Ленин и Сталин против Троцкого и Свердлова - Сергей Сергеевич Войтиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заседание открывается, и я прошу слова для внеочередного заявления. Владимир Ильич, ничего не подозревая, дает мне слово, и я начинаю: «Я должен был воспользоваться этим способом получить слово, ибо знаю, что иначе мне председатель не дал бы слова (Ильич, вижу, в недоумении). Сегодня исполняется годовщина со дня провозглашения Владимиром Ильичом тезисов 4 апреля 1917 года (Ильич морщится, но не прерывает), которые я могу по значению их несколько приравнивать к историческим тезисам Мартина Лютера, провозглашенным им ровно 400 лет тому назад в церковной революции Германии, насколько вообще можно сравнивать эти две революции. Я полагаю, что этот день, как день начала второй революции, должен бы[ть] отмечен и на этом собрании». Я кончил. Дружные аплодисменты небольшого собрания. Владимир Ильич прерывает чествование: «Я считаю, что нашему серьезному собранию не подобает заниматься подобными пустяками» (или вроде того, слов его не понимаю). «Приступаем к порядку дня». Я был несколько смущен (первоначально стояло более точное – «сконфужен». – С.В.). Я боялся, не причинил ли я, того не желая, неприятности нашему любимому вождю. Но в глубине сердца я чувствовал, что я был прав и что Владимир Ильич не мог не согласиться с оценкою самого события. Но к самому чествованию мы <никогда> в Совнаркоме больше не вернулись»[429].
Насколько бы показным ни было ленинское неприятие личных чествований (хотя, судя по всему, оно было абсолютно искренним), соратники любили и ценили В.И. Ленина и недолюбливали Л.Д. Троцкого, который скромностью не отличался.
Три большевистских лидера, которые были склонны к театральным жестам (прежде всего В.И. Ленин и Л.Д. Троцкий, в меньшей степени И.В. Сталин) были невыносимы в полемике. «Ленин был особенно груб и беспощаден со слабыми противниками: его «наплевизм» в самую душу человека был в отношении этих оппонентов особенно нагл и отвратителен. Он мелко наслаждался беспомощностью своего противника и злорадно и демонстративно торжествовал над ним свою победу […] Кстати, этим же отличался и […] Троцкий»[430]. Причем если В.И. Ленин вообще «сколько-нибудь сильных, не поддающихся ему противников […] не выносил, был в отношении их злопамятен и крайне мстителен, особенно если такой противник «посадил его в калошу»[431], то Л.Д. Троцкий мог в приступе эпатажа еще и покрасоваться за счет тех, кого, с его стороны, превращать в оппонентов было мелочно[432]. И.В. Сталина как полемиста наиболее ярко охарактеризовал Л.Д. Троцкий в 1927 г.: не «вождь», а лошадиный барышник»[433].
Из четырех вождей феноменальной памятью отличались Я.М. Свердлов и И.В. Сталин. Наиболее четко умение помнить детали И.В. Сталина охарактеризовал впоследствии, 10 мая 1935 г., в беседе с советскими писателями и кинорежиссерами его соратник К.Е. Ворошилов: «…поразительно все помнит, помнит всех людей, все события, все отдельные разговоры, даже помнит все до отдельного заседания – где и когда оно было, какие разговоры там были, что было интересного, о чем толковали»[434]. Правда, отдельные мелочи навсегда уходили из сталинской памяти, по признанию того же К.Е. Ворошилова, сделанному правда задолго до этого – 20 апреля 1923 г.[435] По воспоминаниям К.Т. Новгородцевой, Я.М. Свердлов «обладал такой блестящей памятью, что стоило ему раз встретиться с человеком, как образ нового товарища отчетливо запечатлевался в ней на долгие годы, будто имя и характеристика человека были занесены в записную книжку и стоило только перечитать ее страницы, чтобы восстановить сведения о нем»[436]. Причем, в отличие от памяти И.В. Сталина, память Я.М. Свердлова, очевидно, удерживала отнюдь не только негатив.
Двое из четырех вождей (Я.М. Свердлов и И.В. Сталин) умели подкупать своих собеседников и нравиться им, когда они этого желали. «Разговор [со Свердловым], – вспоминала впоследствии его жена К.Т. Новгородцева об их знакомстве, – начался живо и непринужденно, будто мы […] давно и хорошо знали друг друга»[437]. Я.М. Свердлов, по наблюдениям супруги, «никогда не гнался за внешней красивостью. Жесты его были крайне скупы и экономны, он говорил просто и доходчиво, но в этой простоте, в огромной внутренней убежденности» заключалась «несокрушимая сила» этого большевистского деятеля[438].
Все четверо обладали даром убеждения в собственной правоте и заставляли собой восхищаться. Л.Б. Каменев как-то сказал о В.И. Ленине, а Н.Л. Мещеряков на юбилее вождя в 1920 г. полностью присоединился к тезису товарища по партии: «Я встречал много людей, политически разошедшихся или временами расходившихся с Владимиром Ильичом, но я не встречал еще людей, которые в тот или иной период не были «влюблены» во Владимира Ильича. Некоторые умеют отделаться от этого странного чувства, другие – нет…»[439] К.Т. Новгородцева вспоминала, что Я.М. Свердлов «умел внимательно слушать, с неподражаемым искусством ухватить самую суть вопроса, вовремя подсказать нужное выражение, слово, и каждый, кто с ним беседовал, не только чувствовал себя легко и свободно, но как-то невольно поддавался обаянию его голоса, скупых жестов, неумолимой логике»[440]. Если К.Т. Новгородцева ничего не напутала, Я.М. Свердлов несколько раз «обстоятельно, по душам поговорил с молодой женщиной», категорически возражавшей против революционной работы супруга как несущей погибель себе и своим детям, «и в результате этих бесед она не только разрешила мужу заниматься «крамольными» делами, но и сама вскоре стала одним из активных помощников партийной организации»[441].
Вожди при многочисленных сходствах были очень разными. В.И. Ленин и Я.М. Свердлов были мастерами подковерных интриг. Правда, если у Ленина почти всегда получалось громить потенциальных оппонентов (когда дело заключалось не в теоретических спорах) не своими руками, то у Свердлова такой фокус проходил не всегда. Зато он, в отличие от Ленина, при своих более чем скромных габаритах обладал «мощным, глубоким и мягким басом»[442], что позволяло ему умело манипулировать доставшимся большевикам от Февральской революции Всероссийским центральным исполнительным комитетом как высшим органом власти Республики Российской. Л.Д. Троцкий внутрипартийную борьбу просто не мог строить на бюрократических интригах. Стихией Троцкого были митинги и выступления на публику, перед которой Лев Давидович обожал позировать и которой он в конечном итоге и был признан (с серьезной натяжкой, если рассматривать вопрос с фактической стороны) «вторым вождем революции». Собственно, прежде всего за счет своего игнорирования аппаратных вопросов Л.Д. Троцкий и проиграл в 1920‐е гг. борьбу за власть И.В. Сталину, хоть 1924 г. был, по признанию как современников, так и историков, временем, когда его ораторский талант раскрылся в полном объеме. Наконец, сам И.В. Сталин в 1917–1918 гг. не имел склонности ни к аппаратным интригам, хотя впоследствии он научился их ведению у В.И. Ленина, ни к солированию на заседаниях коллегиальных органов власти (этим Сталин не занимался никогда, оставляя председательствование в Политбюро «сброду тонкошеих…полулюдей» во главе с преданным без лести Л.М. Кагановичем), ни к эпатажу. Зато сразу проявилось такое качество
