Лазурный берег - Андрей Кивинов

О русской женщине, которая ненавидит кино. Потому что верит в Достоевского.

Потом вздохнул и включил телефон. Первый звонок раздался в ту же секунду. Звонили из Квебека, из журнала молодежной ассоциации франкоговорящих канадских мусульман. Просили дать интервью о перспективах сотрудничества кинематографистов с ортодоксальным исламом.

Мировая слава началась.

Восемь шагов в одну сторону, восемь в другую.

Восемь в одну, восемь в другую. Пусть смотрят, как вольготно-беззаботно он вышагивает по мостовой.

По расчетам Егорова, как раз восемь глаз должны были за ним наблюдать из окон третьего этажа отеля «Олимпия».

Контраст между деланной беззаботностью и серьезностью цели (все же убивать пришел!) должен произвести впечатление на публику.

Может, и впрямь стоило стать артистом? — подумал Сергей Аркадьевич. Такие вдруг открылись таланты. Играл бы сейчас в этом… в БДТ. Короля Лира. Или в сериалах.

Или — пришла в голову дерзкая мысль — снялся бы в фильме Троицкого в роли Троицкого. И приехал бы сейчас в составе делегации на Каннский фестиваль! Во-первых, попадал бы на просмотры. Во-вторых, это к нему бы, а не к Белову, пришли бы Рогов и Плахов воровать билеты! Он бы уж им показал!..

Мысль эта так рассмешила Сергея Аркадьевича, что он захохотал в голос.

«Рыгочет еще, зараза», — удивился за шторой Троицкий.

Мимо пробежала девочка-японка в короткой юбочке, белых школьных гольфах и с двумя поросятами на поводке.

«Свиньи опять, — заметил Серов. — Сумасшедший город».

Подъехало такси, из него вышел Анри Перес. Егоров едва успел придать своему лицу серьезное выражение.

«Все в сборе», — резюмировал Троицкий.

Девочка с поросятами пробежала обратно, едва не сбив с ног Анри.

— Осторожно, — заботливо предостерег Егоров агента. — Сегодня в Каннах особенно много поросят. Возможны эксцессы.

— Доброе утро, — Анри протянул руку. Хотел объяснить Сергею Аркадьевичу, что поросята имеют отношение к сегодняшнему премьерному просмотру, но сообразил, что это растравит русскому коллеге недавнюю рану. И потому выкрутился: — С древних времен принято водить по каннским улицам молодых поросят, как символ невинности и весны…

— Хороший символ! — воскликнул Егоров. — Очень точный! А вот наша исконная матрешка — символ дружбы и бесконечности… Позвольте передать еще одну вам и одну вашему комиссару. В знак благодарности и респекта… Или, как говорят у нас в Петербурге, уважухи…

Тут Егоров извлек из пакета и протянул агенту Пересу две матрешки.

«Блин», — ругнулся Троицкий. На самом деле, он сказал другое слово, но на такую же букву.

— Спасибо, коллега из далекой родины, — растерялся Анри.

— Не за что! И вот ружье, вам спасибо. Хорошо стреляет! Рыбы в панике. Очень хорошее ружье! Возвращаю в целости и сохранности.

— Уже наохотились? — удивился агент.

Анри вообще не слишком понял смысл сегодняшней суетливой встречи, но у него самого было неотложное личное дело, а потому он не был склонен вникать в детали.

— Да, все великолепно.

— Можете еще у себя оставить. У нас рыбы много, всю не перебьете… К чему такая спешка?

— Есть дела посерьезнее, — Егоров сделал строгие глаза. — Поэтому и встречаемся здесь.

— Да, вы сказали, — напрягся Анри. — И что же?..

— Звонил Плахов из Петербурга. Получены новые сведения о Троицком. Очень для вас важные…

— Какие сведения? — удивился Анри.

Если честно, Троицкого из своей жизни он уже вычеркнул. Как и Плахова с этим вторым… Хамом-коротышкой. И с нетерпением ждал минуты, когда можно будет вычеркнуть последнего русского полицейского.

— Не сейчас, — перешел на шепот коллега. — Встретимся завтра в семь утра возле маяка. Сами все увидите.

— Почему завтра? — нахмурился Анри. Ему и самому было удобнее завтра, но…

— Я подробностей не знаю. У Троицкого назначена на это время серьезная встреча. Только бинокль захватите.

Егоров показал руками бинокль. Но не повертел сложенными в колечки пальцами на уровне глаз, как это сделал бы любой нормальный человек, а совершил обеими руками замысловатые пассы на уровне груди.

«Чего это он?» — нахмурился Серов.

«Объясняет, как матрешки работают, — буркнул Троицкий. — Мне объяснит сегодня».

Коллеги радостно переглянулись, будто спрашивая друг друга: не ослышались ли. Кажется, шеф решил действовать.

— Буду обязательно, — кивнул Перес. — Так что с ружьем? Оставить, может?..

Анри не хотелось мотаться сегодня с ружьем. Матрешки эти еще бессмысленные… Можно одну подарить Сусанне.

— Мерси, не надо, — твердо отказался Егоров. Анри пожал плечами.

Мимо промчались пять японских школьниц — каждая с парой поросят на поводке.

— Сюда, значит, рыба любая, а отсюда — вода пресная. Пей — не хочу. Хоть запейся!

Покоритель океанских просторов Пастухов с гордостью продемонстрировал телеведущему Сергею Шалашову собственноручно изготовленный прибор. Оператор, сам большой любитель технических новинок, снимал агрегат с живым интересом. Но Шалашову прибор не глянулся.

— Жалко рыб-то… — с легким укором заметил тележурналист.

— А меня не жалко? — расстроился Тимофей. — Если я за тыщу километров от порта, мать-перемать, без пресной воды останусь, так я просто, видишь ли, умру. Рыб тебе жалко, а русского человека нет?..

В глубине души Шалашов и впрямь сочувствовал рыбам больше, чем бородатому путешественнику. Этого странного человека никто не заставлял пересекать эту самую Атлантику. Сам вызвался. А рыбы там — у себя дома, плавают себе, никому не мешают и ни в чем перед Пастуховым не виноваты… Но вслух Сергей этого говорить не стал. Ему было нужно снять сюжет.

— Жалко, и вас, конечно… Всех жалко. А вот скажите, Тимофей, почему ваше грандиозное эксклюзивное путешествие берет старт именно в дни Каннского фестиваля?

— А спонсорье так захотело, — махнул рукой Пастухов. — Мне-то ведь по барабану… Я бы даже сказал: до сиреневой звезды!..

Шалашов поморщился:

— Тимофей, Тимофей, прошу прощения… Я не могу это дать в эфир — «спонсорье», «по-барабану»… У меня очень культурная программа, одна из интеллигентнейших на нашем телевидении! Может быть, вы что-то скажете о празднике кинематографа, о родстве искусства и… хм… тяги к приключениям?

— Я и фильмов-то не видел ни одного. Не люблю я кино.

— Совсем? И по телевизору не смотрите?

— По телевизору я игры люблю на ум.

— Какой Наум? — не понял Шалашов.

— Ну, на сообразительность. «Сто к одному» там, «Что? Где? Когда?», «Как стать миллионером»… Недавно загадали слово «перидромофилия».

— Какое? — зарделся Шалашов.

— Перидромофилия. Это коллекционирование железнодорожных билетов, а не то что вы решили…

— Ммм… да… Ну вы и скажете, Тимофей! Я вовсе так не решил. Вернемся к фестивалю!.. Может быть, дело в контрасте? Здесь суета, тысячи пестрых лиц, ярмарка тщеславия, а в океане — тишина, пустота, никого нет… И никакой ярмарки.

— Может, и так, — равнодушно зевнул Пастухов. Его утомил этот пустой разговор. — Говорю, фиолетово мне, мать-перемать! Сугубо перпендикулярно!

— Тимофей, что же нам делать? — расстроился Шалашов. — У нас через полчаса выход в эфир…

— Так вот покажите в эфире аппарат! — оживился Пастухов. — Очень оригинальная и простая конструкция. Как все гениальное. Сюда вот засылаете рыбу…

— Серега, а чё, давай покажем, — поддержал покорителя стихий оператор, которому давно надоели однообразные интервью с мордастыми людьми во фраках. — Прикольная штукенция.

— Господа, но у нас передача не про рыб, а про кино! — рассердился ведущий. — Не морочьте мне голову!

— Иная рыба, знаете ли, круче любого кино… — загадочно изрек Тимофей.

Возразить было нечего.

— Ну что там у вас?.. — недовольно буркнул Троицкий, услышав в трубке голос Плахова.

— Следуем за вторым, за плешивеньким, — сообщил Игорь. — По ходу дела расскажем, Михаил Демьянович. А ваши пусть дуют за Хомяком.

— Хорошо, — согласился Троицкий.

— Только не трогайте его.

— Как договаривались… — Троицкий криво улыбнулся. Хватит, додоговаривались. Того и гляди матрешку под задницу схлопочешь. Только ментов в свои планы посвящать не следует.

— Быстро за Хомяком!.. — скомандовал Демьяныч Николаю и Диме, отрубая связь.

— Понял, — осклабился Дима. — Сюда его?.. Кажется, сегодня, наконец, будет потеха. Не все ж в дурака играть… с другими дураками.

— Не сюда, Белое Сердце, а на яхту. Соображать надо. И не сейчас, а к вечеру. А пока просто пасите. Контакты фиксируйте. Посмотрим, чем он займется…

Дима и Николай бодро выскочили из «Олимпии».

Хомяк, неторопливо помахивая пакетом и не оглядываясь, медленно двинулся в сторону набережной. Купил мороженое, не торопясь съел его, присев на скамейку.