Мальчик и его собака перед концом света - Чарли А. Флетчер

Но в тот же момент я снова предал свой разум, миновав последние ступеньки и войдя в комнату, из окон которой открывался широкий вид. Если бы я уже видел мир с высоты птичьего полета, я бы уделил больше внимания полу.

Не успев ничего понять, я опустил взгляд и понял, что между мной и песком на берегу ничего нет, лишь пятьсот футов воздуха. Мой инстинкт выживания сработал немедленно. Ноги подкосились, и я рухнул на спину, закричав от ужаса. Я сильно ушиб копчик и начал ползти, пока не уперся спиной в дверную раму. Лишь тогда мой разум очнулся и попытался понять, как я мог оказаться в воздухе и не упасть.

Я подался вперед и посмотрел вниз. Полоса пола вдоль стены, как и окна в комнате, была сделана из стекла. Но если окна пережили десятилетия непогоды, не говоря уже о следах от помета чаек, пол, защищенный крышей и стенами, оставался сравнительно чистым. Я слегка постучал по нему. Стекло было толстым и прочным, как камень. Когда я посмотрел вниз, у меня впервые в жизни по-настоящему закружилась голова, гораздо сильнее, чем на вершине американских горок. Я решил не наступать на прозрачную часть. Хотя пол был явно создан для того, чтобы по нему ходили, я уже видел, какими опасными могли быть металлические конструкции и опоры, удерживающие его.

Я обошел комнату и обнаружил выход на другую часть смотровой площадки. Когда-то люди разбили здесь лагерь. Тут была куча одеял, пара стульев, даже стол с походной лампой и старый музыкальный проигрыватель с колонками. Вдоль стеклянной стены аккуратным рядом стояли бутылки из зеленого стекла. Лампа проржавела и стала бесполезной, но я заметил маленькую пластиковую коробку. Механизмы сломались, когда я открыл ее, потому что старый пластик быстро становился хрупким и ненадежным. Внутри лежало четыре свечи. Они и одеяла хорошо сохранились, потому что комната на вершине башни представляла собой запечатанную коробку из стекла и металла. Сюда не могли пробраться мыши и крысы. Свечи были огромной редкостью. Еще здесь была пара костылей, и это показалось мне странным. Лестница и без того была крутой. Наверное, люди действительно хотели насладиться видом на побережье. Как ни странно, меня обрадовал тот факт, что когда-то люди жили здесь, в небе, слушали музыку и пили вино. Это казалось чем-то жизнерадостным, учитывая тот факт, что мир вокруг умирал. Я убрал коробку со свечами в карман. Я надеялся, что эти люди наслаждались своей жизнью. Лишь гораздо позже я понял, что им не пришлось брать с собой костыли перед уходом, потому что, когда вино закончилось, а музыка перестала играть, они ушли гораздо более коротким путем.

Несколько ступеней вели к открытой смотровой площадке над комнатой. Дверь туда тоже была тяжелой, но я смог приоткрыть ее на достаточное расстояние и оказался на ветру. Когда-то здесь было высокое металлическое ограждение. Металлические прутья поднимались над моей головой и затем загибались обратно, но теперь почти вся сторона, выходящая на север, отсутствовала. Судя по виду оставшихся металлических конструкций, покрытых ржавчиной будто грибком, который отходил хлопьями, перила скорее всего сломались и рухнули в бальный зал внизу. Вот почему в крыше дворца образовалась дыра, и теперь там росли деревья.

Еще одна вещь вызвала у меня неменьшую грусть, чем кости в лохмотьях на американских горках. Лежавшая здесь стопка одежды не выглядела поношенной, а костей и вовсе не было. Одежда была аккуратно сложена под парой ботинок возле ограждения, рядом с открытой частью над далекой дырой в крыше. Это была всего лишь одежда и пара старых ботинок, но я тут же представил мужчину — судя по размеру ботинок и куртке с красным капюшоном, лежавшей под ними, их владельцем был мужчина. В моем воображении он разделся, как пловец, и стоял обнаженный на ветру, прежде чем сделать последний прыжок через крышу бального зала. Так работает мое воображение — оно придумывает истории из обрывков доказательств. Когда мы с Джой были маленькими, Бар читала нам сказку перед сном, а потом называла три вещи и предлагала придумать свои собственные истории. Она всегда выбирала что-то странное и нелогичное, например тюлень, горы и зонтик. Я начинал придумывать историю и быстро засыпал в хорошем настроении.

Что-то покачнулось на ветру на ограждении, в месте, где оно обломилось Там висела цепочка, состоявшая из множества маленьких стальных шариков и подвески. Цепочка извивалась на ветру и отражала свет, который привлек мое внимание. Я снял ее и рассмотрел подвеску, маленький прямоугольник с закругленными углами и короткую трубочку, висящую под ним. Трубочка была прочной, но в ней были углубления разного размера, напоминающие крошечные кратеры и ловившие свет. Должно быть, цепочка была сделана из нержавеющей стали, раз она сохранилась и даже не потемнела. Она выглядела странно, и хотя я немедленно добавил последнюю деталь в свою историю о воображаемом пловце — как он снимает ее и вешает на ограждение, — она не казалась чем-то грустным или плохим. На самом деле я посчитал находку хорошим знаком, потому что в центре прямоугольника было выгравировано мое удачное число — 8. Восьмерка была очерчена кругом, из которого выходили стрелки во все стороны света. Я тут же придумал историю о цепочке: она была символом удачи и предназначалась для меня, а мое любимое число и стрелки на подвеске означали, что я мог отправиться в любую точку мира. Я должен был обязательно взять ее и носить не снимая. Хотя бы потому, что если я собирался найти Брэнда и Джесс в этом огромном незнакомом мире, мне понадобится любая удача, какую только можно получить. Я взял цепочку, надел через голову и спрятал под рубашкой.

Конечно, я знаю, что быть суеверным — это очень глупо, и что в этом мире нужно усердно работать, чтобы выковать свое счастье, но в тот момент я чувствовал себя одиноким и подавленным. Мне не хватало чего-то, что укрепило бы мою храбрость. Даже когда я взял цепочку, разум сообщил мне, что я хватался за соломинку, но когда рискуешь утонуть, схватишься за все, лишь бы удержаться на плаву.

Когда-то за дворцом был город, но теперь оттуда доносился запах гари, весь день соперничавший с морским бризом. Раскиданные повсюду здания и растения, которыми поросли улицы, сгорели совсем недавно, потому что новой зелени в этом черно-сером месте не было. Иногда на островах молния попадала в вереск и поджигала его. Тогда ветер разносил пламя по склонам, оставляя темные раны,