Пыль у дороги - Алёна Рю

Тирк вскочил на ноги, подумав сразу об отце и Элисон. Нет, лечебницу не тронут, а вот что от таверны останется под утро…

Снова под ботинками застучала черепица. Он добежал до другого конца аллеи, когда увидел нескольких всадников, перегородивших дорогу мятежникам. По шляпе c перьями легко было узнать Грэя. Позади стояла тройка солдат, а впереди, похоже, Петро Дриг. Ему отчитывается их отряд. Справа от него на вороном тяжеловозе — наверное, тот самый наблюдатель по Южной Гардии, представитель Лидера в провинции. Его Тирк никогда не видел, но знал, что он куда сильнее и важнее даже наместника. На мужчине была шляпа с перьями, похожая на ту, что носил Грэй, только элегантнее и богаче.

«Вот, значит, на кого он хочет быть похожим», — отметил про себя Тирк.

Лошадь наблюдателя шагнула вперед, мужчина поднял правую ладонь. Кучка впереди стихла, а за ней и остальные.

— Все зачинщики мятежа завтра на закате будут повешены на площади Крендимиолда, — медленно проговорил он, чеканя слова. — Наместник рассмотрит ваши требования. Если разойдетесь по домам, вас пощадят.

Кто-то громко свистнул, и толпа снова зашумела.

— Долой власть стукачей и подстрекателей! — выкрикнул кто-то.

Тирк понял, что скоро любимая мамой Цветочная аллея окрасится алым.

Наблюдатель вытащил из ножен узкий меч. Золоченая гарда блеснула в свете факелов, тяжеловоз поднялся на дыбы. Тирк отвернулся и, стараясь не глядеть вниз, побежал дальше. Весть, что Охотники устроили резню, мгновенно разнеслась по городу.

Выбрав тихий уголок, Тирк осторожно спустился. Но не успел он преодолеть и ста шагов, как нарвался на кучку мародеров, грабящих лавку. И только сейчас сообразил, что гордый, выпустивший когти орел на груди выдает его с потрохами.

— О, вот и закон пожаловал! — воскликнул один из мужиков и громко рыгнул.

Тирк не мешкая ударил его по потному лицу, почти одновременно вытащив свой короткий меч. Перебросив его из левой руки в правую, он подогнул колени и, пружиня, приготовился к атаке. Выплюнув выбитый зуб, мужик попятился. Их было пятеро на одного, но желающих подставиться не нашлось.

Наблюдая, как они драпают из переулка, Тирк почувствовал приятное покалывание в пятках. Отец называл это «адерналин» или как-то похоже… Стараясь больше не задерживаться и не ввязываться в драки, Охотник добрался до «Орлиного глаза».

Но было уже поздно.

Таверна выглядела так, словно пострадала от землетрясения. Почти все окна выбиты, столы и лавки перевернуты, стулья разбиты. На полках за стойкой ни одной целой бутылки. В углу плачет девица в изодранном платье. Рядом с ней распласталась другая — в луже крови из пробитой головы. Вокруг дома бегают люди, что-то кричат, хватают, тащат.

Тирк перешагнул через расколотый фонарь и, перепрыгивая через останки мебели, побежал к лестнице наверх, очень надеясь, что в кабинете никого не найдет. Может, у Лис есть какой-нибудь тайный погреб?

Разбитая дверь еле держалась на одной петле. Массивный стол был опрокинут. Карниз с единственной занавеской накренился, и ветер надувал ткань, как паруса. В дальнем левом углу горой были навалены книги, рядом лежали стул с обломанной ножкой и упавший портрет короля Хинта. Ковер пестрел пятнами крови. Левая стена потемнела, как будто в нее кинули бутылку с горючим, от центра взрыва в шесть концов расходились разводы. Напоминало цветок, нарисованный углем.

Посреди комнаты на полу лежала девушка. Элисон накрыла ей голову и плечи второй занавеской.

— Что здесь произошло? — с ходу выпалил Тирк. — Вы живы?

— Слава Хинту, это ты! — воскликнула хозяйка. — А мы услышали шаги и боялись, что снова…

Тирк не сразу заметил забившуюся в угол Нашту. Чумазую и заплаканную. Он поспешил к ней и, опустившись на колени, заключил девушку в объятья.

— Все хорошо, — прошептал он. — Больше вас никто не тронет.

— Отнеси ее в комнату, пожалуйста, — попросила Элисон.

— Конечно, — Тирк взял Нашту на руки. Она прижалась к его груди, не переставая плакать. — Тсс, все хорошо, — повторял он, осторожно выбираясь из кабинета.

Дождавшись, когда его широкая спина исчезнет из виду, Элисон опустилась на колени. Стащив с лица Эри занавеску, она разорвала ткань на несколько лоскутов и, промокнув пятна крови на ковре, принялась перевязывать ей голову.

«Кто же ты такая? — спрашивала про себя Элисон. — Уж не та ли самая Эриал Найт, которая светится как фонарь?»

— Ну вот! — вслух сказала она, довольная работой.

Голова и лицо Эри были забинтованы так, что на виду остались только левый глаз и щека. Уши как следует спрятаны. А кровь на ткани вполне сойдет и за ее собственную.

— Я уложил, — Тирк влетел в кабинет. — Но вы-то как, Лис? Не ранены?

— Нет, — заверила хозяйка. — Нас спасли стражники. Всех арестовали. Только вот девочке не повезло.

— А это… — Охотник сощурился. Кажется, эту жилетку он сегодня видел.

— Моя племянница, — соврала Элисон. — Скорее, она еще дышит. Неси в комнату.

Тирк легко подхватил Эри.

— Не волнуйтесь, — сказал он и, морща лоб, добавил: — В городе уже наводят порядок.

— А толку? — Элисон вышла за ним в коридор, продолжая причитать: — Ушедшие с той стороны не возвращаются. А казните этих бунтовщиков, через полгода соберутся другие. Кому не жалко своей крови, чужую тоже не ценит. А раз уж мне все равно нельзя вернуться в Толлгард… — она махнула рукой. — Чего говорить, Тирк. Всё круги на воде. Главное, что живы.

Охотник толкнул ногой дверь в комнату и внес Эри внутрь.

— Рад, что вы не падаете духом.

Элисон саркастически улыбнулась и про себя добавила: «Да было бы куда падать».

Город становился опасен. Таверну хорошо если не разорили. Осталось вот еще укрыть остроухую с магическим даром.

Ниже только пол, как сказала бы ее матушка. Но девчонка спасла им с Наштой жизнь. А от дружбы с Охотниками и так один ущерб. Ничего, очухается, убежит — пусть Грэй сам ее ищет.

Потому что долг есть не только перед страной, но и перед людьми. И от него красивыми разговорами не уйдешь.

* * *

Эри казалось, что она падает. Сквозь облака, оранжевые, будто окрашенные солнцем на закате. Спина касается чего-то мягкого. Алые колосья колышутся медленно, словно само время увязло среди стеблей. Она легонько, как перышко, ударяется о землю и, зажмурившись, распахивает глаза.

Безупречно голубое небо в венце