Идеальный герой - Саманта Джеймс

Тут было о чем подумать. Через какое-то время он сказал:

— У всех нас свои демоны, Джулианна. У меня тоже есть что-то, о чем я никогда не говорил ни одной живой душе.

— Ты тоже? Правда?

Он кивнул, набираясь решимости.

— Я боюсь, — признался он наконец.

— Ты? Чего?

— Умирания. — Он глубоко вздохнул. — Я не боялся до Ватерлоо. Когда ты очень молод, то об этом не думаешь, правда? Я, как и ты, предпочитаю не думать об этом. То было сражение, не похожее на другие. Град пуль и разрывы снарядов. Дым такой, что нам нечем было дышать. Ничего не было видно. Я думал, это никогда не кончится! Я помню, как вокруг меня падали мои товарищи. Как прутики, срубленные гигантской рукой с неба. А когда все было кончено, тысячи мертвых лежали вокруг меня, а я был жив. Все, что я чувствовал, — это облегчение. Облегчение, что это были они, а не я. Меня называли героем, тогда как на самом деле мне было безумно страшно. И от этого я чувствовал себя трусом. И, — он потряс головой, — мне было стыдно.

— Стыдно! Почему?

— Потому что я радовался. Радовался, что остался жив, что не мне выпало умереть, что кто-то другой упал и уже не встанет. Другой, а не я. — Поколебавшись, он добавил: — В этом есть какая-то нечестность.

— Мне не кажется, что такие чувства предосудительны. Должно быть, каждый на твоем месте чувствовал бы то же самое. Другое дело, что не каждый в этом признается.

— Может быть, а может быть, и нет. В любом случае с того дня я… — помедлил Дейн, едва выговаривая дальше, — я не выношу самую мысль о смерти и умирании.

Он погрузился в молчание, потом склонил голову набок и внимательно посмотрел на нее:

— Есть еще секреты, которыми ты хотела бы поделиться?

К его удивлению, на ее лице промелькнуло выражение крайнего изумления. Она дышала глубоко и прерывисто. Ее губы приоткрылись.

Большим пальцем он стер блестящую мокрую полоску с ее щеки.

— Все, все! Я шучу.

— Дейн! — Ее руки обхватили его.

— Тебе не надо ничего больше говорить, милая. — Он крепко прижал ее к себе, рукой поглаживая ее спину. Казалось, она навеки прильнула к нему. Влажные теплые слезы, »замочившие его рубашку, все в нем переворачивали.

А потом это случилось. Их взгляды замкнулись. Они сомкнулись в объятии, горячем объятии. Казалось, сам воздух вокруг нагрелся и замкнул пространство. Ее руки обвились вокруг его шеи. Она была такой легкой, что он почти не ощущал ее веса на своих коленях, но чувствовал ее мягкую грудь, прижавшуюся к нему. Одна ее ножка оказалась зажатой между его ногами, а бедро — у его твердеющей плоти. Все тело Дейна раскалилось, и ничего он не мог с этим поделать.

Его копье твердело и набухало.

Джулианна сглотнула.

Молчание становилось оглушительным.

Дейн смотрел на нее не отрываясь, чувствуя, что она оказалась в той же ловушке. До него дошел смысл происходящего. Ее глаза были прикованы к его глазам, ее руки крепко обнимали его шею. Все в нем напряглось.

Он трудно втянул в себя воздух. Боже мой, она пахла лимонами, свежими твердыми лимонами. Это был ее запах. Сжимать ее в руках было и радостью, и мукой. Он всматривался в черты ее лица, изящные линии щек и подбородка.

Какой-то внутренний голос ему твердил, что нужно отпустить ее. Да, разум требовал одного, а тело — другого. Он не надеялся на себя. Ему не следовало доверять себе, прикасаясь к ней. Волосы ее переливались в лучах полуденного солнца, они приобрели медовый оттенок. Ее рот был свежим, робким и трепетным. Дейн чувствовал ее легкое дыхание.

Теперь он держал ее за талию, не решаясь, как поступить дальше: то ли отстранить, то ли прижать к себе еще крепче.

Она первая сделала следующий шаг. Ее синие глаза все еще блестели от слез. Он не мог отвести взгляд, потому что на его губы легко легли кончики ее пальцев.

— Дейн, — шепнула она. — Дейн.

И в звуках ее голоса он распознал то же томление, лишившее его остатков воли. Противоречивые эмоции боролись в нем… И наступил момент, когда уже нельзя было повернуть назад.

Его губы слились с ее губами в страстном, возбуждающем поцелуе. Удержаться было невозможно. Он уступил желанию, которое уже давно жило в нем, становясь все сильнее и сильнее. Осознание того, что он небезразличен ей, было как огонь для сухого дерева. Подчинившись импульсу, он встал и понес ее к кровати.

Он опустил ее и лег рядом. Она не отводила от него взгляд, водя пальчиками по его подбородку.

— Прости меня, Дейн. Я сделала тебе больно? Его губы искривились в полуулыбке.

— Такое слабое маленькое создание, как ты? Не думаю. — Он поймал ее руку и поцеловал ладошку.

Ее пальцы разогнулись от ласки. Она смотрела на него, как бы ожидая ответных действий. Улыбка исчезла с его лица, глаза потемнели.

Он медленно опустил голову. Поцелуй был неторопливым и полным томления. Ее опущенные веки трепетали, губы приоткрылись. С коротким стоном наслаждения она тянулась к нему своими губами, ее язык коснулся кончика его языка. Она вела себя совершенно раскованно и была невыразимо сладостной. Он видел, как розовый кончик ее языка касался его обнаженной кожи. Сначала на его груди, затем вокруг пупка и ниже, пока не приблизился к его…

Это зрелище потрясло его. Как будто ему кулаком угодили в солнечное сплетение, лишив легкие воздуха.

Господи, только не думать об этом! Широко открытым ртом он поймал ее рот. Поцелуй был почти яростным. Ее руки скользнули ему под рубашку, погладили его грудь, поднялись выше и, наконец, легли на его спину. Она изогнулась дугой и вытянулась вдоль его тела. Дрожь пробежала по нему, он почти стонал.

Его пальцы развязали ленту, стягивающую платье у шеи. Он просунул пальцы внутрь, дернул, обнажив сначала гладкое плечо, потом грудь.

«Совершенство! Абсолютное совершенство», — поразился он.

Ее кожа была бледной, цвета сливок, и будто бы вся светилась. Грудь была маленькой, но прекрасной формы, соски выпуклыми и розовыми, точнее, бледно-розового цвета, которым окрашивает небо занимающаяся заря.

Он подул на сосок одной груди, наблюдая, как тот твердеет; ласкал его языком, ласкал нежную кожу вокруг него, а потом перешел к другому соску, остро ощущая во рту маленькие тугие пики.

— Дейн… О, Дейн.

Он наслаждался тем, что она начала задыхаться, тем, что ее ногти впились в его спину. Одна ее тонкая ручка слабо легла на его затылок, словно удерживая его.

Она была нетронута. Девственница, несомненно. Что за испытание… Он ведь не обесчестит невинную девушку, хотя она почти лишила его способности противиться искушению!

Он был уверен, уверен совершенно, что ни один мужчина никогда не целовал ее так, как он, никогда не трогал ее, как он. Но он должен был знать. Он приблизил свои губы к ее губам.