Плеск звездных морей - Евгений Войскунский

— А тогда… в полёте… ты думал обо мне?

— Нет.

— Я страшно взволновалась, когда услышала о вашем полёте. Почему ты ничего мне не сказал?

— Скажу сейчас… Я тебя люблю.

— Ох, Улисс…

Она закрыла глаза и некоторое время так сидела.

Я тоже молчал. Ничего не скажу больше. Вроде бы и не вырвались эти слова. И ничего не надо. Только сидеть вот так, рядом, рука к руке, и мчаться вслед за догорающим днём. И пусть молчит. Все сказано — и ничего не надо.

Ну что за радость, в самом деле, быть женой пилота…

Даже самые долгие путешествия приходят к концу. А мы летели всего каких-нибудь семнадцать минут.

Моросил дождь, когда мы вышли из аэропоезда на мокрые плиты эстакады. С запада плыли чёрные, набухшие дождями тучи. Но, по-видимому, были уже включены на побережье защитные установки: тучи начинали редеть и рассеиваться, потому что дождь был не нужен.

Над частоколом сосен виднелись ближние корпуса Веды Гумана. Золотился свет в окнах. Я подумал о своём домике в посёлке космонавтов — давно не горел там свет в окошках, пустых и незрячих. Не хотелось туда возвращаться. Провожу Андру, подумал я, и махну в Учебный центр, переночую у кого-нибудь из товарищей.

Мы остановились на переходной площадке. Влево бежала транслента к Веде Гумана, вправо — к Учебному центру и посёлку космонавтов.

Остро пахло хвоей, дождём, близостью моря.

Андра медлила, стояла в задумчивости. Я посмотрел на неё, и тут же она вскинула тревожный взгляд и сказала:

— Не могу расстаться с тобой, Улисс…

Так вот, должно быть, и происходят крутые повороты в жизни человека.

Был некто Улисс Дружинин, пилот, сын примаров, мрачноватый тип с прекрасными задатками брюзги и бродяги, и никто во всей Вселенной не испытывал особой радости от факта его существования.

И не стало его.

Ну, как там сказал когда-то поэт? Облако в штанах — вот что осталось от некоего Улисса Дружинина…

— Отныне ты не будешь ходить по земле. Я буду тебя носить на руках. Вот так.

— Перестань, — смеялась Андра. — Пусти…

— Ты моя драгоценность. Моя царевна. Моя ненаглядная.

— Откуда у тебя эти слова? Почему ты заговорил по-русски?

— Моя жар-птица. Моя жена. Ты моя жена?

— Да… Жар-птица-это из сказки?

Все, что было раньше, ушло, скрылось за поворотом. Время начало новый отсчёт. Вкрадчиво просачивался в комнату лунный свет, затевая лёгкую игру теней, и мне был близок и понятен старинный первоначальный смысл луны и смысл мира, который поэты не зря же называли подлунным.

Не знаю, сколько прошло времени, и не хотел знать. Но вдруг я почувствовал, что Андра опять встревожилась.

— О чем ты думаешь? — спросил я, готовый защитить её от всех тревог мира, сколько бы их ни было.

Андра молчала.

Я слышал, как она легко прошла в гостиную. Вслед за тем донёсся её голос:

— Мама?.. Ты не волнуйся, просто я выключила видео… Мама, ты выслушай…

Я не слышал, что ей говорила мать, но понимал, что разговор идёт трудный.

— Я у Улисса… Да… Мама, погоди, ну нельзя же так, дай мне сказать. Мы решили пожениться. Ты слышишь? Мама, ты слышишь?.. Ну не надо, мамочка, нельзя же так…

Она перешла на шёпот, я не различал слов, хотя весь обратился в слух. Во мне поднималась злость к Ронге. Я представлял себе её резкое, прекрасное лицо на экране видеофона, непримиримые глаза. Мне хотелось подскочить к Андре, выхватить видеофон, крикнуть: «Перестань её мучить!»

Вернулась Андра, я обнял её, глаза у неё были мокрые.

— Что она сказала?

— Требует, чтобы я сейчас же приехала домой.

— И ты… ты поедешь?

— Нет.

— Вот какая жена мне досталась! Ох, и буду же я тебя беречь, моя храбрая…

Она сжала мою руку:

— Не сердись на неё, Улисс. Мама очень хорошая, добрая. Только она устала, потому что отцу никогда не сиделось на месте. Люди ведь разные: один любит движение, другой — покой. Отец вечно таскал её по всем материкам, я ведь и родилась в дороге — на лайнере по пути в Гренландию. А после того случая на Венере мама решила, что хватит с неё кочевой жизни.

— Они разошлись с отцом?

— Когда Том Холидэй сказал, что приглашён в комиссию Стэффорда и собирается снова на Венеру, мать просто пришла в отчаяние. Не могу тебе передать, какая разыгралась сцена. Отец согласился остаться. Но перед самым отлётом комиссии… в общем, он ничего не мог с собой поделать, так уж он устроен. И мама сказала, чтобы он не возвращался…

Андра всхлипнула.

— Не плачь. Может, все ещё наладится. Отцу надоест кочевать, и он вернётся. Ты же говоришь, он приедет в конце лета. Не плачь.

— Уже не плачу. — Она прерывисто вздохнула.

— Вот и умница.

Потом я сказал:

— Теперь понятно, почему твоя мама так ко мне относится. Она хочет предотвратить повторение своей судьбы. Я ведь тоже… веду не оседлый образ жизни.

Андра промолчала.

— Похоже, она меня ненавидит, — сказал я.

— Просто она напугана и никак не может забыть ту венерианскую историю.

— Венерианскую историю? Но я-то при чем? — И тут у меня мелькнула догадка. — Постой, постой… Её тревожит, что я сын примаров?

— Да.

— И она боится, что я… Андра, это не так! Я себя проверил! Клянусь, ничего такого во мне…

— Не надо, Улисс, — быстро сказала она. — Я ничего не боюсь.

— Андра… — Мне хотелось без конца повторять её имя. — Андра, знаешь что? Я уйду из космофлота. Найду себе другое занятие. Всегда будем вместе.

— Нет, Улисс. Такую жертву я не приму. Ты пилот. А пилоты должны летать. На то они и пилоты…

Глава одиннадцатая

ЧЕРТЕЖИ МЕЧТЫ

Из космофлота я, конечно, не ушёл. Нас с Робином перевели на линию Луна — Юпитер, и мы ушли в рейс с группой планетологов. Мы высаживались на спутники этой гигантской планеты. На Ио и Ганимеде поставили новые автоматические станции. Исследователи оказались отчаянными ребятами, все они были ярыми сторонниками быстрейшего заселения больших спутников Юпитера и неутомимо искали подтверждения своим доводам. Один из них, Олег Рунич, особенно нервировал нас. Он был убеждён, что в глубинах океана Юпитера существует замкнутая органическая жизнь, и так и лез в десантной лодке поближе к атмосфере планеты, чтобы испытать какой-то необычайно чувствительный прибор — регистратор биомассы.

Словом, у нас было много хлопот с планетологами. Но когда мы их удерживали, ссылаясь на коварство Ю-поля, они возражали, ссылаясь на наш знаменитый экспериментальный полет вне времени.

Беспокойный это был рейс. И когда мы наконец благополучно возвратились на Луну, я почувствовал необходимость разрядки.

Нам с Робином дали двухмесячный отпуск. Я, разумеется, собрался с ближайшим рейсовым на Землю. Робина отец уговорил остаться на Луне.