Год совы (СИ) - Ахмелюк Федор

- Блин… Ну, как тебе сказать. – Ахмелюк замялся. Он не знал это семейство настолько хорошо, чтобы что-то уверенно говорить, но и сказать Корейцу, что его положение не настолько критично, тоже следовало. – То, что она тобой недовольна, вполне логично. Ты вот как свой образ жизни поменял с тех пор, как из дома сбежал?

- Да, по сути, никак. Разве что спать ложусь когда хочу, ем что хочу и смотрю что хочу.

- Ну вот. А Наталья – женщина до ужаса серьезная. Вот не понять ей образ жизни вроде твоего или моего, и хоть ты тресни. Мне-то ладно, я вон пять лет почти с Иветтой жил, ко мне вопросов нет: разбежались – была, значит, какая-то причина. А к тебе? Сбежал - и продолжаешь сычевать. Ей, понимаешь, нужно для признания человека, чтобы у того была женщина и, если возможно, желание скорее обзавестись детьми. Непонятно ей, что какие-то люди есть на свете, которым это не надо. Неважно, по каким причинам. Ну, грубо говоря, это для нее самый главный критерий взросления. А у тебя ни женщины, ни детей. Ни того, ни другого я тебе предоставить не могу, так что слушай сюда. Квартиру мы тебе найдем. Просто съедешь оттуда, и все. На отдельно снятый тобой дом Наталья не явится – ты просто не скажешь ей адреса, а Леха тебя не сдаст. Так ведь?

- Надеюсь. Леха часто у нас бывал и прекрасно знает, как мне жилось. Сам мне предлагал много раз помощь, если я решу сбежать из дома. - вздохнул Кореец. – Слушай, а у тебя вообще ничего нет? Ни пива, ничего?

- Не-а, чувак. Я тут работаю четвертый день подряд, Мансур захворал малость. Пошли в гараж, может, там у меня чего есть…

Егор Ахмелюк обладал артефактами, вызывающими зависть у многих людей его возраста и пола – а именно, своим автомобилем (и неважно, что это был даже не «пацанский ВАЗ», а гибрид «Ижа-412», собранный в 1993 году на чужом заводе и с кучей чужеродных узлов) и своим гаражом. Нет ничего удивительного, что гаражи для мужчин становятся святым пространством, куда их (и не их, а вообще) женщинам нет входа – каждый  из нас нуждается в пространстве личном не только по индивидуальному, но и по половому признаку, а точнее – по признаку, рассматриваемому обществом как логично принадлежащему, за редкими исключениями (и то только в мужском плане) только представителям конкретного пола. И если женщины могут таковыми считать там, может быть, медицинские учреждения типа роддомов и женских консультаций – дескать, не рожала, не женщина, а мужиков-гинекологов очень многие инстинктивно считают извращенцами - то у мужчин таковым может быть только гараж. Ну, еще армия, но и сами мужчины часто считают благом не появляться на таком пространстве. Причем даже гораздо чаще, чем женщины. Ахмелюк там побывал, а вот Корейцу не довелось, и Ахмелюк был даже в некотором роде рад за него.

Потому что мужики в женских туалетах не появляются, а вот женщины не считают зазорным впереться в мужской и преспокойно выгонять из него мужчин под предлогом захвата пространства женщиной. Видимо, поэтому мужики часто относятся к этому чуть ли не более ревностно, чем бабы…

Введя в мужскую святая-святых Корейца, Ахмелюк инстинктивно запер дверь, зажег свет и принялся методично обшаривать старые шкафы в поисках хоть чего-то спиртосодержащего и при этом пригодного для питья. Ничего не нашел, открыл ворота, завел мотор – старая машина уже пять дней стояла на месте с неснятым аккумулятором из-за проблем с масляным насосом. Отец Мансура обещал прийти, посмотреть, но все не мог найти время.

- Нету ничего, чувак. Но, в любом случае, я знаю, куда можно позвонить, чтобы решить твою проблему. – Ахмелюк протянул Корейцу заначенную в одном из шкафов банку кока-колы. – Хотя и не знаю, может, тебе еще и откажут.

- То есть ты намекаешь, что…

- Что тебе придется менять место жительства, скорее всего. Ну, это не точно, но возможно, будь готов.

- Хм… - протянул Кореец. – Точно не будет опасности?

- Сам понимаешь, я тебе ничего обещать не могу, я с твоими родственниками не знаком.

- Мне, понимаешь, не особо важно, в каких условиях и где я буду жить. Мне важно, чтобы меня не нашли. А там, глядишь, и матушка остынет наконец.

- То есть ты еще оставляешь возможным, что она возьмет тебя за ручку и уведет домой? – Ахмелюк поднял брови. – Чувак, ты меня расстраиваешь. В твои годы пора уметь посылать на хрен людей, которые хотят испохабить тебе жизнь. Хочешь, я тебя обрадую? Менты ей наверняка прямо намекнули, что из вас двоих не прав явно не ты.

- Я просто не хочу обострять отношений.

- Ну, будь по-твоему. Хотя со своими я бы просто прекратил общаться, если бы со мной так обращались. Но ты не кипишуй, дом мы тебе отыщем, раз это такой важный вопрос.

- Это как же? – удивился уже Кореец.

- У моей бывшей есть пустующая квартира.

- Во дела…

- Не знаю, сдаст ли она ее тебе, но попробовать можно, почему нет?

- Тоже верно, - согласился Кореец. Ахмелюк вытащил сигареты и закурил. – Скажи вот мне – какой прикол курить? Воняет же. И вредно.

- Вопрос, конечно, интересный, - согласился Ахмелюк. – Но тут… как тебе объяснить… в общем, бывают у людей в жизни ситуации, при которых они начинают курить. И у меня такая была. Впрочем, даже если бы и не было, я бы все равно в армии скурился. Ну или на твоем месте. Но ты не начинай, чувак, потом не бросишь.

- Ну а смысл-то?

- Мозги в порядок привести. Знаешь, иногда лучше иметь не очень здоровые легкие, чем больные мозги. Да сам понимаешь – в жизни вечно приходится жертвовать чем-то одним в пользу другого. Да вообще вся наша жизнь – баланс. Чтобы где-то прибыло – нужно, чтобы где-то убыло. А где важнее прибыль, и где можно потерпеть убыль – решаешь уже ты сам. Я тогда решил так: пусть лучше я буду кашлять, чем видеть дерьмовые сны. Потом уже появилась Иветта, но бросить я не смог. Да и не особо-то хотелось.

- А как мне привести в порядок мозги? – задал вполне закономерный вопрос Кореец.

- Ничего не могу сказать на это…

IX

Ахмелюк не бросал слов на ветер. Кореец ушел от него только в пять утра, уже засветло, после того, как Ахмелюк, на свой страх и риск попасть на дорогостоящий ремонт двигателя, скатался на своем Ижаке в центр города в круглосуточный магазин за горячительным. Пили они долго и очень размеренно, делая упор на философские вопросы – не те, что «что делать» и «кто виноват», а скорее те, что задавал себе небезызвестный осел из сказки про Винни-пуха: почему, по какой причине и какой отсюда следует вывод. Потому что искать правых и виноватых в этой ситуации было бессмысленно – особенно при том, что и Ахмелюк, и Кореец договорились придерживаться концепции «не переделывай людей»: противоречить ей вопросами в духе «кто виноват» было бы двуличием. Типа, «тебе можно, а мне нельзя» или наоборот.

Сошлись на том, что Корейцу, как стороне заинтересованной, в этом случае следовало бы напереть на поиски нового пристанища, раз уж старая хозяйка так им недовольна. Поэтому сон Ахмелюка снова был коротким и болезненным, с половины шестого до половины девятого. Он не знал, работает ли сейчас где-нибудь Иветта – с той истории с ее бывшим он ее не видел и с ней не связывался, ему это было не нужно – он свою миссию выполнил, а она в свою очередь тоже не искала встречи с ним. Так что, проснувшись с дикой головной болью в тридцать четыре минуты девятого, первое, что он сделал – не схватился за пачку ибупрофена, как всегда, а за телефон, и набрал уже полузабытый номер, который, тем не менее, все же вспомнил, когда появился для этого повод. Вставать с кровати и лезть за компьютер было лень, особенно после того, как в телефоне первым делом было обнаружено сообщение от Мансура: сегодня, дескать, отдыхай, я выздоровел, сам займусь заказами.

С облегчением выдохнув – бодун был необыкновенно жестокий даже с учетом того, что закуски было в изобилии и выпито совсем немного, если, конечно, сравнивать с предыдущими холостяцкими попойками Ахмелюка – он приложил телефон к уху и долго слушал нервные, больно бьющие по похмельному разуму гудки, прежде чем услышал сонный, но хорошо знакомый голос.