Воин Яровита - Василий Сахаров

Тысяцкого, плотного длинноволосого дядьку в бархатном полукафтане, пропустили в общий зал, а его сопровождающие остались возле входной двери. На краткий миг Мичура остановился и огляделся, потом тряхнул русыми волосами и прошёл за центральный стол. Мы с капитанами как раз заканчивали ужин и позволили себе по кружке пива. Настроение было приподнятым, и зачем пришёл важный гость, понятно. Поэтому ходить вокруг да около нужды не было, и я пригласил высокородного Виславита присесть.

– Поужинай с нами, храбрый Мичура, – указал я тысяцкому на лавку напротив.

Он сел, кивнул Самороду, которого знал, и сказал:

– Я посланец Великого князя Всеволода Ольговича. Прибыл за его братом.

– Очень хорошо. Гривны привёз?

– Да, – короткий кивок.

– Тогда отдай мне серебро и забирай Ольговича. Вроде бы всё просто.

– Не торопись. Не всё сразу. – Он недобро прищурился, развернул плечи, сделал короткую паузу и сказал: – Нам надо поговорить один на один.

– У меня от товарищей секретов нет, – кивнул я в сторону Саморода и Жарко. – Поэтому сам их спроси.

Мичура посмотрел на капитанов, и они встали, ибо уважение к Виславитам – одна из отличительных черт племени ранов. Да и тысяцкого, который до своего переезда на Русь был славным мореходом, они по старой памяти уважали. Не просто как потомка древней фамилии, а как славного воина и удачливого лихого варяга.

– Мы пойдём, – сказал Ранко.

Я согласно кивнул, дождался, пока мы с Мичурой останемся наедине, разумеется, если не считать, что вокруг нас рядовые варяги и рыбаки, налил себе в кружку пива и спросил:

– Итак, о чём разговор, тысяцкий?

– Отпусти Ольговича без выкупа, – не попросил, а с ходу потребовал он.

– Нет. – Ответ был коротким.

– Ты что, совсем ум потерял? Тебе сказано, отпусти Ольговича.

– Кем сказано?

– Мной.

Воевода хотел задавить меня авторитетом, но это для Саморода и Жарко он Виславит, а мне Мичура никто. Поэтому я себя не сдерживал и ответил грубо:

– А кто ты такой, чтобы твоё мнение кого-то интересовало? Хочешь скажу?

– Ну, скажи.

– Продажная шкура, которая в трудный час бросила родину и теперь за гривны Ольговичам служит. Вот ты кто. Так что заткнись и делай своё дело, проведи размен и забери Игоря, а то он уже по бабам черниговским соскучился.

– Да я тебя…

Варяг сжал кулаки и начал вставать, а я поймал его взгляд и спокойно усмехнулся:

– Что ты? Готов вызвать меня на поединок? Давай. Хоть сегодня, хоть завтра. Я убью тебя, и твоё тело сгниёт в могиле.

Мичура делал расчёт на то, что его авторитет всё сам за него сделает. Но лучшие годы варяга прошли, он уже староват. Служба на чужого дядю, который отдавал ему самые разные приказы, и отречение от веры предков – всё это не прошло даром. Тысяцкий растерял свою гордость, в нём осталось только хамство и желание любой ценой задавить противника. Однако сил, чтобы пойти до конца, взять в руки меч и выйти на поединок, в нём не было. Есть человек, и в нём пусто. Стержень исчез, а без него он всего лишь половинка разумного существа. Я это чувствовал и, когда киевский воевода шлёпнулся задницей на лавку и сменил тон, ничуть этому не удивился.

– Я же о тебе беспокоюсь, – понизив голос до полушёпота, доверительно произнёс воевода. – Зачем тебе такие враги, как Ольговичи? Отступись от серебра или возьми половину, и они о тебе забудут.

– О злой памяти Ольговичей и длинных руках князей мне уже говорили, но я их не боюсь. Моё слово было сказано, и я пойду до конца.

Переговорщик покивал, вздохнул, как-то быстро сник и сказал:

– Не хочешь жить в мире, получишь войну. Ольговичи тебя в пыль сотрут, а что останется, по ветру развеют.

– Посмотрим. Давай меняться. Чего зря языками воздух сотрясать.

– Ладно. Веди Игоря.

– А ты давай серебро.

Мы встали. Ольговича вывели на подворье гостиницы, и одновременно с этим в него въехал возок. В нём лежали тяжёлые кожаные мешки с весовыми новгородскими гривнами, продолговатыми серебряными брусочками, каждый весом в 204 грамма, и я с капитанами их пересчитал. Ровно тысяча. Всё верно, жалоб, претензий и заявлений не имею.

Мешки с серебром легли в ту самую каморку, где отдыхал пленник, а Игорь Ольгович отправился в руки Мичуры. Обмен прошёл быстро, чётко и без лишней волокиты. Есть товар и есть купец. Каждый получил, что хотел, и остался доволен, или почти доволен. Ну а на то, что черниговский князь пообещал меня достать, я плевать хотел. В Новгороде меня, скорее всего, не тронут, а за его пределами я сам почти любого врага порвать смогу.

Игорь Ольгович отправился в гости к Святополку Мстиславичу, а я ещё раз пересчитал гривны и подумал, что, если бы не опасность со стороны мстительного князя, можно было бы загулять. Но нельзя, а значит, сухой закон и ожидание утра.

В этот момент на постоялом дворе появился худощавый юноша в перетянутой узорчатым ремнём белой рубахе, Зван Дубко, летописец из храма Святовида, прикомандированный к посольству. Парень тут же подскочил ко мне, наклонился к уху и зашептал:

– Вадим, тебя Брайко зовёт.

– Срочно?

– Да.

– А что случилось?

– Городские верховоды прибыли. Хотят обсудить посольские дела до Совета господ и созыва вече.

– Кто именно?

– Судило Иванкович, Нежата Твердятич, Страшко и… – Зван сделал паузу и выдохнул: – Епископ Нифонт.

– Да ты что?! – удивился я. – Лично нас навестил?

– Ага!

– Понятно. Уже иду.

Я сорвался с места. В сопровождении Немого и пары варягов перешёл на соседний постоялый двор, приблизился к самой лучшей гостевой комнате, где остановился Ростич, и замер. Вобрал в грудь воздуха и выдохнул, откинул прочь все посторонние мысли и открыл дверь.

В помещении находилось шесть человек. Из наших – боян Брайко Ростич и командир первой сотни витязей Валигор. Они сидели за длинным столом, а напротив послов расположилась местная власть. Три новгородца, одетые в небогатую неприметную одежду кряжистые бородатые мужчины не старше сорока пяти лет, рукастые, сильные и уверенные в себе, а рядом с ними примостился седой старичок – божий одуванчик в скромном подряснике, видимо сам владыка Нифонт. Разговор только начался, я вовремя. Слегка поклонился и произнёс:

– Доброго вечера всей честной компании.

Новгородцы что-то пробурчали. Владыка смерил меня подозрительным колким взглядом и поджал губы. Ну а Ростич кивнул на место рядом с собой:

– Проходи, Вадим.

Два раза повторять нужды не было. Поэтому я сел и постарался сразу же просеять эмоции и чувства гостей. Однако у меня ничего не получилось. Люди передо мной сильные, особенно Нифонт. Поэтому их реакции от меня были скрыты, а если давить, они могли почувствовать недоброе. Это помешало бы нам вести предварительные переговоры, и я прислушался к разговору серьёзных людей, которые решали судьбы народов и племён.

– Значит, так, мужи, – Ростич сразу перешёл к делу, – чтобы было понятно, мы – послы не только Руяна, но и других венедов. За нами все поморяне, бодричи и лютичи. А помимо этого мы можем говорить за свеев короля Фремсинета, который вскоре отдельное посольство пришлёт, и северных суомов с реки Кемийоки.

– Это ясно, – отозвался Судило Иванкович, который расположился между Нежатой и Страшком. – Давай по сути. Чего от Новгорода хотите?

– Союза хотим, посадник. Крепкого и нерушимого. Сильно на нас папы римские обижаются и вас недобрым словом поминают. А потому собрались мы с силами и ударили по католикам. Всерьёз ударили. И так сильно им наподдали, что Зеландию под себя забрали, а она – ключ к выходу в океан. Однако врагов всё же больше. Вот и решили мы искать друзей среди братьев по крови и приморских племён. Пруссы уже готовы нам помогать, ибо понимают, что католики, если нас сметут, и до них добраться могут. Финны и свей, коих я уже упоминал, тоже с нами, а теперь пришёл черёд Новгорода сказать, за кого он – за католиков или за братьев своих.

– Вишь ты, как повернул. – Посадник усмехнулся и машинально огладил бороду. – Мол, либо с нами, либо с немцами и данами. Хитёр ты, боян. Да только мы не на вече, где толпа красивые речи любит слушать. Мы люди торговые, и с нами владыка Нифонт, – он кивнул в сторону старца, – который веру христианскую в наших землях блюдёт. Поэтому нам надо знать, какая от вас Новгороду выгода будет и чего вы хотите взамен.

– Ха! – усмехнулся Бранко. – После разгрома войск Сверкера Кольссона и данов за нами почти всё Венедское море, и если мы того пожелаем, в нём будут плавать только наши корабли. Но зачем нам это? Ведь Руян, как и Новгород, торговое место, а новгородцев, которые его посещают, всегда ждёт самый тёплый приём. Поэтому мы можем предложить вам свободную торговлю по всему водному простору, где ходят наши лодьи, охрану кораблей, приют и свободный проход в земли англов и франков. Того же венеды ждут от вас. Опять же по воинским делам есть предложение. Коль у нас беда будет и враг к порогу подступит, мы хотим иметь разрешение кинуть по городу и окрестным землям клич, чтобы набрать в войско охочих людей. А коль вам трудно будет, то мы в Новгород придём. Всё как встарь.