Среди дикарей и пиратов - Уильям Кингстон

Я исполнил желание Меджа, осмотрел все холмы и ложбины от севера до юга, но нигде не нашел ничего похожего на хижину. Во всяком случае, на некотором расстоянии мы могли идти беспрепятственно на поиски поселений.

Окончив обзор, мы прошли вдоль вершины утеса к западу и спустились немного дальше по более легкому пути, чем тот, которым подымались.

Медж дал отчет о наших наблюдениях моей матери, и она попросила его вернуться на бриг.

— Я не могу этого сделать, — ответил он, — так как обещал капитану, что останусь здесь охранять вас; хотя я думаю, что здесь нет туземцев, я не вполне уверен в этом, и я никогда не простил бы себе, если бы они пришли и напали на вас в то время, как я ушел бы отсюда вопреки полученному мной приказанию.

— Пустите меня с тремя матросами, — сказал я, — их будет достаточно для гребли на таком коротком расстоянии; а вы, Падди Дойль и мальчики могут удержать всяких дикарей до нашего возвращения.

Медж, видя желание моей матери, согласился; из лодки снесли все припасы на землю; матросы и я вскочили в нее, оттолкнулись от берега и направились к бригу.

К тому времени как мы приблизились к бригу, прилив достиг своей высшей точки. Отец рад был видеть меня и выслушать привезенные мной утешительные сведения.

У нас не было времени для разговоров, так как матросы употребляли все усилия, чтобы сдвинуть судно; но все было напрасно: судно не тронулось и на дюйм.

— Боюсь, сэр, что единственный шанс — это свезти груз на сушу или выбросить его в воду, — заметил штурман.

— Я пришел к тому же убеждению, — сказал отец, — но, если возможно, мы не бросим груза. Мы перевезем все, что можно, в лодках; а если погода будет хорошая, то построим еще плот; таким образом, я надеюсь спасти большую часть груза.

— Попробуем еще раз, сэр, — крикнули матросы, выказывая свое уважение к командиру и заботу о его благосостоянии, так как все сознавали, что от потери брига он пострадает больше всех. И они снова напрягли все силы, чтобы сдвинуть бриг.

— Все напрасно, — крикнул плотник снизу, — я думаю, что коралловый утес пробил обшивку; судна не сдвинуть и не заставить идти, если не освободить от груза и всего балласта.

Отец сошел вниз и, вернувшись, приказал штурману взять несколько матросов и нагрузить лодки, а сам с остальными стал делать плот. Как только обе лодки были нагружены, он велел мне вести четверку; сам же он хотел остаться на бриге, чтобы докончить постройку плота.

— Но отчего вы не предоставите это штурманам? — спросил я.

— Нет, Годфрей, — несколько сурово ответил он, — я намереваюсь последним покинуть судно. Как только лодки будут разгружены, пусть возвращаются сюда, если только мистер Медж не найдет необходимым удержать четверку. Передай ему мои слова и уговори мать, чтобы она не беспокоилась обо мне.

Мне оставалось только повиноваться; но я не мог не беспокоиться за него и не сомневался в беспокойстве матери, несмотря на слова отца, которые я должен был передать ей.

Я вскочил в четверку и велел матросам идти скорее, так как мне хотелось добраться до берега. Океан был довольно спокоен, и хотя наши лодки шли с тяжелым грузом, мы без труда перебрались через отмель, так как вода стояла высоко, и вскоре добрались до пристани.

Приближаясь к берегу, мы заметили три странные фигуры, стоявшие на дальнем конце косы и, по-видимому, наблюдавшие за действиями наших друзей. Фигуры были совершенно черные, без малейшего признака одежды, с шапками густых лохматых волос на головах.

У одной из фигур была густая борода, усы и бакенбарды; у двух — длинные копья в руках; третья, оказавшаяся женщиной, была безоружна.

Медж окрикнул нас.

— Не обращайте внимания на туземцев, — кричал он, — они тут стоят целых полчаса и не могут решить, кто мы такие. Лучше всего оставить их в покое; а потом, увидите, они подойдут и попытаются подружиться с нами.

Я сразу передал Меджу поручение отца. Он сказал, что нам нет никакой надобности оставаться, и приказал мне, как только лодки будут разгружены, сейчас же опять направиться к бригу.

— Мы с Падди Дойлем отлично справимся с нашими черными друзьями; гораздо важнее, чтобы лодки занялись перевозкой груза на берег, — заметил он. — Единственный мой совет — переезжайте мелкое место на плоту, когда будет прилив; это лучше, чем пробовать теперь. Еще надеюсь, что ваш отец приедет на берег, когда лодка в последний раз вернется сюда.

Моя мать повторила то же, умоляя отца не оставаться на бриге.

Экипаж быстро разгрузил лодки и сложил груз вместе с другими ранее привезенными вещами в центре лагеря.

Я заметил, что Падди Дойль вместо того, чтобы работать с нами, погрузился в наблюдения за туземцами; хотя он и делал вид, что не обращает внимания на них, но все время выкидывал странные штуки, рассчитанные на то, чтобы возбудить их любопытство, что ему и удалось. Один из дикарей приказал товарищам отойти дальше — вероятно, чтобы было безопаснее, подошел на несколько шагов ближе и стал пристально смотреть на нас. Хотя, по нашим понятиям, он не был красавцем, но, стоя неподвижно, словно статуя, со связкой пяти копий с острыми, блестящими, зазубренными концами в левой руке, он являлся образцом действительно красивого дикаря. Перо цапли, воткнутое в его густые волосы, было продето в ухо, широкий пояс поддерживал очень узкие штаны из меха двуутробки. За поясом был заткнут нож или кинжал из кости или камня; на спину закинут маленький каменный топор. Правая рука была постоянно наготове, чтобы кинуть в нас одно из копий. Его высокая фигура, замечательно пропорционально сложенная, указывала на большую ловкость и проворство.

Падди сделал вид, будто только что увидал его, подвинулся на несколько шагов вперед, снял шляпу и отвесил ему глубокий поклон. Хотя дикаря, наверно, никогда не приветствовали таким образом, он понял, по-видимому, что белый чужестранец желает познакомиться с ним, указал на себя и проговорил:

— Пуллинго.

— С добрым утром, мистер Пуллинго! Надеюсь, что вы совсем здоровы. А как поживают миссис Пуллинго, мистер Пуллинго и все остальные члены вашей семьи? — крикнул Падди.

Дикарь сказал несколько слов довольно музыкальным тоном голоса, но невозможно было понять их значение; точно так же оставалось неизвестным, означало ли слово «Пуллинго» его имя. Как бы то ни было, это прозвище навсегда осталось за ним.

— Вот именно, — сказал Падди, как будто поняв каждое слово дикаря. — А меня зовут Патрик Дойль; я и вот эти мои друзья прибыли сюда, чтобы провести несколько недель, а может быть и больше, в вашей стране. Мы надеемся иметь удовольствие поближе познакомиться с вами.