Боишься ли ты темноты? - Светлана Пономарева

— Вы меня обманываете.

— Много чести, — отрезала Вера Ивановна и замолчала.

Всю дорогу до детдома воспитательница тащила его за руку так, что её ногти оставили на его коже полоски. В детдоме Вера Ивановна завела его в воспитательскую и приказала:

— Сиди тут и думай, как будешь жить дальше. Я пошла к директору.

Она ушла. Ярослав автоматически потёр ноющую руку и вдруг увидел на столе конверт. Он был надписан по-немецки. Ярослав взял его со стола, повертел в руках. Прочёл: Ярославу Снежинскому. Это же ему письмо! От Инны Яковлевны! И, наверняка, Вера Ивановна теперь его не отдаст. Но ведь письмо ему! Никто не имеет права его читать! Он сунул письмо в карман. Сел на диванчик. Вера Ивановна не возвращалась. Ярослав глядел на дверь. О чём там они разговаривают с директором? О том, что теперь делать с Ярославом? Но что он такого натворил? Подумаешь, стукнул Лысого! Да его убить за такое надо! Только разве взрослым объяснишь? Вон Фроська и та ему не поверила. А Сергея Фёдоровича нет. Он только в шесть придёт. Придёт и сразу узнает, что Ярослав пил и дрался? Пусть! Ему можно всё рассказать, он выслушает! Ярослав потер ладонями виски — почему-то начала болеть голова. И вдруг внутри его кто-то противненько хихикнул: “А про Викину беременность тоже расскажешь?”

— Расскажу, — сказал Ярослав вслух.

“Он тебя не простит. Потому что это подло. Сделал девчонке ребёнка и бросил её…”

— Я ничего не делал!

“Ты не помнишь. Просто не помнишь”.

— Я ничего не делал! — крикнул Ярослав как можно громче. — Я не виноват!

В комнату заглянула Вера Ивановна:

— Ты чего орёшь, Снежинский?

Ярослав сжал голову руками:

— Он говорит, что я виноват! Но это не правда! Я ничего плохого не хотел! Вера Ивановна, поверьте мне!

Вера Ивановна посмотрела на него с опаской, потом сказала:

— Не морочь мне голову, Снежинский! Не изображай тут! Думаешь, дураком прикинешься, и тебе всё простят? Директора нет, но он вот-вот придёт.

Ярослав встал, подошёл к Вере Ивановне.

— Мне надо к Сергею Фёдоровичу. Отпустите меня!

— Сиди, я сказала, — Вера Ивановна глянула на часы. — Я вернусь через десять минут. Только попробуй выйти из комнаты!

Вера Ивановна закрыла дверь и удалилась. В комнате стало до одури тихо. Только голос в голове настырно повторял: “Ты виноват! Ищи теперь деньги!” Ярослав ударил себя ладонью по лбу, но голос не исчезал. Он подошёл к столу, опёрся на него руками и вдруг увидел, что Вера Ивановна забыла в комнате свою сумочку. Он вспомнил, что Вике нужны деньги… Но не воровать же их! Нет, он на это не способен! Ярослав помотал головой. Только не это! Нельзя! “А почему нельзя? — спросил голос. — Отдашь Вике триста рублей и Сергею Фёдоровичу ничего не грозит…”

— А я? — спросил Ярослав.

“А что ты? Сергей Фёдорович столько для тебя сделал, а ты ему помочь не хочешь! Ты трус!”

— Нет.

Ярослав подошёл к сумочке, открыл её, достал кошелёк. Там было две сторублёвки и несколько десяток. Ярослав стиснул деньги в руках. Сердце стучало, как сумасшедшее. Он стоял посреди комнаты с ворованными деньгами в кулаке и не мог уйти. Потом вдруг подумал, что Вера Ивановна сейчас вернётся, и выбежал в коридор. Обратного хода не было. Ярослав добежал до гаражей и спрятался между ними. Надо было поехать в парк и отдать деньги Вике, но вместо этого он зачем-то достал из кармана письмо и сел на землю, поджав ноги. Голова теперь болела сильно, так, что закрывались глаза. Ярослав упёрся лбом в прохладную гаражную стену, стараясь унять приступ, потом распечатал конверт. Инна Яковлевна писала немного: чуть-чуть о городе, куда приехала, чуть-чуть о новых для неё обычаях и порядках, потом — о том, какой он, Ярослав, талантливый и хороший… Ярослав порвал письмо на мелкие клочки и стал зарывать их в пыль. Это было неправильное письмо. Он плохой. Он вор. И его, конечно, поймают и посадят в тюрьму. Только надо пока побегать. Пока его не поймают и не вытрясут из него, куда он дел деньги, Вика должна успеть сделать аборт. Ярослав посидел ещё немного, а потом вспомнил, что собирался в парк. К этому времени в его голове как будто пульсировал раскалённый шар, тошнило, руки дрожали. Он пошёл к остановке, сел в автобус, идущий к парку и ехал в нём, стараясь только не упасть с сиденья. Потом ему показалось, что его вот-вот вырвет. Ярослав выскочил наружу. Это было за несколько остановок перед парком культуры. Идти предстояло далеко. Ярославу было жарко. Он снял футболку, попытался завязать узлом на поясе, но она упала в пыль. Ярослав наклонился, чтобы поднять её, и его всё-таки стошнило. Он отошёл с тротуара к забору вокруг какого-то дома, посидел там на земле, и продолжил свой путь.

В парк Ярослав зашёл не с парадного входа, а с бокового. Нужно было искать Вику, но он слишком устал, поэтому сел на скамейку. Голова болела всё сильнее, на душе было противно и гадко. Казалось, что все эти события, которые произошли за последние несколько часов — предвестники какой-то чудовищной опасности, которая надвигается на него. Ярослав сидел, боясь пошевелиться, опасаясь, что страх станет явью и явится перед ним чем-то тёмным, невесомым, с привкусом крови. Сквозь страх внезапно всплыло воспоминание о Сергее Фёдоровиче. “Чем он там занимается?” — почти без всякого интереса подумал Ярослав и ответил себе вслух по-немецки:

— Nein. Ich weiЯ nicht, womit er jetzt beschдftigt sich.

И тут произошло. Что-то пронеслось, блеснуло, словно молния, оглушило, заставило зажмурить глаза, чтобы не открывать никогда. Дрожащими руками Ярослав оттолкнулся от скамьи, пытаясь встать, но ноги совсем не держали, и он съехал на землю. Во рту стоял знакомый привкус крови, дыхание перехватывало. Ярослав открыл глаза и вновь попробовал подняться, но ничего не получалось. Сухой горячий ужас охватил Ярослава. Отчаяние влезло в каждую клеточку, и говорило: “Сейчас ты непременно умрёшь”. Когда Ярослав понял, что сейчас задохнётся, он собрал все силы и громко-громко вдохнул и выдохнул. Получился не то стон, не то крик, очень негромкий, но противный. Собрав все силы вновь, Ярослав приподнялся и, ухватившись за скамейку, попытался встать, но не сумел и, соскользнув, больно ударился головой и плечом. От удара сознание неожиданно прояснилось, ужас ушёл, и стало смешно от нелепого положения, от бестолковой ситуации. И Ярослав громко рассмеялся. Он смеялся, ежесекундно ударяясь затылком о скамью, отчего становилось ещё смешнее, и ещё, и ещё…

Удар по щеке сразу выбил весь смех. Ничего не осталось — ни ужаса, ни радости. Ярослав увидел перед собой какого-то пожилого мужчину в тёмной рубашке. Он протягивал Ярославу руку, предлагая встать. Ярослав слабо улыбнулся, что-то пробормотал и, что оставалось сил, побежал прочь от этого мужчины. Теперь ему казалось, что всё вокруг — какой-то странный фильм, в который, не предупредив, взяли и его. Ничего обычного не было вокруг, ничего знакомого. Очень хотелось спать и в то же время остановиться было никак нельзя, и Ярослав двигался, двигался, двигался… Наконец, он свернул на незаметную тропинку. Он подумал, что там, где нет людей, его точно никто не узнает и не прогонит. Главное, уйти с главной аллеи, где могут проходить всякие мужчины в тёмных рубашках… Тропинка вскоре запетляла по густым зарослям. Вокруг росли клёны, берёзы, кусты боярышника и дикая смородина. Ярослав забрался в кустарник, нашёл сухое место, изрядно заросшее травой, лёг, свернулся комочком и заснул. А проснулся от холода — вокруг было темно. Сквозь угрожающе шелестящие ветки деревьев проглядывало высокое звёздное небо. Луна была не полная, и свет от неё почти не проникал сюда. Ярослав сел, помотал головой и попытался вспомнить, что произошло, и как он здесь оказался, но ничего не получалось. “Может, это сон” — подумал Ярослав, поднимаясь. Ему вдруг стало весело: сон про темноту и без всякой собачки, без скрежета металла и крови на снегу. Ярослав знал, что во сне можно делать что угодно, и всё, что ты хочешь, может произойти, поэтому он тут же решил, что где-то здесь должна быть Вера Ивановна. Ему захотелось найти её и испугать. Он так долго её боялся, что должен был отомстить. “Конечно, она испугается, если увидит меня ночью”, — подумал Ярослав и стал выбираться на тропинку. Но эта тропинка всё никак не попадалась, а холодно было уже порядком. Ярослав продирался сквозь кусты, но те становились как будто ещё гуще, грудь и руки до локтей у него мгновенно исцарапались, а из одной, самой глубокой царапины, теперь сочилась кровь. Ярослав вытер эту кровь грязной ладонью, а ладонь вытер о штаны. Потом сел и перевёл дыхание. Сидеть было ещё холоднее, чем идти, руки заболели, а потом опять сильно заболела голова. “Наверное, это всё-таки не сон”, — Ярослав подумал так, а потом прошептал эту фразу себе под нос и по-настоящему испугался. Если это не сон, то непонятно, как и когда он здесь оказался. Ярослав вскочил и опять наугад побежал сквозь заросли. Наконец, ему удалось выбраться на какую-то дорожку, ветви над головой расступились, и он увидел месяц. “Ночь уже давно, а это парк. Точно”. — Ярослав опять вытер кровь с руки и из-под носа, удивившись, откуда же она там, и побежал по дорожке. Теперь он думал только об одном, о том, что же делает Сергей Фёдорович, ищет он его или нет. В конце дорожки показался просвет, и Ярослав выскочил на широкую аллею, освещённую редкими фонарями, и понял, что знает, где выход.