Сумерки невежества. Технология лжи, или 75 очерков о современной фальсификации истории Украины - Александр Каревин

Но в конце концов, г-н Гонский имеет право на собственную точку зрения. А вот на что он, по моему мнению, права (морального) не имеет, так это на подтасовку, с помощью которой пытается подкрепить свое мнение авторитетом выдающегося философа.

Дело в том, что приведенная выше цитата из Сковороды не верна. На самом деле знаменитый мыслитель писал: «Всякий должен узнать свой народ и в народе себя. Русь ли ты? Будь ею: верь православно, служи царице право, люби братию «нравно». Лях ли ты? Лях будь. Немец ли ты? Немечествуй. Француз ли? Французуй. Татарин ли? Татарствуй. Все хорошо на своем месте…» и т. д. И далее: «Русь не русская видится мне диковинкою, как если бы родился человек с рыбьим хвостом или с собачьей головою».

Понятно, что среди читателей «Украинской правды» с произведениями Сковороды хорошо знакомы немногие. На что, вероятно, г-н Гонский и рассчитывал. Он подменил национальное имя, а заодно сделал «купюру», убрав из цитируемой фразы призыв к верной службе Екатерине II (в перечень признаков «настоящего украинца» такой призыв явно не вписывался). Между тем сам Григорий Саввич Украиной называл территорию Слобожанщины, отличая ее от Малороссии (Полтавщины и Черниговщины с Киевом). Под Русью же он подразумевал эти земли вместе с Великороссией. Соответственно «Русью будь!» в устах Сковороды означало единение украинцев (малорусов) с великорусами, а не отмежевывание от них.

Тут действительно содержится подсказка к правильному решению языкового вопроса. Ибо русский литературный язык изначально развивался как язык общерусский, общий для всех частей исторической Руси. Для Украины в том числе. Вклад украинцев в развитие этого языка огромен. Для людей образованных он был родным. Необразованные же люди на Руси разговаривали на своих местных просторечиях, которые, впрочем, наряду с литературной речью считались разновидностями одного русского языка. К примеру, во время первой переписи населения Киева и его пригородов (1874 год) 38 % горожан назвали родным русский литературный язык («литературное наречие»), 30,2 % — малорусское наречие, 7,6 % — великорусское наречие, 1,1 % — белорусское.

Одним словом, русский язык на Украине был своим. И остается таковым до сих пор, хотя со второй половины ХІХ века группа политиков из украинофильского движения принялась вырабатывать другой литературный язык, названный потом украинским.

Русскоязычность на Украине — вовсе не плод русификации. Это результат нормального, естественного развития. Если же русский язык мешает торжеству того, что именуется некоторыми «украинской национальной идеей», значит, с самой этой «идеей» что-то не так.

Ведь, кажется, все согласны с тем, что сущностью национальной идеи любой страны является стремление человека и нации быть лучшими. Стала ли лучше Украина оттого, что миллионы ее русскоязычных жителей оказались в положении граждан второго сорта? Стали ли лучше украинские школы, в которых уже не изучают русский язык? Стала ли богаче украинская культура, отказавшись от Гоголя, Короленко, Ахматовой (Горенко), других писателей, объявленных ныне иностранными потому, что творили на русском языке?

Все это вопросы риторические. Желать вытеснения из Украины русского языка означает стремиться к тому, чтобы эта часть Руси перестала быть Русью. Станет ли она от этого лучше? Григорий Сковорода дал на это исчерпывающий ответ.

Незнайка в Зазеркалье

«Как обманчива бывает внешность!» Эта ставшая уже банальной фраза так и просилась на ум после прочтения солидного на вид труда кандидата филологических наук Игоря Бондаря-Терещенко «В зазеркалье 1910–1930 годов». Книгу я приобрел на XII Международной книжной ярмарке, проходившей в Киеве. Увесистый (более пятисот страниц) том, изданный вроде бы солидным издательством «Темпора», интригующие заголовки разделов, множество иллюстраций, в том числе цветных…

В выходных данных отмечено, что это научно-популярное издание. То есть такое, которое призвано нести научные знания в народ. В свою очередь, в аннотации сказано, что произведение г-на Бондаря-Терещенко «рассчитано на широкий круг читателей» и является «интересным, неожиданным взглядом на так называемый «советский» культурный процесс».

«Неожиданный взгляд» в книге действительно присутствует. Вот только со знаниями, которыми по идее автор должен бы был делиться с читателями, стимулируя тем самым интерес к своему произведению, не сложилось. «На протяжении 1918 года власть в Одессе постоянно переходила из рук в руки, — читаем, к примеру, на одной из страниц. — История сохранила память о семнадцати переворотах. Город попеременно занимали французы, немцы, англичане, поляки, австрийцы, петлюровцы, колчаковцы, деникинцы, гетманцы».

Понятно, что кандидат филологических наук может и не знать подробностей гражданской войны на Украине. Но хотя бы общее (в рамках школьной программы) представление о тех событиях ему иметь бы не мешало. Между тем сам Бондарь-Терещенко гордо заявляет, что «никогда не любил узнавать об истории из учебников». И это чувствуется. Ну откуда в Одессе взялись колчаковцы? Они были в Сибири, на Урале, на Дальнем Востоке… На Украине их не было. В советское время об этом знали уже четвероклассники (проходили на уроках истории), теперь же, как видим, не знают даже некоторые кандидаты наук.

Не совсем ясно и о каких властвовавших в Одессе поляках ведет речь автор. Польские войска в войну 1920 года до тех мест не дошли (про это тоже еще в школе учили). Может быть, г-н Бондарь-Терещенко имел в виду польскую бригаду, возвращавшуюся через город к себе на родину после Первой мировой войны? Но указанная воинская часть подчинялась французскому командованию, самостоятельной роли не играла, в политику не вмешивалась и, следовательно, никакой властью в Одессе не была. Как, кстати, не были там властью немцы и англичане (город входил в австрийскую, затем — во французскую зоны оккупации). Остальные же вышеперечисленные властители попеременно занимали город совсем не в той последовательности, какая указана в книге.

Другой пример. Автор подает драгомановскую цитату и поясняет, что это «отмечал М. Драгоманов в 1905 году». Если учесть, что упомянутый украинский деятель умер в 1895 году, такое пояснение выглядит немного странным.

Неверно и сообщение кандидата филологических наук о том, что журнал «Киевская старина» в 1902 году переименовали в «Україну». Смена названия произошла пятью годами позднее. Наткнувшись на данный ляп в тексте, я поначалу подумал, что тут имеет место заурядная опечатка. Ан нет, далее Бондарь-Терещенко подтверждает — он имел в виду 1902 год.

Ошибки и неточности следуют в книге одна за другой. Их остается только фиксировать. Так, IV «самостийнический» универсал Центральной рады, вопреки уверениям автора, никак не мог быть издан «под угрозой штыков Полуботковского полка». Не мог уже потому, что полк сей вывели из Киева и расформировали за полгода до издания универсала.

И с удовольствием цитируемый Бондарем-Терещенко пошленький стишок, высмеивавший некоего Василия Ивановича Пичету, наверное, не имел отношения к видному историку профессору Пичете, которого звали Владимир Иванович. И Николай Скрыпник не был на момент самоубийства наркомом просвещения УССР (он занимал должность заместителя председателя Совнаркома и председателя Госплана республики). И газету «Известия» за 27 февраля 1937 года неправомерно называть бухаринской (опальный партийный деятель ею уже не руководил). И драматурга Ивана Микитенко в 1937 году не арестовывали (он застрелился). И Виктор Янукович (его кандидат филологических наук почему-то тоже счел нужным упомянуть в «исследовании», посвященном периоду 1910–1930-х годов) мэром Донецка никогда не являлся. И многое-многое другое. Для того чтобы описать весь этот парад ошибок, понадобилось бы слишком много газетной площади.

Явный недостаток знаний Бондарь-Терещенко пытается заменить «национальной сознательностью». Он восторгается идеологом украинского национализма Николаем Михновским, критикует Центральную раду за недостаточную (по его мнению) русофобскую настроенность, смело объявляет голод 1933 года «делом рук исторических» современной России и т. п.

Возможно, и некоторые ошибки автора объясняются его предвзятостью, заангажированностью, полемическим задором. Скажем, он обвиняет большевиков в расстреле «в 1920 году» известной украинской ученой, историка Александры Ефименко. Дело, однако, в том, что Ефименко вместе с дочерью расстреляли (правда, не в 1920, а в конце 1918 года) петлюровцы. Расстреляли за попытку укрыть у себя двух дочерей высокопоставленного гетманского чиновника. (После свержения гетмана Скоропадского вояки Симона Петлюры беспощадно расправлялись не только с представителями прежнего режима, но и с членами их семей.) Об этом эпизоде наши «национально сознательные» деятели вспоминать не любят — как-то не вяжется случившееся с тщательно создаваемым ими образом «патриота-демократа Петлюры», но факты — вещь упрямая.