Русалки Обводного канала - Виктория Лисовская

В таком состоянии и нашла ее вернувшаяся с рынка Зоя Филимоновна.

– Любочка, что с тобой?! Внучка, ты чего?

Бросив вещи у порога, пожилая женщина подбежала к кровати, на которой лежала в беспамятстве внучка.

– О боже, у тебя жар! Лихорадка! Сейчас-сейчас! – Зоя Филимоновна выскочила из комнаты к соседям за помощью – у Синицыных был телефон, можно было вызвать «Скорую».

Зоя Филимоновна, к счастью, не обратила внимание на длинный зеленый волос на подушке, ее темноволосой внучке Любе он, конечно же, не принадлежал.

Санкт-Петербург. Октябрь 1893 г.

Опрос свидетелей решили начать с Мирона Ткачевского, обнаружили красавца-лихача на Невском. Вместе с такими же элитными извозчиками он выкрикивал свое имя, ожидая богатых клиентов.

– Свободен? – залез в пролетку Семен Железнов, подав руку Глафире.

– Конечно, свободен, барин. Куда везти прикажете? – сразу же отозвался Ткачевский.

– Вези нас на Офицерскую, – кивнул капитан.

– Как прикажете, барин. Только это два целковых стоит! – вежливо сообщил лихач.

– Да ты шо, ирод! Побойся бога, тут и пешком пять минут идти! – грубо сообщил капитан сыска.

– Ну хорошо, барин, только ради вашей барышни – за один целковый доставлю вас!

– Ну это другой разговор! – согласно кивнул Железнов. – Поехали! За целковый это еще куда ни шло!

Мирон еще раз внимательно взглянул на Глафиру, наверное, вспоминая, где он мог раньше ее видеть. Глаша поплотнее закуталась в шаль, чтобы раньше времени не спугнуть лихача.

Поездка закончилась быстро, не успели они и поговорить ни о чем.

«Действительно, за пять минут езды отдавать один целковый, а тем более два, как он просил сначала, – это сущий грабеж», – решила про себя Глафира.

– Приехали, мил человек! – остановил вороного коня Мирон.

Капитан Железнов полез в карман сюртука за кошельком, принялся себя охлопывать по карманам.

– Ой, мил человек! Я вроде на службе кошель забыл! – разочарованно сообщил он.

– Как это забыл? Плати давай! – озлобился Ткачевский.

– Я не отказываюсь платить, мил человек, пройдемте в мой кабинет, я вам целковый отдам, – подал он здравую идею.

– А ты, барин, сам за деньгами сходить не можешь, а я вместе с барышней тебя здесь подожду? – покачал головой Мирон.

– Да ты что, ирод, как я могу родную сестру, кровинушку мою, с чужим мужиком оставлять? Ты что придумал, на мою Настеньку глаз положил? – яростно ощетинился Семен Гаврилович.

– Нет-нет, барин, ты чего?! – опешил от такого предположения Мирон. – Да ни в жизнь. Пойдем тогда с тобой за кошелем! – согласился он.

– Пойдем-пойдем! – обрадовался Железнов. – Настенька, слезай, – подмигнул Глаше правым глазом капитан.

Вместе они вошли в управление, капитан завел Мирона Ткачевского в свой кабинет.

– Присаживайся, мил человек! Я сейчас денежку тебе дам! Настенька, подойди сюда, пособи мне! – Семен Гаврилович посадил Глафиру-Настеньку в кресло, стоящее в дальнем углу, сам полез в письменный стол, но вместо кошеля вытащил из ящика револьвер, наставил его на лихача и угрожающе произнес:

– А теперь, Мирон Егорьевич, садитесь на место и все мне расскажите о ваших взаимоотношений с Анфисой Савицкой и ее мужем. А будете рыпаться, я вам важные органы отстрелю. Так понятно? – улыбнулся он.

Мирон вытаращил на него большие и глупые глаза и плюхнулся на стул.

Петроград. Ноябрь 1923 г.

Красивая стройная девушка с бледно-зеленой кожей сидела на краю кровати, расчесывала длинные спутанные зеленые волосы и громко хохотала, принимаясь то толкать, то щипать, то щекотать Любочку. Люба отталкивала нахалку, но та глядела на нее изумрудными глазами и продолжала безжалостную щекотку.

– Нет, не надо, нет-нет! – в беспамятстве шептала Люба, дрыгая руками и ногами, отгоняя наваждение.

– Доктор, что это с ней? – Зоя Филимоновна в ужасе обратилась к вызванному врачу со «Скорой».

Тот пощупал пульс девушки, оглядел вены на руках и белки глаз.

– Она бредит, и температура у нее высокая, мы ее в больницу забираем. Ваша внучка принимала какие-нибудь препараты? Раньше с ней подобное происходило? – записывая данные, спросил доктор.

– Нет, никогда раньше не было. Я не знаю… Я вот только пришла… Она что-то кричала… зовет кого-то… – побледнела Зоя Филимоновна.

– Соберите ее вещи, забираем ее, давай, Михаловна, оформляем, – обратился к напарнице доктор.

В этот момент в дверь комнаты деликатно постучали.

– Кого это еще нелегкая принесла? – ворчливо прошептала бабушка Любы и пошла открывать дверь.

За дверью стоял младший сержант Александр Ильин с букетом хризантем в руках.

Увидев бледную до синевы Зою Филимоновну, еле стоящую на ногах, он сразу спросил:

– Что случилось? Вам плохо? Сердце?

– Там… Люба… – Зоя Филимоновна устало прислонилась к двери.

Милиционер подвинул ее плечом и ворвался в комнату. Увидев девушку, лежащую без сознания, и врачей, суетящихся рядом, подскочил к ней.

– Люба! Любочка! Доктор, что с ней? – Саша схватил девушку за руку и прижался к ней горячими губами.

– У нее сильный жар, галлюцинации, бредовое состояние, сейчас оформляем ее в больницу. Вы ее молодой человек? – сдвинул очки на кончик носа врач.

Ильин неопределенно кивнул.

– Да, конечно, я жених ее! – подтвердил парень.

– Тогда, жених, идите, помогите бабушке собрать вещи, старушка не в состоянии, придется и ей укол сделать! – доверительно сообщил доктор, кивнув в сторону бледной до синевы Зои Филимоновны.

– Да-да, конечно. – Александр подошел к Зое Филимоновне, обнял ее, принялся успокаивать.

Вдвоем они собрали небольшую сумку с Любиными вещами.

Зоя Филимоновна устало опустилась на стул, пытаясь успокоить дыхание. Руки у нее ходили ходуном, она вся тряслась от ужаса.

– Вы, бабуля, себя поберегите, а то и вас придется в больницу забрать! Нельзя так! – неодобрительно покачал головой пожилой врач. – Все с вашей девочкой хорошо будет, не волнуйтесь, нас вовремя вызвали.

– Да, я сейчас чуть посижу, легче будет! – Бабушка тяжело дышала.

Доктор внимательно посмотрел на нее и дал таблетку валидола. Вместе с подоспевшим милиционером Любу погрузили в карету «Скорой помощи», новоиспеченный жених Александр Ильин отправился с ней вместе.

По дороге Любочка все время отбивалась от русалок и шептала про проклятия Обводного канала, Ильин хмурил брови и нежно держал девушку за руку.

Санкт-Петербург. Октябрь 1893 г.

– Вы чего это, барин! Э… Мне платить не будете? – грозно зарычал лихач Мирон. До него дошло, что зря он сам зашел в сыскное управление города.

Однако капитана сыска Семена Гавриловича Железнова это ничуть не впечатлило. Он, как уже сказано, был воробей стреляный.

– Мирон Егорьевич Ткачевский, значит, вы не поняли! Вы находитесь в здании Петербургского сыска, я капитан Семен Гаврилович Железнов. Очень хочу