Мурчание котят - Анна Агатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пришёл в себя от шершавого языка, жесткой щеткой гулявшему по лицу — Арта. Чувства стали возвращаться к нему. Где он? Глаза по-прежнему не открывались, в ушах шумело, слышались голоса. Или это не в ушах шум? Мурчанье заботливого друга он слышал хорошо… Качка и встряхивания не сразу, но всё же подсказали — он летит в гондоле дракона, валяется как что-то ненужное на дне.
Спазмы в желудке раз за разом заставляя мелкую дрожь разбегаться по телу. А ещё подсказали, что те, кто управляет драконом совсем не мастера своего дела. Эрвин пошевелился и наконец почувствовал свои руки — острая боль резанула запястья, сведённых за спиной рук. Значит, связаны. Всё правильно, встретил он их неслабо, эта предосторожность понятна…
Желудок скрутило опять, и опять сильно, сильнее, чем раньше — он, бедняга, вчера и за предыдущие дни нагрузился слишком сильно. И, кажется, всё, что там сейчас оставалось, просилось наружу.
— Мне плохо! — прохрипел пленник, желая предупредить невидимых похитителей о грядущей катастрофе. Пусть она и была небольшой, локальной.
Никто не отозвался. Или Эрвин слишком тихо говорил, или его просто не слушали — свист встречного ветра и хлопанье крыльев боевого дракона уже заглушали натужные звуки голосов. Пожарник ещё разок попробовал предупредить стоявших рядом, и изогнувшись, попытался встать. Над головой голос, относимы ветром, сорвался на крик, а сам Эрвин получил удар в живот и с чистой совестью исторг содержимое желудка на ту саму конечность, которая пыталась его остановить. А судя по визгу, в который перешёл крик, ещё и Арта помогла хозяину. Вцепилась в другую ногу?
Ты — мне, я — тебе. Всё по-честному, по справедливости.
И хотя справедливость была восстановлена, ощущения в теле были крайне неприятными: руки-ноги покрылись холодным потом, а по спине промчалось стадо мурашек, спазм снова и снова скручивал желудок, только уже без того результата, благодаря которому его слух до сих пор ласкал бешеный поток брани, где «драный цуккан» был нежным и ласкательным прозвищем.
Да, да, да! Почистить гондолу в воздухе было невозможно. И если боевой дракон, что сейчас махал крыльями где-то высоко над головой, был брезгливым или слишком чувствительным к запахам, им всем не позавидуешь, однако же парням, что возвышались над пленником — больше.
Во-первых, Арта. Сейчас она рычала и огрызалась, спиной упираясь почти в лицо Эрвину. Во-вторых, кто бы ни послал эту экспедицию, делал он это не прогулки ради или смерти пожарного в дороге.
Потому что, если Эрвин так срочно кому-то понадобился (кому — и так можно догадаться) впервые за столько лет, не сносить им головы за потерю столь ценного пленника. Это понимание наполняло душу горьким злорадством.
Ругательства над головой становились всё громче и изысканней. Если бы Эрвин мог, засмеялся бы, заодно — отвлёкся от боли. Но избитое лицо не давало сделать ни единого движения, да и всё тело болело. Хорошо, хоть рот не завязали.
Летели долго. Эрвин продрог, связанные руки быстро онемели, а потом и вовсе потеряли чувствительность. От холодного воздуха боль в теле стала чуть меньше, а хмель выветрился из головы, но недосып, слабость после рвоты и удары по голове не прошли даром, и он то и дело проваливался в забытьё, нарушаемое только резкими толчками от неумелого управления драконом и Артой, то бодавшей его лбом, то покусывающей за плечо.
Но потом и она перестала беспокоить, и он провалился в сон без сновидений. А проснулся от тишины и неподвижности. Ветер не свистел над бортами корзины, а сама она замерла, как могла только гондола приземлившегося дракона — кривовато, но устойчиво. Голоса над головой, весь путь бубнившие что-то негромкое, но эмоциональное, тоже стихли. Слышались отдалённые щебет птиц и тихий шелест листвы — Лес был непривычно далеко.
Эрвин осторожно попытался открыть глаза, боясь, что они вообще заплыли после встречи в ногамми его похитителей, но к огромному удивлению веки приподнялись. Не полностью — отёк хоть и уменьшился, но не ушёл совсем, общее самочувствие тоже улучшилось. Кроме, пожалуй, рук — их он совсем не чувствовал и в каком они состоянии, оценить не мог. Наугад вылил по капле сiлы и в одну, и в другую в надежде, это улучшит кровообращение. В кистях закололи иголки, Эрвин попробовал двигать пальцами, но так и не понял, получилось что-то или нет.
И он лежал на боку на загаженном полу корзины и думал о самых близких к нему вещах — о гондоле, о драконе, который нёс его и о похитителях.
То, что гондола не его, стало понятно, когда он только свалился на её дно — его была старая, из толстых канатов, которые он плёл сам из измочаленных лиан. А здесь было переплетение каких-то полос — будто из листьев гигантского клёна. Но в таком положении рассмотреть было сложно. Но если корзина не его, то и дракон — чужой.
Это было и хорошо, и плохо.
Хорошо потому, что на душе было спокойно — его Санна, его боевая подруга не пострадала и не пострадает от чужих рук. А плохо потому, что Эрвин не знал, как теперь добираться обратно. А то, что придётся добираться, не вызывало сомнений — не тот Дукс человек, чтобы оставить его в Центре.
Сделав попытку подняться, услышал голоса — недовольные, опять с руганью, и над ним склонились и незнакомые, и уже виденные в начале этого чудесного путешествия лица. Те двое, что были знакомы, забрались к нему внутрь, наступая на бок гондолы, чтобы она наклонилась ещё больше, и его не пришлось перекидывать через борт.
— Руки развяжите, — прохрипел сорванным голосом Эрвин.
— Заткнись ты, — зло прорычал один из знакомых, приподнимая его за подмышки.
Другой молча ухватил за ноги, и вдвоём они выдернули его на траву. Эрвин больно приложился плечом. А другие палками отгоняли рычащую Арту, которая старалась отбить хозяина.
Его попытались поставить на ноги, но идти пленник не мог — то ли отлежал конечности, то ли их отбили. И плохие парни, ругаясь в полголоса, подхватили его под руки с двух сторон и куда-то поволокли.
Что это было за место Эрвин толком не мог разглядеть через плохо открывающиеся глаза, но контуры здания форума всё же угадал. Кому бы Эрвин ещё
