Шелест Да не судимы будете - Неизвестно

Мне тогда еще не было известно (это стало известно гораздо позже из уст Н .С. Хрущева), что когда И. В. Сталин в своей московской загородной даче лежал уже смертельно больной, тогда еще при живом Сталине, его «соратники» вели интриги в борьбе за власть. При этом эти «соратники» в одиночку и группами заискивающе спрашивали о состоянии здоровья Иосифа Виссарионовича у дежуривших врачей. С тревогой посматривали на дверь комнаты, где лежал Сталин, и каждый из них думал: «А что, если сейчас оттуда выйдет Сталин? Он ведь сразу наведет порядок». Какая же грязная штука эта «большая политика»! Страна, партия, народ сами по себе пере- хшвают искреннее горе, а в верхах «соратники», каждый в от­дельности и группами, рвутся к власти — делят ее при живом руководителе, и в этом их главная цель.

Газеты, радио оповестили о смерти И. В. Сталина, и это был действительно всенародный, горький до слез траур. По заданию горкома КП(б)У я совместно с парткомом провел траурный митинг на заводе. Выступать мне было очень тяжело, многие присутствующие буквально плакали навзряд. У всех на устах был один вопрос: а что же будет дальше? Да, действитель­но, вопрос серьезный, что будет? Нам говорили, что есть партия, ленинский ЦК — все это так. Но ушел руководитель — авторитет партии, народа, с которым мы жили 30 лет, при этом воспиталось целое поколение. Из истории известно, что меняет­ся руководитель — меняется и политический курс. Тем более это было тревожно в масштабе нашего огромного государства.

У меня появилось неудержимое желание поехать в Москву и проститься с И. В. Сталиным — отдать ему свой сьшовний последний долг. Из Киева в Москву летел спецсамолет с венком и цветами для И. В. Сталина от ЦК КП(б)У, Совмина и Прези­диума Верховного Совета Украины. Я попросил разрешения, и мы с Ириной полетели этим самолетом в Москву с венком от коллектива завода.

Гроб с телом И. В. Сталина был установлен в Колонном зале Дома Союзов. Что творилось в Москве — представить и вообразить невозможно, не будучи очевидцем. Все улицы, проходные дворы, подворотни были перекрьггы, оцеплены вой­сками и милицией. На улицах сотни тысяч людей, улицы пере­крыты в три-четыре ряда грузовыми машинами, шеренгами солдат, работниками органов и милиции. Доступ к гробу И.В. Сталина был только по специальным пропускам и органи­зованными колоннами. Напор людской массы невероятный, имеются сотни жертв.

Пользуясь удостоверением директора завода и члена бюро горкома КП(б)У, мне вместе с Ириной удалось все же пройти в Колонный зал, пройти у гроба И. В. Сталина и проститься с ним. Я видел, как там плакал народ, и это была особенная торжественная и гнетущая грусть. Видел и многих тех, кто стоял в «почетном» карауле — еще окончательно не разделили «власть» между собой, но они стояли уже смирно, спокойно: ведь Сталин уже мертв, опасности для них никакой. Все, что мне пришлось увидеть в это время в Москве при прощании со Сталиным, на меня произвело тяжелое впечатление, и до конца своих дней я этого забыть не могу. Мне тяжело было, но я остался доволен, что отдал последний долг такому великому человеку, каким был И. В. Сталин.

По приезде в Киев я в своем коллективе и близким своим друзьям и товарищам рассказал, что я видел в Москве. Будем ждать, что будет дальше.

В Москве в связи с новым руководством происходит пертур­бация — реорганизуются, ликвидируются, объединяются и со­здаются министерства. Создано Министерство оборонной про­мышленности, в него влилось и Министерство авиационной промышленности. Это вызвало недовольство среди работников авиационной промышленности, и в первую очередь эти недо­вольства относятся в адрес Н. С. Хрущева, и вообще это имя у коренных москвичей мало котируется. На самом деле объеди­нили «пушкарей с самолетчиками». По всему видно, что это было сделано не совсем разумно. Ведь ровно через год Мини­стерство авиационной промышленности было восстановлено, и министром стал П. В. Дементьев.

По-прежнему Витасик болеет, в школу не ходит — занима­ется дома по школьной программе, на дом приходят учителя проверить уроки и поставить отметки в дневнике. По всем предметам у Витасика одни пятерки, учителя поражаются его способностям. Ирина поглощена уходом за Витасиком и контро­лем за его занятиями. Каждый год на весну и лето снимаем дачу то в Буче, то Пуховке, то Звонковом и других местах — все из- за болезни Витасика. Дороги плохие, приходится на дачу ездить один-два раза в неделю, и то, чтобы подвезти продукты пита­ния. Как-то на даче в Звонковом отмечали 18-летие Бори — он приехал в отпуск. Всполошили весь поселок — вечером выстре­лили 18 раз из разноцветных ракет — по числу лет именинника. Все это придумал В. И. Лукьянов, начальник проектно-йспыта-

тельной станции завода, который последовал за мной из Ленин-, града.

В конце марта 1953 года на сессии городского Совета меня совершенно неожиданно избрали первым заместителем предсе­дателя городского Совета. До этого со мной никто не вел никаких разговоров, все это было сделано явочньш порядком, знали, ЧТО я буду возражать, поэтому так и было сделано. Многие меня поздравляли, а у нас дома просто был «черный траур»: я не хотел уходить с завода, Ирина просто плакала. Позвонил в министерство, оттуда сообщили, что с ними никто по этому вопросу не вел разговора. И все же был издан приказ, за подписью Д. Ф. Устинова об освобождении меня от обязан­ностей директора завода № 473 «в связи с переходом на другую работу».

На запрос министерства я ответил, что никому не давал согласия о переходе на другую работу. Завод сдавать не буду, добиваюсь у местных партийных властей пересмотра решения и прошу оставить меня на заводе. На месте же настаивали, чтобы я окончательно цриступил к работе в горсовете. И нача- лось;.. Утром рано еду на завод, обхожу цеха, провожу опера­тивные и технические совеш;ания. К 12 часам — в Горсовет, до 3—4 часов работаю там. Доклады референтов, подписи бумаг, прием посетителей. Вечером снова на завод — и так продолжа­лось больше двух месяцев. По Горсовету курирую всю промыш­ленность, строительство, транспорт и административные орга­ны города. Объем работы огромный, но он мне не по душе. Я не стремлюсь на «выдвижение», хотя многие мне завидуют и поздравляют. В конце концов я добился отмены решения местных органов, меня освобождают от обязанностей замести­теля предгорсовета. Секретарь горкома КП(б)У и председатель горисполкома Давыдов смотрят на меня «косо» — уговаривают остаться с «перспективой». Но я стоял на своем.

Ирина по рекомендации врачей с Витасиком уехала к морю, в Гагры; Остановились они на частной квартире у «дяди Олй- ко» — пишут, что устроились неплохо. Я купил новую «Побе­ду», заплатил за нее 16 тысяч рублей. Я зарабатьшаю в год с премиями 15—16 тысяч рублей. Сам за рулем поехал на юг отдохнуть и повидать Иринку и Витасика. Вместе провели, хорошо время и возвратились домой. Витасик окреп, поздоро­вел, даже немного загорел, кз^пался в море очень много. Быва­ло, нельзя было вытащить его из воды, тогда Ирина пошла на «хитрость», пугала его «турецким катером» — он пулей выле­тал ИЗ: воды.

На исходе 1953 год — завод неплохо справляется со всеш1 технико-экономическими показателями и по государственному плану. За год выпущено 350 самолетов Ан-2. На заводе органи­зована служба эксплуатации и ремонта (ОЭР). Начальник ее Семен Добкин очень энергичный и деятельный человек. Вто­рой, Арон Добкин, младший брат Семена, главный диспетчер производственного отдела завода, тоже очень энергичный, знающий свое дело и такой же деятельный. На заводе немало работает ИТР, служащих рабочих-евреев, никому из них не могу предъявить никаких претензий, работают честно, добросо­вестно, грамотно, со знанием дела и долга. Между собой друж­ны и спаяны — так ведь в этом нет людского порока. Кое-кто это принимает за проявление «сионизма» это неразумно, больше того — даже- глупо. А почему бы каждой нации в от­дельности и всем вместе не быть спаянными в единую семью? Ведь не в нации дело, а в отношении к работе, ответственности за порученное дело! Коллектив завода многонациональный: русские, украинцы, белорусы, евреи, грузины, армяне, татары, и я рад, что вместе с парткомом нам удалось сплотить коллек­тив многонациональный в единую семью.

Среди простого трудового народа национальности никогда не придавали какого-то особого значения. Рознь и вражду между нациями и вероисповеданиями выдумывали служители религиозных культов, а позже — политиканы и ретивые идео­логи.

На путях к вершинам шолитической власти.

«От директора завода до первого секретаря КПУ»

В начале февраля 1954 года меня пригласили в ЦК КП(б)У, затем в обком партии. ]Речь шла о том, чтобы мне перейти на партийную работу вторым секретарем Киевского горкома 1Ш(б)У. Первым секретарем ЦК КП(б)У был в то время А. И., Кириченко, вторым Н. В. Подгорный. Первым секрета­рем обкома партии был Гришко Г. Е., а первым секретарем горкома был М. С. Синица. При разговоре в ЦК и обкоме я не давал согласия о переходе на партийную работу, мне страшно не хотелось уходить с завода, с инженерно-хозяйственной рабо­ты. Все мои доводы были парированы тем, что я, имея партий­ный и хозяйственный опыт работы, будучи уже членом бюро горкома КП(б)У, принесу больше пользы на партийной работе. В заключение беседы мне сказали, что мой переход на партий­ную работу уже согласован с ЦК ВКП(б) и министерством.