Козел и бумажная капуста - Наталья Александрова

— Да, — Алена снова усмехнулась, — с костюмом — это я дала маху. Когда переоделась, бросила его в багажник, чтобы внимания не привлекать, а потом совсем о нем забыла. Да это уже все равно не имеет никакого значения. В любом случае тебя отсюда нельзя выпускать.

Она сказала это таким будничным спокойным тоном, что мне стало страшно. А Алена наклонилась ко мне, положила козла на траву, заломила мои руки за спину и связала их веревкой. Я, конечно, пыталась сопротивляться, но это было совершенно бесполезно — руки у нее были сильные, как у хорошо тренированного мужчины. Она вообще сильная, решительная женщина, твердо знающая, чего хочет в жизни. Раньше я как-то не обращала внимание на ее поведение, думала, что это бравада, но теперь поняла, что все Аленины поступки в последние несколько месяцев были подчинены единой цели, и цель эта — похитить у бандитов наркотики. Во имя этой цели Алена, не задумываясь, пожертвовала Павлом и мной, и кто знает, может быть, еще какими-то людьми.

Покончив с узлом, она сильным рывком подняла меня на ноги и потащила к дому.

Дверь была заперта на висячий амбарный замок, но для Алены это не было препятствием. Она принесла из машины небольшой изогнутый ломик и сковырнула замок одним движением.

В доме пахло пылью и затхлостью, чувствовалось, что постоянно здесь не живут. Возле стены стоял старый продавленный диван. Алена толкнула меня, я не удержалась на ногах и плюхнулась на него. В зад мне тут же вонзилась торчащая из глубины дивана пружина.

— Я все понимаю, — сказала я, только для того чтобы нарушить царящую в доме напряженную тишину, — ты заранее подобрала светлый парик, купила такой же, как у меня, костюм, пока я была в парикмахерской, украла из моей сумочки пропуск. Затем встретилась с Павлом, вы приехали на склад. Кладовщица приняла тебя за меня и отдала тебе козлятьевские скульптуры — благо невелика ценность. Потом ты заехала в офис — охранник тоже принял тебя за меня, тем более что он смотрел в основном на пропуск. Это все понятно. Непонятно мне одно: зачем ты убила Павла? То есть я могла бы понять, если бы ты, чтобы не делиться с ним, убила его потом, получив этого проклятого козла с наркотиками, но ведь ты убила его, еще ничего не получив, и тебе пришлось потом потратить столько времени и сил, чтобы найти машину со скульптурами!

Алена остановилась посреди комнаты, уперев руки в бока. Глаза ее метали молнии.

— Не убивала я этого кретина! — выкрикнула она визгливым, истеричным голосом. — Все у нас было рассчитано, операция была продумана мной до мелочей. Не зря я торчала в этой занюханной фирмочке столько времени и терпела этого толстого слизняка Олешка! До сих пор без дрожи не могу вспомнить его потное пузо!

— Ах вот как? — Несмотря на свое бедственное положение, я слегка оживилась. — Значит, Олешкина жена Вероника не зря тебя так люто возненавидела?

— Вероника — дура, — бросила Алена, — и к тому же полностью предсказуема. Когда мне понадобилось уволиться, все прошло как по маслу. Она устроила скандал, и ни у кого не вызвало подозрений мое скоропалительное увольнение.

— Да, ты просчитала все до мелочей, — протянула я, — небось и Пашку проинструктировала, как ему себя вести со мной.

— Еще бы! — крикнула Алена. — И если бы ты, идиотка, не пырнула его ножом, я была бы сейчас уже за границей с деньгами! Я уверена, что это ты убила его во время ссоры, и стала помогать тебе, чтобы этим делом раньше времени не заинтересовалась милиция.

— Кто же тогда его убил, ведь я этого не делала...

— Понятия не имею, да какая теперь разница?

— Но за что, Алена, за что ты так меня подставила? — не удержавшись, спросила я, хотя уже знала ответ.

— За деньги, — ответила Алена, — за очень большие деньги. Знаешь, сколько стоит героин, спрятанный в этом козле? — она тряхнула бедного уродливого козлика.

— Знаю, — сказала я, — миллион баксов.

— Это тебе бандиты сказали? Ну, они малость преувеличили. Но тысяч семьсот я за этого козлика получу. Тем более теперь ни с кем делиться не нужно.

— Ты и раньше не собиралась ни с кем делиться! — внезапно осенило меня. — Ты и так хотела избавиться от Пашки, но только потом, когда он сделал бы свою часть работы.

— Может быть, — фыркнула Алена, — но кто-то выполнил вместо меня эту задачу. Он тоже собирался меня кинуть — мы договаривались, что он спрячет машину в гараже, а он вот решил подстраховаться. Но ты вытащила для меня каштаны из огня, отыскала место. Как говорится, что ни делается, все к лучшему. — Алена равнодушно отвернулась от меня и продолжила то дело, которым занималась.

А занималась она тем, что поливала пол и стены комнаты прозрачной жидкостью из канистры. И запах этой жидкости не оставлял никаких сомнений — это был бензин.

— Эй, подруга! — окликнула я Алену. — Ты что это, интересно, задумала? Тебя в детстве не учили, что с бензином нельзя шутить?

— У меня вообще всегда было плохо с чувством юмора, — ответила она, не поворачиваясь в мою сторону, — особенно когда дело касалось действительно серьезных вещей.

— Мы же с тобой вроде дружили... неужели ты можешь вот так запросто взять и убить свою подругу?

Неожиданно Алена резко развернулась в мою сторону и проговорила, странно растягивая слова:

— А знаешь, подруга, убить тебя — допустим, ударить ножом или выстрелить, я бы, наверное, действительно не смогла. А так — я даже не увижу твоей смерти. Сейчас я выйду из дома, выкурю сигаретку, брошу окурок в окно и уеду, пока дом как следует не разгорится... Уж, извини, оставить тебя в живых я не могу.

— Почему, подруга? — я нарочно называла ее подругой; не то чтобы надеялась пробудить в ней дружеские чувства или совесть, а скорее иронизировала, насколько это возможно в моем положении.

И Алена принимала мои правила игры, отвечая мне в том же ироническом духе.

— Почему, подруга? — повторила она за мной, как эхо. — Я тебе объясню. В этом нет ничего личного, не думай. Хотя в последнее время меня здорово раздражала твоя доходящая до тупости наивность, но не до такой степени, чтобы из-за этого убить. И не из-за Павла, не думай — этот кретин того не стоил. Конечно, мне пришлось с ним пару раз переспать — но это только для дела, чтобы прибрать его к рукам. Кстати, подруга, как любовник он слова доброго не стоил. Не понимаю, как ты выносила его столько времени. Правда, — она окинула меня пренебрежительным взглядом, — ты и сама наверняка в постели вялая и холодная, как размороженная рыба...

Алена отвернулась, будто тема нашего разговора ей наскучила.

— Эй, подруга! — окликнула я ее, чтобы хоть немного оттянуть неизбежное. — Ты ведь так и не ответила, почему не можешь оставить меня в живых.

— Из чисто деловых соображений, — отрезала Алена, — раньше или позже бандиты тебя поймают. И как только они всерьез возьмутся за тебя — они все узнают обо мне. Они умеют вытрясти из человека любую информацию, а у тебя явно нет никакого желания покрывать меня, так что ты выложишь им все в первую же минуту.

— Да уж... — вынуждена была я признать.

— А так, — продолжала Алена, — ты исчезнешь без следа — вряд ли кто-нибудь свяжет твое исчезновение с пожаром в захудалой деревеньке. А раз ты исчезнешь — и милиция, и, самое главное, бандиты окончательно уверятся, что ты стоишь за всей этой историей, что это ты украла у них партию наркотиков и сбежала в неизвестном направлении. Они, конечно, будут искать — но они будут искать тебя, а не меня, потому что ты, извини меня, работала в транспортной фирме, и есть свидетели, которые подтвердят, что именно ты увезла чертовы скульптуры... да что я тебе это рассказываю, ты и без меня все прекрасно знаешь!

— Да уж... — снова подтвердила я безнадежным тоном.

— А меня вообще никто не свяжет с этим делом, и, значит, никто не станет меня искать. Так что ты сама видишь, — Алена пожала плечами, — у меня не остается никакого выбора.

И она продолжила свое страшное занятие.

Я полулежала на диване в очень неудобной позе, и пружина впивалась в мой зад. Попробовав изменить положение, я чуть-чуть сползла вниз и вдруг увидела на полу возле самой ножки дивана темно-коричневый кожаный блокнот.