Иван Поддубный. Одолеть его могли только женщины - Збигнев Войцеховский

Поддубный, как каждый настоящий мужчина в такой ситуации, готов был вмешаться, но его остановила Эмилия, схватила за руку, потянула за собой.

– Иван, туда нельзя соваться. Уже никто не смотрит, кого бьют. Это как пьяная драка в трактире. Идем отсюда поскорее.

Они переоделись в закутке между клетками. Животные, слышавшие шум, крики, вели себя нервно. Дрессировщик пытался их успокоить. Не хватало еще, чтобы в зал ворвались тигры.

Иван с Эмилией выбежали на улицу, поймали пролетку и покатили.

– Чего там случилось? – поинтересовался извозчик, поглядывая через плечо на иллюминированное разноцветными огнями здание цирка.

– Дерутся, сильно дерутся, – ответил Иван, обнимая Эмилию.

– Из-за женщины? – прозвучал вопрос.

– Из-за денег, – ответила цирковая дива и прошептала на ухо Ивану: – Вот видишь, люди всегда считают, что мужчины дерутся из-за женщины. Вот она наша сила. Вы друг друга готовы поубивать из-за нас.

– А вы, господин, не Поддубный часом будете? – присмотрелся к пассажиру извозчик.

– Он самый, – не стал скрываться Иван.

– Будет о чем ребятам рассказать! – обрадовался возница. – Самого Поддубного возил с дамой.

Впереди призывно светились ярким огнем окна ресторана. Эмилия взглянула на Поддубного, тот думал явно о чем-то другом, потому ей и пришлось предложить самой, сделала она это без застенчивости:

– Давай заедем. Отпразднуем твою победу.

Извозчик остановился, подкатив к самой двери.

– Жди нас здесь, – небрежно произнесла женщина, хотя поймать пролетку потом не было проблемой.

Иван смолчал.

– Как скажете, барыня, – отозвался радостный возница.

Поддубный раньше не бывал в ресторанах. Зачем лишние деньги тратить, когда есть заведения подешевле? Но теперь этого хотела «его женщина», а красивых женщин принято баловать. Швейцар с готовностью распахнул широкую стеклянную дверь, мелодично тренькнул подвешенный к притолоке колокольчик. Эмилия вошла ровно, будто шагала по канату, сбросила на руки швейцару накидку. Метрдотель встретил посетителей, на ходу спрашивая, где они предпочитают сидеть:

– У окна или за ширмой?

Выбор Иван вновь предоставил Эмилии, ему было важно не где сидеть, а с кем. С ней – где угодно. Естественно, выбор пал на столик за ширмой. Поддубный и сам не заметил, как из грозного борца превратился в дамского угодника. Эмилия уже могла вить из него веревки. Ей искренне нравился Иван, но опытная в амурных делах дива уже имела свою тактику обращения с мужчинами.

Эмилия раскрыла меню, произнесла по-французски несколько названий блюд. Ивану они ничего не говорили.

– Я плохого не посоветую, – поспешила она его утешить. И тут же стала заказывать.

Окажись с кем другим, Поддубный бы по сельской привычке обязательно предварительно уточнил, что сколько стоит. Решил бы, что заказывать так много не стоит, но он смотрел влюбленными глазами, а потому расточительность Эмилии казалась ему милой.

Услужливый официант зажег на столе свечи. Отблески огня заиграли на лицах мужчины и женщины, появился тонкий аромат воска. На сервировочном столике возникло серебряное ведерко со льдом, из которого торчало горлышко бутылки шампанского. В умелых руках коротко выстрелила пробка. Официант поднес ее к лицу Поддубного. Эмилия, подперев голову рукой, взглядом показала, что следует делать. Иван знак понял, мол, надо убедиться, что на пробке нет плесени, и дать согласие налить пенящееся вино в высокие бокалы. Он втянул воздух носом и кивнул. Но на этом ресторанное священнодействие не окончилось. Официант плеснул шампанское лишь на дно и вопросительно глянул на посетителя. Поддубный, боясь опростоволоситься, отпил и согласился с тем, что шампанское отличное.

– Только хлеба побольше принеси, любезный, – напутствовал официанта Иван. – Тонко не режь.

– Как будет угодно.

Наконец они остались одни. Из-за ширмы слышались приглушенные голоса посетителей. Никто не говорил здесь громко. Изредка раздавался женский смех, но и он звучал сдержанно. Ножи и вилки слегка позванивали. Негромко играл небольшой оркестрик.

– Что-то долго еду не несут, – забеспокоился Поддубный. – Ты же голодна.

– В ресторанах всегда приходится долго ждать, – мягко улыбнулась Эмилия. – Они начинают готовить только после заказа. Сюда ходят не столько поесть, сколько посидеть, поговорить… – Она замолчала.

Иван почувствовал, чего хочет сейчас женщина, он положил свою ладонь на ее. Рука цирковой дивы исчезла под его могучими пальцами, он нежно пожал их.

– Ты такой сильный и… нежный.

Отвыкший от спиртного, Поддубный немного захмелел. Эмилия пила больше него. Ее забавляло то, как много хлеба ест Иван. Он отправлял его в рот целыми ломтями. Дива не пыталась учить своего обожателя правилам этикета, хотя некоторые он усвоил еще в свою бытность в Феодосии от учеников мореходных классов. Во всяком случае, вилку держал в левой руке, нож – в правой, не откусывал мясо от куска, а отрезал.

Немногословный Иван больше слушал, чем говорил. Эмилия рассказывала ему про свою жизнь. Про то, как, рожденная в цирковой семье, она не могла выбрать себе иной профессии. Мол, с детства ее жизнь была «отравлена манежем». Про то, как пришлось покинуть родную Венгрию и перебраться в Россию. О своих прежних увлечениях, мужчинах, она не рассказывала, чувствовала, что Поддубному это будет неприятно.

Наконец пришла пора расплачиваться. У Ивана чуть не вырвалось возмущенное: «Сколько?» Однако он сдержался, ведь был с дамой. Пришлось дать еще и швейцару «на чай». А тем временем у крыльца припозднившуюся парочку терпеливо поджидал извозчик.

– Покатаемся с ветерком? – Эмилия запрокинула голову и, кокетливо прищурившись, посмотрела Ивану в глаза.

Он не мог ей отказать.

– Гони! – крикнул он вознице.

Тому наверняка уже не в первый раз приходилось катать подвыпившую публику, а потому о маршруте он не спрашивал.

Подковы высекали искры из мостовой. Пролетка мягко раскачивалась на рессорах.

– Дорогу! – кричал извозчик зазевавшимся поздним прохожим и щелкал кнутом не хуже циркового укротителя.

Эмилия заливисто смеялась, когда экипаж заносило на поворотах, и она буквально вцеплялась в Поддубного, чтобы не вылететь на дорогу. Центр города оказался позади, мостовая сменилась каменистой дорогой, вдоль которой растянулись неприглядные домишки окраин. Вскоре кончились и они. Дорога пошла вдоль моря, по высокому обрыву.

Эмилия перестала смеяться, она сосредоточенно смотрела на неспокойную воду, на волны, рассыпавшиеся брызгами в лунном свете.

– Ты о чем думаешь? – спросил Иван.

– О тебе, – серьезно ответила женщина. – Ты слишком добрый для меня и доверчивый.