Красные Орлы - Лариса Шубникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 10
Пасхальный день Маша провела с Еленкой: ездили утренним автобусом на головную усадьбу, забирали заказы свои из пункта доставки. Платьица летние, сарафанчики и босоножки. Сделали маникюр и педикюр, пороскошествовали так сказать. Прошлись по магазинам, прикупили трусиков интересных: и в кружевах и попроще. Выпили чаю, съели по мороженому и в село вернулись далеко за полдень. Пошли к Марусе наряды примерить: b смех и гвалт, одно слово – девочки.
– Машуля, я завтра вместе со всеми на огороды. Надо картошку посадить.
– Я с тобой, можно? Помогу, как смогу. Лен, только я в этом деле новичок. Знаешь, у нас дача есть в Подмосковье, но там мама только цветы сажает и немного зелени, чтобы к столу подать. Укроп, салат.
– Ты что? Не надо помогать. Это тяжело и вообще… Неудобно, как-то.
– Пф… Очень даже удобно! Что там надо, а? Картошку в ямы складывать?
– Ну, в целом, да. Зачем тебе это?
– Как, зачем? Я в селе живу, должна иметь хотя бы элементарное представление и земледелии. – Посмеялись, и Еленка ушла к семейному ужину домой.
Маша осталась одна, снова примерила сарафанчики. Один, беленький такой, уж очень пришелся ей по душе. И лямочки тоненькие, и пуговки очаровательные. А юбка отделана вышивкой ришелье. Крутилась перед зеркалом, даже босоножки новые натянула. Да, и на селе хочется быть модной и красивой! Волосы распустила, причесала. Ну, недурно. Вроде даже похорошела на чистом воздухе или показалось? Вон щеки румяные, глаза блестящие, кожа светится. И улыбалась и на себя любовалась. А тут звонок.
– Да?
– Маш! Привет! – московская подруга, Настя.
Ей единственной доверила Маша свой новый номер телефона, потому, как Настя была в курсе ее личной жизни.
– Настюшка, дорогая, привет! Как ты?
– Я-то прекрасно, а ты? Как там село твое? Слушай, тут все о тебе спрашивают, я никому ничего не говорю. И телефон твой не даю. Но приветы от тебя передаю регулярно. Ты из всех контактов пропала.
– А как иначе? Ну, расскажи, что нового? Как Дениска? Вы еще вместе? – Еще минут пять обсуждали знакомых, пока Машка не почувствовала в голосе Насти некоего напряжения.
– Колись, что там у тебя? Новый мужик, да? Ну, ты даешь, – не угадала Маша, а жаль…
– Маш, ты только не нервничай, ладно? Понимаешь, на меня вышел Юрка твой. Оказались в одной компании, он и подсел ко мне. Разговорились, то да сё… – и замолчала.
– Что? Что случилось? Говори, не молчи! – Машка уже металась по домику, представляя страшное.
– Все хорошо, чего ты так пугаешься? Ну, он спрашивал о тебе, мол, как ты и где? Маш, я честно ничего не сказала ему. Правда, обмолвилась, что ты в районе станции Тимошково вроде как живешь. Но про село твое ни слова.
– И?
– Понимаешь, он обрадовался, сказал, что едет поездом в том направлении, по делам. Поезд дальнего следования, будет пять минут стоять в твоем Тимошково сегодня. Он просил передать тебе, что будет ждать на перроне. Даже время указал, девятнадцать тридцать. Маша, ты ведь не пойдешь, нет? Скажи, что не пойдешь!
Маша еще не успела ничего осознать, а ноги сами несли ее вон из дома. Звонок уже сбросила, добежала до калитки, одумалась и вернулась за кошельком, а потом бегом по Свияжской: времени в обрез. Стоп! А последний автобус когда? Все, конец! Автобуса больше нет сегодня. Что делать? Куда бежать? Попутку ловить!
И летела Машка по улице, себя не помня, в легких босоножках и белоснежном сарафане. Похожа была на невесту, вот только бежала не к жениху вовсе, а чужому мужу, чтобы хоть пять минут смотреть на него, видеть любимые глаза и волнистые, темные волосы.
Мишаня приметил ее издалека, уж очень белел ее легкий не по сезону сарафанчик на фоне свежей зелени и темных заборов. Залюбовался. Бежит легко, сарафан вокруг стройных ножек вьется, волосы роскошным флагом за спиной. Так и залипал, пока не заметил ее шальных глаз. Даже не шальных, а отчаянных. Будто беда случилась! Он и ломанулся наперерез.
– Машка! Ты куда? Что случилось? – А взгляд шальной поймать нет может!
– Мишенька, миленький, довези до станции!! – бросилась, за руки схватила и умоляет.
– Стой тут. Я за машиной. Я быстро, Маш, – вопросов задавать не стал, понял, что дело важное и срочное.
– Миш, быстрее! – голос Машкин сорвался в крик, а потом и вовсе в скулёж.
Волохова несло очень быстро. Понимал, что беда и что помогать надо срочно. Вопросы потом.
Через минуту Машка уже сидела в машине Волохова, а он давил на газ, что есть мочи.
– К поезду? Во сколько будет?
– В семь тридцать. Мишенька, мы успеем?
Волохов испугался и ее голоса и глаз, бешеных, ярких:
– Успеем. Все! Угомонись. Успеем, Машка, – и замолчал, кидая внедорожник по ухабам грунтовки, потом по бетонке и следом, по асфальту головной усадьбы.
Машка сходила с ума от беспокойства. Мишка видел это, старался вопросов не задавать: все равно не услышит. Да, что за дело такое, горячее, а? Приезжает кто-то? Так подождать может, на перроне-то. Или проездом? Это вернее!
В семь двадцать пять они были у станции. Машка металась по перрону, а за ней метался ее сарафан, волосы и взгляд Волохова. Он попытался всучить ей свою ветровку, а Машка только рукой махнула, мол, не до тебя, отстань.
Мишка стоял неподвижно, прислонясь спиной в столбу и кое-что начинал догонять. А это не из-за «личной причины» принесло Машу сюда? Опалило Волохова, обозлило это понимание, затопило ненавистью и ревностью. Вот ты какая, влюбленная Кан? Ладно, посмотрим, что за фрукт к тебе едет.
Поезд пришел четко по расписанию. Маша застыла столбиком на перроне, только головой вертела, пропустить боялась. Мишка двинулся ближе к ней. И в этот момент…
– Маша, привет! – веселый мужской голос.
Машу крутануло на сто восемьдесят. И вот она увидела того, ради которого мчалась, из-за кого беспокоилась. Мишка понял сразу, если бы она не встретила его по дороге, то бежала бы бегом до тех пор, пока не свалилась бы в пыль дорожную. А там кто знает, может, и ползла бы.
Парень, что приехал, улыбался и внимательно смотрел на Машу. Кутался в теплый свитер, потирал плечи руками. Замерз? Машка в сарафане, почти босая, если не считать тонких ремешков сандалий, стояла напротив и смотрела такими глазами, что Волохов забыл обо всем, кроме нее.
Любовь. И такая, что море по колено. Все в Машке сейчас ею дышало и светилось.
