Клипер «Орион» - Сергей Жемайтис

— Голубчик, Лука Лукич, прошу, умоляю, унеси ты эту дребедень.

— Ну это другой разговор. Вот эту кипу я возьму, а остальное пусть ваш вестовой доставит…

Диван освободили, и Фелимор вошел в свое новое жилище. Гардемарин, щеголяя знанием английского языка, сделав широкий жест, сказал:

— Мистер Фелимор, я рад вас принять в своей скромной каюте, конечно, это не салон в апартаментах нашего командира, но я счастлив поделиться тем, что имею.

Фелимор поблагодарил и сказал, что командир предлагал ему свой салон, а старший офицер свою каюту, да он не захотел их стеснять и вообще хотел бы пожить среди матросов.

— Напрасно… Все же я рад… Вам понравился портрет этой девушки? — спросил он своего гостя, который впился в портрет продавщицы перчаток, висевший над диваном. — Как вы находите? Прелесть! Не правда ли? Ваша соотечественница!..

— Элен?! Боже мой! Бывают же на свете такие странные вещи!

— Вы ее знаете? — удивился Стива Бобрин. — Давно?

— Больше года. Хотя мне кажется — всю жизнь. Не удивляйтесь! Мне Элен говорила о вас, — сказал Фелимор и улыбнулся, заметив по углам знакомые коробки. — Так вы и есть тот русский моряк, любитель перчаток? — Да, но позвольте. Вы, вероятно, ее брат?

— Нет, жених! — ошеломил Фелимор бедного Стиву. — Элен Брейди моя невеста. Она так хорошо отзывалась о вас, только она никак не могла понять, зачем вам столько перчаток? Я сказал, что вы покупаете их для всей команды клипера. И она так смеялась, представив себе ваших матросов в палевых перчатках.

Гардемарин сжал голову руками, бормоча по-русски:

— О женщины, коварные созданья! Подавать такие надежды и так обмануть. Но ничего! — Он перешел на английский: — Я дарю вам этот портрет, пусть он напоминает вам о вашей возлюбленной. Мне он не нужен. Это мой первый фотографический опыт. Я могу вам презентовать и негатив, и вы сможете отпечатать хоть тысячу таких снимков. Поздравляю вас и желаю, чтобы дела мисс Брейди и впредь шли так же успешно.

— Благодарю, мистер Бобрин. Я ваш вечный должник, ваш друг вернул мне жизнь, а вы дарите образ Элен. Как мне его недоставало! Все осталось в каюте «Грейхаунда». Что же касается ее торговых дел, то они никогда больше не достигнут такого блеска.

Стива Бобрин очень долго не мог оправиться от удара, нанесенного ему гостем. В каждом взгляде Фелимора он чувствовал насмешку. Особенно его выводило из себя, когда этот счастливчик искоса посматривал на оставшиеся в каюте коробки с перчатками.

— У меня было более высокое мнение о корректности англичан, — пожаловался гардемарин своему товарищу по несчастью артиллерийскому офицеру Новикову.

— Ах, перчатки! И ты хорош. Истратить столько денег! Влезть по уши в долги только потому, что ему показалось, что девица от него без ума. Профессиональное кокетство, мой милый. Что же касается корректности этих бриттов, то должен сказать, по этой части им нет равных. Вот и капитан фон Гиллер согласен со мной.

Бывший командир подводной лодки на это заметил, четко выговаривая английские слова:

— Я не жил в Англии, англичан я видел только взлетающими в воздух и некоторое время плавающими на поверхности. Действительно, они держались корректно. Никто не пытался без приглашения проникнуть в мою субмарину.

— Довольно остро! — сказал Новиков, и все трое захохотали.

Фон Гиллер по просьбе Новикова был помещен в его каюту, тоже сравнительно просторную, с диваном, как и у Стивы Бобрина. Подозрительный, желчный артиллерийский офицер, основательно прощупав гостя, нашел, что пленный приторно вежлив, нагловат, считает себя представителем расы господ, которой в конце концов будет принадлежать весь мир. Во всякое другое время Новиков на высокомерие ответил бы тем же, а сейчас он посчитал, что фон Гиллер — настоящий клад, что таких людей следует всячески привлекать на свою сторону. Такие союзники помогут разгромить большевиков и восстановить монархию в России, не гнушаясь применением любых средств.

— Немецкие ландскнехты всегда служили русским царям, — сказал он Стиве Бобрину, — пусть еще послужат, а там мы им дадим такое мировое господство, что тошно станет. А пока он нам нужен, не то что твой британец.

— Ни рыба ни мясо, — согласился Стива. — До мозга костей испорчен своей гнилой демократией и еще возомнил, что неотразим и что Элен его невеста!

— Разыгрывает. Типичный английский юмор. Слишком невероятное совпадение. И ты поверил?

— Вначале — да. Но теперь — нет… Я еще вернусь в Плимут, сделаю им очную ставку и посмотрю, куда денется его пресловутая корректность…

Стива никак не мог примириться, что Элен будет принадлежать другому.

Команда сразу невзлюбила немецкого офицера. Он проходил мимо матросов, делая вид, что не замечает их, или презрительно щуря глаза. Прошел слушок, пущенный Зуйковым, что «немец укокошил приятеля», что не могло не отразиться на репутации капитана-цурзее среди экипажа клипера. Прежде чем освоиться с новым положением на клипере, барон Фридрих фон Гиллер пережил немало страшных минут, переходя от надежды к отчаянию. Увидав парусник и отправив лейтенанта Лемана на дно, капитан-цурзее чуть сам не выскользнул из спасательного круга и не последовал за ним, узнав в подходящем вельботе русских моряков. Цепенея от ужаса, он думал, что, как только русские узнают, что он немец, да еще командир подводной лодки, его немедленно или расстреляют, или сбросят за борт. Сам он поступал так же и находил это вполне разумным и оправданным высшими соображениями, стоящими неизмеримо выше «слюнявого гуманизма». Не раз утопающие молили его о помощи, и он мог взять несколько человек или хотя бы бросить им пару спасательных кругов, но ни разу даже и не подумал об этом.

Очень скоро фон Гиллер понял, что попал к людям с совершенно другой психологией, другими моральными нормами. Не понимая ни слова, по интонациям он чувствовал участие, звучащее в голосах людей. И даже когда они узнали, что он офицер и командир подводной лодки, то не ощутил у них явной ненависти. Офицеры выражали к нему подчеркнутое дружелюбие и сочувствие как к достойному противнику и собрату по профессии. Отношение к нему матросов его не интересовало.

Пригласив к себе, командир клипера сказал ему:

— Так вы тот самый знаменитый подводник, о котором так много писали ваши газеты, а также англичане и французы?

— Возможно. Я — солдат. Сражался, как мог, оружием, вверенным мне кайзером Вильгельмом! — высокопарно ответил фон Гиллер.

— Что же, будем считать, что вы ни при чем и во всем виноват ваш кайзер, если мы можем винить его величество. Все же у вас были условия пересмотреть многие позиции относительно войны и мира.