Там, где начинается вселенная - Джей Эм

– Никогда здесь раньше не бывала, – сказала Ингрид.

– Ну да. Откуда вам, людям, знать о таких местах. Хозяин тут – маби. И посетители, само собой. И кормят, как положено.

– Я слышала про мабианские рестораны и кафе. Не подают спиртного, мясных блюд, не курят.

– Само собой.

Брэтали сделал заказ подошедшему официанту.

– И мне то же самое, пожалуйста, – присоединилась Ингрид.

– Потрясающе! – Сальваторе изобразил картинный жест. – Какие мы, однако, либералы!

– Да брось ты! Я хочу есть.

– А повара здесь, между прочим, тоже маби…

– Ну и что? Я без предрассудков.

– Да неужели?

Им принесли по большой тарелке овощного рагу и салаты.

Брэтали, в упор глядя на Ингрид, принялся жевать, роняя хлебные крошки, чавкая и ляпая едой на стол. Некоторое время Ингрид терпела, потом заявила:

– Представление не прокатит. Рассчитываешь, я скажу «фи!» и оскорблённо удалюсь? Нет уж, так просто не отделаешься. Я прекрасно знаю, что свинничать вы склонны не больше людей.

– Считай, это была проверка твоей реакции.

– И я её выдержала, заметь.

Сальваторе вытер стол бумажной салфеткой.

– Подкова, что всё-таки тебе от меня нужно?

– Ну… общение. Скажем так.

– Ага. Ну да, много ли напишешь про маби, когда ни с одним не знакома.

– Не то что уж ни с одним… Но знакомств мало, это точно. Профессор Мартинсен много разговаривал с маби.

– А ты, значит, решила включить в свой список меня. Счастлив. От счастья вот-вот начнётся истерика.

Ингрид пропустила его иронию мимо ушей.

– Слушай, Брэтали, на работе тебе не делают замечаний? В смысле внешности? Не очень-то ты похож на технократа.

Вьющиеся волосы Сальваторе свешивались на щёки, когда он наклонял голову. Слишком несерьёзно для серьёзного специалиста серьёзной компании. Воротник чёрной трикотажной рубашки расстёгнут…

Брэтали глянул на Ингрид исподлобья.

– Я выгляжу, как хочу. Если кого-то не устраивает – не мои проблемы.

– Круто загнул! Обычно они вольностей не терпят.

– Я им нужен, – небрежно бросил Сальваторе.

Музыка в кафе тоже была с лёгким «средневековым» оттенком, хотя и сильно переиначенная на современный манер. Как раз когда Брэтали и Ингрид закончили есть, заиграла медленная мелодия – тихий перебор струн, приятный женский голос.

– Потанцевать не хочешь? – спросил Брэтали.

На лице Ингрид отразилось замешательство.

– Думаешь, Подкова, я буду как дрессированный медведь?

– Нет. Ничего я такого не думаю. – В доказательство она решительно встала со стула. – Пойдём.

Получаться у них стало неожиданно хорошо, как-то гармонично. И здесь надо было отдать должное Брэтали: двигался он плавно и легко, без малейшего намёка на неуклюжесть. Любому другому партнёру Ингрид обязательно отдавила бы ногу.

После кафе Сальваторе повёл свою новую знакомую в клуб под названием «Нефритиум», который находился в Риг Пэлатс. Точнее, в его наименее престижном, восточном секторе. Но и тут, как в более фешенебельной части района казино, ночные клубы, бордели, парки аттракционов и театры работали исключительно по лицензии и примерно платили налоги.

С сомнением глянув на Сальваторе, Ингрид поинтересовалась:

– А меня в этот твой «Нефритиум» пустят?

– Со мной – пустят.

Клуб был большой, и народу на танцполе толпилось полно. Брэтали сказал, что собираются здесь одни маби.

Диджей выдавал танцевальный ритм, щедро разбавленный гитарными и джитарэксовыми сэмплами. Получалась сумасшедшая индустриальная смесь. Сквозь музыку послышалось:

– Привет, Сальваторе! Молодец, что пришёл сегодня.

Трудно было разглядеть, кто говорит – глаза не успели привыкнуть к неоновым вспышкам.

– Он у нас теперь знаменитость! – подхватил другой голос.

– К чёрту знаменитость! – крикнул Брэтали.

– А зачем человека с собой приволок?

Это, конечно, относилось к ней, Ингрид.

– Не ворчите, ребята. Она, между прочим, писатель. Пишет про маби.

– А, новый профессор Мартинсен?..

– Ага. Пошли танцевать.

Брэтали обернулся к Ингрид. Но она вдруг почувствовала себя неловко.

– Ты иди. А я посижу пока.

– «Посижу и понаблюдаю», хочешь сказать? Ну, как знаешь.

И он исчез среди танцующих.

Ингрид пробилась к первому попавшемуся свободному столику. Неужели её немабианское происхождение так сильно бросается в глаза? Сама она, наверное, не смогла бы с одного взгляда отличить человека от маби. Наверное…

Появился Сальваторе так же внезапно, как пропал. Рубашку он снял и обвязал рукавами вокруг пояса. Плечи и грудь влажно блестели от выступившего пота.

Ингрид коротала время за манговым коктейлем.

– Ну что? Как тебе? – разговаривая, он не переставал двигаться в такт музыке.

– Похоже на все клубы. Хотя… чем-то и непохоже.

– Хочешь подскажу, чем? Видишь, как все отрываются – и это без выпивки и без дури. А люди не умеют веселиться на трезвую голову. Сюда приходят танцевать, понимаешь? Может, пойдём? – глаза Брэтали сверкнули диким огоньком, отблеском слегка безумного веселья.

– Что-то я сегодня не в форме, – покачала головой Ингрид. – А музыка ничего, хорошая. Лучше, чем граундтехно, которое сейчас везде играют.

– Это Эйпо Даймонд. – Сальваторе порылся в кармане брюк. – Я как раз флэшку не выложил. Всю свою музыку на ней храню, и Даймонд есть. Хочешь, дам скачать?

– Да, спасибо.

Сальваторе протянул Ингрид кристалл-флэшку и снова ушёл.

Ингрид достала из сумки теленоут и открыла флэшку Брэтали. Значит, он сказал, Эйпо Даймонд… Ага, вот. Пара альбомов. Она скопировала оба и хотела уже отключить флэшку, но помедлила. Вдруг есть ещё какая-нибудь интересная музыка?

В том, что в «Нефритиум» приходят именно танцевать, Ингрид убедилась. За весь вечер – ни одной попытки познакомиться. Наверное, многие из здешних посетителей знают друг друга. А до незнакомых им просто нет дела. Тем более, людей…

Ушли из клуба глубокой ночью. Это можно было себе позволить: завтра суббота. Точнее, уже сегодня.

– Тебе в какую сторону? – спросил Сальваторе.

– Не возражаешь, если поеду с тобой и провожу до «Меги»?

– Понимать это как предложение?

– Э-э… нет. Вовсе нет.

– А то мало ли с какой стороны ты хочешь изучать маби. Решил сразу выяснить. Чтобы избежать недоразумений.

– Ну, выяснил, вот и отлично.

В метро Ингрид так и не заставила себя задать этот вопрос, хотя сидели они с Брэтали рядом. Всё ещё раздумывала: нужно ли выдавать чужую тайну. Но если кто-то и имеет право знать, так именно Сальваторе…

Когда до «Меги» оставалось уже пара минут ходьбы, Ингрид всё-таки решилась:

– Брэтали, ведь те деньги тебе прислал Коре Мартинсен, да?

Сальваторе остановился и посмотрел ей в лицо – жёсткий, ледяной взгляд.

– Откуда ты знаешь?

– От него. Однажды я виделась с профессором, и он рассказал мне одну историю… Фамилий не называл, но когда ты сегодня упомянул про это своё «наследство», я поняла, что говорил он о тебе. Он знал тебя, но ты не помнишь, ты тогда был маленький. Твоя мать немного работала в их доме. Ей-то он и собирался передать деньги. Но она умерла, поэтому он оставил тебе…

– Получается, тебе с самого начала было известно обо мне больше, чем мне самому? Могла бы сказать сразу – или молчала бы до конца!

– Это касается не только тебя, но и его… Вот я и сомневалась…

– Ну и сомневайся дальше.

Брэтали зашагал к гостинице. Он явно не хотел, чтобы его догоняли.

С профессором Коре Мартинсеном Ингрид встретилась в позапрошлом году. На тот момент он уже лет пять как перестал появляться в учёных и писательских кругах, общаться с прессой, и о нём не было известно ничего, кроме слухов. Его согласие побеседовать с корреспондентом джаракасского еженедельника «Новый мир» было удивительной удачей. Ингрид упросила отца, который работал редактором газеты, отправить на это задание именно её.

В назначенное время она позвонила в дверь двухэтажного дома в центральном районе Джаракаса. Отпер и проводил её в комнату пожилой человек, в котором по манерам нетрудно было угадать дворецкого.

Коре Мартинсен лежал в кровати, опираясь на высоко поднятую подушку. Худые руки бессильно протянуты поверх одеяла. Эти руки почему-то особенно запомнились. И ещё – чистая белая рубашка, застёгнутая на все пуговицы. Запонки в манжетах.

Лицо профессора было бледным и измождённым. Сразу ясно: Мартинсен тяжело болен. Возможно, доживает последние месяцы. Ингрид сделалось неловко.

– Здравствуйте, – сказал Мартинсен. – Извините, что принимаю в не совсем подходящей обстановке. – На истончённых губах появилось подобие улыбки. А в глазах, под отяжелевшими веками – не подобие, а самая настоящая улыбка.

На сердце у Ингрид как-то сразу полегчало.

– Не стойте в дверях. Пододвиньте тот стул сюда… Вот так.