Там, где начинается вселенная - Джей Эм

– …И стал дежурить возле дверей? Ты всегда так всё усложняешь? Мог бы узнать, какой у меня номер. В общежитии-то это как раз можно. Подняться, позвонить – ну и так далее.

– И узнал бы. Да ты почти сразу вышел.

– А ты, проявляя чудеса маскировки, отправился провожать меня до этой кафешки. Вместо того, чтобы просто подойти. Говорю же, усложняешь всё. Даже к девице для виду подкатился.

– Может, и не для виду. Почему бы не совместить одно с другим?

– Не особо удачно. И конспирацию провалил, и знакомства не вышло.

– Да уж…

– Не ожидал?

– Чего? – не понял Гай Юлий.

– Что конкурс выиграю я?

– Не в этом дело. У меня другое на уме.

– Знаю я, что у тебя на уме. Проповеди опять. Не о чем нам с тобой разговаривать. И не к чему.

– Нет, Сальваторе. Ты оказался хорошим виртуальщиком…

– Брось, – резко оборвал Брэтали. – Всю эту кашу заварили из-за того, что я маби. Будь на моём месте нейтрал, никакой писанины бы не было.

– Ну да… Маби работает у технократов. Открытие «Мегалита». Люди любят читать о том, что выходит за рамки привычного. Но это полдела. Писать про какую-нибудь посредственность смысла бы не было. Следящая цепь-семёрка, АК-118, «жало» третьего поколения… Я не растерял ещё всех старых связей. Знаю, как об этих штуках отзываются. Шаг вперёд в военной технологии и всё такое.

– Не я один над ними работал. Делал виртпространственную проектировку, и всё.

– Вот почему я тебя отговаривал. Чтобы ты не использовал свой дар для таких целей.

– Дурацкие философствования, Юлий. Я не только оружием занимаюсь. Ещё у меня автомобили, иногда вообще какие-нибудь «левые» проекты. У виртуальщиков нет чёткой специализации. И хватит уже привязываться ко мне с назиданиями.

– Ладно, никаких назиданий. – Гай Юлий отхлебнул пива. – Помнишь, я собирался встретиться с мастером Шэном?

– Только не говори, что разыскал его.

– Разыскал. Точнее, он разыскал меня.

– Ага. Про него всегда трепались, будто он ясновидящий, или типа того. Но чтобы настолько…

– Помнишь человека, который ехал с нами? Третий в купе?

– В кепке и очках? Помню. Только не говори…

– Это был Шэн. Как раз из Валла-Вэлида возвращался, ездил к тамошним психологам.

– Какая удивительная случайность!.. – издевательски протянул Сальваторе. – Просто тот тип услышал наш разговор. И решил пошутить. Нельзя же быть таким легковерным!

– Может, и случайность. А может, Ида Кин знала, что он едет этим поездом… В общем, Сальваторе, я уже был у психологов здесь, в Каране. Шэн сам меня привёл. Познакомил со многими. Я сейчас и живу у них.

– Ну и что? Полегчало тебе? Ответили они на твои вопросы? Насчёт того, почему человечество оказалось в заднице?

– А, – отмахнулся Гай Юлий. – Брось ты ехидничать.

– И чем ты там у них занимаешься? Гаданиями по звёздам? Медитациями?

– Не без этого. Теперь, например, могу не просто восприимчивость к температуре регулировать, но и от переохлаждения организм защищать, если нужно. Когда мне изменения делали, психологи эту методику только начинали разрабатывать. А сейчас дополнили. Использовали старинный опыт: слышал, может, про древних тибетских монахов, которые на себе в мороз могли высушивать мокрые простыни?

– Ты, что, ко второй волне малого ледникового периода готовишься, что ли? Вдруг ещё и не будет никакой второй волны? Обещают-обещают со дня на день, а её всё нет. Пока, вроде, не так мёрзнем, чтобы всякими методиками голову забивать. Хотя… тебе-то оно привычно.

– Да ни к чему я не готовлюсь…

– Слушай, Юлий, чего ты к этим психологам прицепился? Чем они лучше других?

– Лучше или нет, но они всё-таки кое-что делают, знаешь… Есть надежда, что однажды что-то изменится.

Произнося это, Гай Юлий ощутил эффект «дежавю наоборот». Когда-то он с сомнением задал вопрос Грегу Сноутону: «Ты всё надеешься, что психологи будут бороться против власти технократии?» И вот сам заговорил о каких-то надеждах. Люди меняются. Начинают жить по-новому. А надежды остаются… всего лишь надеждами?

– Чепуха. Ничего не изменится, потому что не изменятся люди. – Для Гая Юлия слова Сальваторе прозвучали так резко и внезапно, что он вздрогнул. И – они настолько противоречили его мыслям… с одной стороны. А с другой – почти их повторяли. – Жажда власти у людей в крови, – продолжал Брэтали. – И желание унизить того, кто слабее. Жестокость. Вот так.

– А у вас – по-другому?

Сальваторе пожал плечами:

– И среди нас есть разные. Но маби прежде всего хочет лучшего себе. А человек в глубине души – худшего для других. В этом вся разница.

– Это ты так думаешь…

Но Брэтали возражений слушать не желал:

– Редкие праведники, если они вообще есть – исключение из правил. А взять вот хоть тебя: поздновато одумался-то. Да к тому же искусственно подавил агрессию этим своим клипом. Так что я прав.

На лице Гая Юлия появилось печальное выражение. Он перестал контролировать свои эмоции так жёстко, как в годы легионерства. Вновь позволял себе внешние проявления чувств.

– Сальваторе, в твоих словах есть правда… половина правды. Но не все люди и не всегда…

– Потратив две сотни лет на вооружённые разборки, я бы поостерёгся произносить человеколюбивые речи. Само существование войны подтверждает мою правоту. Не маби изобрели войну. Люди.

Некоторое время они сидели молча, потом Брэтали собрался идти. Но Гай Юлий задержал его.

– Постой… Раз уж ты так всё представляешь, докажи, что не желаешь плохого другим. Расстанься с «Мегалитом».

– Я хочу благополучия для себя, Юлий. Отказаться от такой работы было бы глупостью.

– Зря ты заговорил про войну. Ты не знаешь, что это такое. И что за собой влечёт… Не видел, что творят с мирными людьми в зонах конфликтов. Нехорошие вещи, Сальваторе. Мгновенная смерть по сравнению с ними иногда кажется благом. Ты своей работой на технократов всему этому помогаешь. Игрушки, над которыми ты трудишься, появляются там. Ими вооружают…

– Хватит. Надоело. Ты со своими психологами разговоры разводишь, а я отпахал день. Никогда не пробовал просидеть пять часов подряд в сфере?

Гай Юлий покачал головой.

– И не пробуй. Башка пухнет. Я хочу выспаться. Так что пока.

Брэтали ушёл, оставив Гая Юлия за столом одного, как тогда, в поезде.

Старику, наверное, далеко за семьдесят. Волосы и борода у него абсолютно седые. Лицо исчерчено густой сетью морщин. Он сидит ссутулившись, положив руки на колени. Глаза прикрыты.

В пещере царит полумрак, под сводами дрожат тени – неясные очертания неясного мира.

– Помоги мне подняться, и пойдём отсюда, – говорит старик. – Я давно ждал человека, который… – окончание фразы теряется в каком-то шуме, похожем на эхо от осыпающихся вдали мелких камней.

Брэтали переминается с ноги на ногу.

– Я не человек, отец. Я маби.

– Знаю, – откликается старик и повторяет: – Пойдём.

Брэтали протягивает руку. Старик, держась за неё, встаёт с валуна, служившего ему сиденьем.

Они идут по длинным коридорам, по залам, самой природой вырубленным в гранитных и кварцевых толщах. Старик сгорблен, отчего кажется маленького роста. Он опирается на плечо Брэтали, но это совсем не тяжело.

Долгий, долгий путь. Во сне время течёт иначе: каждая минута означает часы, а то и дни. Но вот наконец после очередного поворота – выход. Над головой открытое небо.

Оказывается, они где-то высоко в горах. Но ещё недостаточно высоко. Начинается восхождение, такое же длинное, как дорога по пещерам, или даже длиннее. Всё выше и выше, по крутым тропам над обрывами, к самой высокой из вершин.

Старик останавливается, и Брэтали понимает: путь закончен. Расстояние от подножия гор уже космическое, но во сне тут дышится вполне легко.

«Ну вот, мы пришли, что теперь?» – хочет сказать Брэтали. Но слова застывают на губах. Старик начинает удивительным образом меняться.

Помощь ему больше не нужна. Он распрямляет спину и становится неожиданно высоким. Убогое нищенское рубище превращается в тёмный длинный плащ. Человек так же выглядит старым, но не прежней немощной, дряхлой старостью. В его облике величие и сила. Самое совершенное проявление силы и величия, когда легко можно позволить себе отказаться и от того, и от другого. Взгляд его чёрных глаз пронзителен.

– Смотри, – говорит старец и указывает рукой вниз, в пропасть.

Брэтали пытается взглянуть, но всё исчезает. И уже не узнать, что хотел показать ему этот человек.

Он один, и снова – в пещере. На берегу подземного озера, в большом, почти круглом зале со сталактитово-сталагмитовыми колоннами. Стены здесь из полупрозрачной дымчатой породы, сквозь них льётся мягкий жемчужный свет.

Гладь озера похожа на тёмное серебро. Она скрывает бездонную глубину, но тиха и спокойна, как зеркало. Вдруг откуда-то из-под потолка срывается хрустально-прозрачная капля. Звук её падения, неправдоподобно ясный и отчётливый, отзывается долгим эхом. По воде разбегаются круги. А потом пещера наполняется гулом, сначала неясным, но с каждой секундой всё более отчётливым. Нет… Не могла же одна-единственная капля вызвать обвал?