Скандальный дневник - Джулия Лэндон

Она не договорила. Почему он держал это в тайне от нее? Эвелин терялась в догадках. Может, он думал, что она будет смеяться? Что она не поймет его увлечения? Останется равнодушной?

— Мне кажется, он не хотел вас тревожить, мэм, после того, что вы пережили, — спокойно высказался Милберн.

— Вы до сих пор грустите? — спросил Френсис.

— О Господи, парень, что ты несешь?! — вскричал Милберн.

Харриет округлила глаза, но Эвелин только вздохнула и сунула маленький пузырек с лавандовым маслом, который ей дал мистер Милберн, к себе в карман. Когда умер Робби, ей казалось, что весь мир смотрит на нее и ждет, когда горе ее раздавит, и это чуть было не случилось. Она натянуто улыбнулась Френсису и повела Харриет к двери.

— Я всегда буду грустить, Френсис, но сейчас мне уже не так тяжело, как раньше. — Она открыла дверь. — Еще раз спасибо вам.

— До свидания, мэм, — поклонился Милберн.

На обратном пути Эвелин не замечала холода, хотя, с тех пор как они зашли в коттедж, температура на улице резко упала. Харриет бежала вприпрыжку рядом и без умолку болтала о Френсисе. По ее словам, он знал о растениях не так много, как его сиятельство. Девочка что-то спрашивала у Эвелин, но та не могла ответить, поглощенная собственными мыслями.

Сегодня Натан открылся ей с совершенно новой стороны. Она и не подозревала о его интересе к ботанике и той работе, которой он занимался. Что еще она про него не знает?

К мучившим ее тревогам и сомнениям прибавилось недоумение. Она вспоминала слова, сказанные им прошлой ночью, и не могла поверить, что это тот самый человек, который несколько лет назад велел ей уезжать в Лондон и оставить его в покое.

Эвелин так глубоко задумалась, что не заметила, как вышла вместе с Харриет на главную дорогу, ведущую к дому. Эта дорога шла мимо церкви и тянулась вдоль кладбища, где были похоронены десятки Греев. Очнувшись перед могильными плитами, Эвелин сразу перевела взгляд на каменного херувима в углу, который отмечал место захоронения ее сына.

Сердце Эвелин болезненно сжалось, а ноги приросли к земле. Внутренний голос призывал ее бежать, но материнский инстинкт, который оказался сильнее страха, толкал вперед.

— Леди Линдсей, — робко позвала Харриет. «Ничего не бойся. И забудь про чувства!» Херувим стоял, сложив крохотные ручки под подбородком и умоляюще воздев глаза к небу. Эвелин терпеть не могла эту скульптуру, сделанную ее свекром. В ней был намек на то, что маленького Робби унесли ангелы, тогда как Эвелин казалось, что его забрал дьявол.

— Что-то не так? — спросила Харриет. Эвелин не ответила. Она вспоминала похороны — так живо, как будто вновь переживала события того кошмарного утра. Было холодно и серо, по лицу бил ледяной дождь. Они собрались на кладбище и сбились в кучу — наверное, чтобы не замерзнуть. Но она не замечала ни дождя, ни холода. Не замечала она и отца, который все время стоял сзади, держа над ее головой зонт и повторяя ее движения — позже ей рассказала об этом Кэтлин. Натан крепко держал ее под руку, но она поняла это только тогда, когда у нее начали подгибаться колени.

Она не чувствовала ничего, кроме бесконечного отчаяния, и только тупо сжимала в руке маленькую деревянную лошадку, на голове которой остались темные пятна от детской слюны и царапины — следы маленьких зубов.

Она смотрела в зияющую черную могилу, изо всех сил стараясь не представлять там своего сына. Помнится, в опьянении горя она подумала, что Робби испугается в этой яме и захочет увидеть маму, а ее не будет рядом. И тогда она потеряла голову.

— Пусть он возьмет лошадку, — сказала она вслух, и люди вокруг зашевелились, пытаясь отгородить Эвелин от ямы, которая должна была поглотить ее сына.

— Эви, — прошептал Натан и, обняв ее за талию, прижал к своему боку.

— Пусть он возьмет лошадку! — взмолилась она.

— Успокойся, милая, — тихо сказала мама, поглаживая ее руку.

Но Эвелин не могла успокоиться. Через несколько мгновений ее сына зароют в землю… Она закричала — ей вдруг понадобилось, чтобы Робби взял свою игрушку, прежде чем его положат в могилу. Рыдая, она просила пастора открыть гроб и протягивала деревянную лошадку.

Эвелин передернулась от воспоминаний и взглянула на дерево, которое росло рядом с могилой. Именно здесь, под этим деревом, они и стояли. Натан обхватил ладонями ее лицо и заставил посмотреть на него.

— Дай ему лошадку, — простонала она, — ну, пожалуйста, Натан!

Взгляд Натана был полон горя, но он посмотрел ей прямо в глаза и мягко сказал:

— Успокойся, Эви, у него будет лошадка.

Потом он обнял жену, прижал к себе, и она разразилась слезами, уткнувшись лицом в лацкан его сюртука. У нее не было сил стоять прямо, она обмякла на теплой груди Натана, и ему пришлось ее поддерживать.

Эвелин до сих пор не знала, получил ли Робби свою лошадку.

— Леди Линдсей, — опять позвала Харриет, — что с вами?

Эвелин вспомнила про девочку и улыбнулась:

— Со мной все в порядке, Харриет. Просто… — Она опять взглянула на херувима и с мрачным чувством заметила, что в бороздках его крыльев выросла плесень. — З-здесь похоронен мой сын, — сказала она и сама удивилась, что смогла произнести эти слова вслух.

— Так вот почему Френсис спросил, не грустите ли вы?

— Да, — с улыбкой ответила Эвелин. — Это было давно… Я замерзла, милая. Побежали к дому! Попросим Бентона приготовить нам чай.

Она взяла малышку за руку.

На опушке леса, за церковью, стоял мужчина. Он жевал размокший кончик сигары и наблюдал за графиней Линдсей и девочкой. Интересно, граф здесь или, как обычно, уехал? Если бы ему удалось выманить графа из Истчерча, это значительно облегчило бы его задачу.

Бросив сигару на землю, он отошел от церкви и углубился в лес, где была привязана его лошадь.

Глава 12

Всю ночь они пили виски и играли в карты, а наутро, когда Ламборн и Доннелли уснули, Натан поехал в деревню на встречу со своим адвокатом.

Впрочем, лучше сказать не «поехал», а «полетел сломя голову». Он чувствовал, как напрягается под ним его конь Седрик. Огромные копыта взрывали землю, кусками выворачивая дерн. Но, несмотря на чемпионскую родословную, у Седрика в это утро не хватало ни сил, ни скорости, чтобы унять тупую боль в голове Натана — боль, вызванную изрядной дозой спиртного… и просьбой Эвелин о разводе.

Какая смешная, нелепая, идиотская просьба! Неужели она не предвидит реакции общества? Неужели настолько бесчувственна, что может пренебречь святостью супружеских клятв? Неужели ей наплевать на скандал, который неизбежно разразится после их развода?