой организм более чем счастлив. Спать только хочется, но беспокоить тебя я не хотела. 

— Мда, — вздохнул Альк, кажется, окончательно приходя в себя и слегка потягиваясь, — В некоторых мотелях можно телевизор глянуть, но здесь слишком непостоянный и мутный контингент для подобных излишеств.

— Интересно, насколько мы сами считаемся мутным контингентом? — прыснула я. — Хелен я понравилась. Видимо, нас с тобой можно счесть за более-менее нормальных людей, что не может не радовать. Надеюсь, если к ней заявится коп, пытаясь что-то разнюхать, она пошлет его куда подальше.

— Дело не в «нас», а именно, что в тебе. Ты выглядишь, как бедная-несчастная девица, которой отказать в помощи — большой грех. Глянь как-нибудь в зеркало, словно со стороны на себя смотришь. Тогда поймёшь. Заявись я с подобными просьбами, мне б даже ночлег не предоставили дополнительный, не то, что это, — с последними словами он отсалютовал мне бутылкой водки, напоследок сделав из нее ещё глоток.

Не знаю, почему, но отчего-то его слова показались мне обидными. Словно, несмотря на все мои попытки быть сильной и самостоятельной, я все равно выглядела беспомощной, и ничего, кроме жалости, не заслуживала. Зато это можно считать хорошим напоминанием, почему Альк вообще со мной возится. Просто потому что совесть не позволяет бросить такое жалкое ничтожество, как я.

Ну что же. Не показывать же ему, что меня это задело. Потому у меня и вырвалась чушь, которую нормальный человек никогда не сморозит:

— Ты просто недооцениваешь людей. Среди