Боишься ли ты темноты? - Светлана Пономарева

— А ты, — Ярослав разозлился, — ты меня используешь. Думаешь, раз я тебя люблю, то и буду как собачка за тобой на поводке бегать!

— А что, не так что ли?

— Не так! — крикнул Ярослав. — Я человек, а не собачка!

И замер. Нельзя было говорить это слово. Потому что раз вспомнилось, вдруг приснится… “Я этого не говорил, — подумал Ярослав, — я не говорил этого! Мне послышалось!”

— Я этого не говорил!

— Поздно, — сказала Вика, приняв эту фразу на свой счёт. — Значит, всегда был тихий хороший мальчик, а теперь завозникал…

— Ты дура, Вика, — тихо сказал Ярослав, — красивая дура. У нас ведь могло быть всё хорошо. Я тебе бы стихи читал, я бы тебя на руках носил…

— Засунь себе свои стихи в…, — Вика засмеялась. — Тоже мне, кавалер! Да с тобой ни одна девка не ляжет! Тебя раздеть страшно! Ты как мужик — полное дерьмо!

Она ещё что-то кричала, но Ярослав не стал слушать. Он вышел в коридор. За ним, обматерив Вику напоследок, выскочила Женька. Ярослав смотрел на Женьку и думал, как же он может любить Вику. Она такая жестокая! Да и любит ли он её? Ярослав поискал в себе то чувство, которое испытывал при одной мысли о Вике, но оно почему-то не находилось. Он удивился. Снова повспоминал, как весенними вечерами специально ходил по коридору на втором этаже, чтобы увидеть Вику. Как будто мало ему её было в классе, в столовой, в учебной комнате детдома… Странно, но теперь он так не делал. Но не из-за дурацкого же случая с краской! Если бы Женька облила Вику хотя бы месяц назад, он бы Женьку возненавидел. А теперь… “Всё дело в подвале, — подумал Ярослав. — Мы вели себя, как идиоты”. Вот теперь и стыдно и противно. Что бы мама с папой сказали, если бы он напился, живя дома? Да ему и в голову такое бы не пришло! Неужели он так изменился?

— Ярик, Ярик, — бормотала Женька, — ты не переживай. Она просто сучка! Хочешь, я ей глаза вырву?

Ярослав помотал головой.

— А ты её правда больше совсем не любишь?

— Правда.

— Ты всегда теперь будешь со мной ходить?

— Наверное, да, — Ярослав взял у Женьки пакет. — А ты хочешь со мной ходить?

— Хочу. А ты и стихи мне станешь читать?

— Стану. Хоть прямо сейчас, — Ярослав остановился, вспомнил стихотворение, которое рассказывал Сергей Фёдорович и начал: — Вот весна…

Женька смотрела на него, не дыша. А когда он закончил, сказала:

— Ярик, ты классный. Я тебя люблю! Поедешь со мной к тётке?

— Ну, если меня Сергей Фёдорович отпустит…

Сергей Фёдорович отпустил. С условием, что вернётся Ярослав ровно к двум часам и, разумеется, ничего не натворит. Ярослав пообещал и они с Женькой вышли из ворот детдома.

— Вика всё время мне говорила, что я некрасивая, — рассказывала Женька, — что со мной ни один парень дружить не станет. А ты стал. Ты меня и в Германию возьмёшь?

Ярослав вздохнул:

— Не знаю. Я ведь ещё не еду… Жень, я ты что, правда бы за меня замуж пошла?

Женька энергично кивнула.

— Жень, но ведь я… Ведь Вика права… У меня сплошные швы, они никуда не денутся… И…

— Ты всё равно лучше всех.

Ярослав остановился, обнял Женьку и прижал её к себе. Она уткнулась носом куда-то возле его уха. Они стояли под дождём, но не очень его и замечали.

— Тогда вырастем и поженимся, да? — сказал Ярослав. — И будем жить вместе. И у нас родятся дети.

— Не родятся, — вдруг сказала Женька, — у меня не будет детей. Знаешь, один урод постарался…

— Ну и ладно, — Ярослав провёл ладонью по Женькиным волосам, — так, может, даже лучше. Если мы с тобой в машине разобьёмся, дети не попадут в наш дурдом…

Женька согласно покивала, вцепившись в его куртку. Он аккуратно отстранил её:

— Ну, пошли?

Дом Женькиной тётки был деревянный, с просевшим фундаментом, покосившийся, с одной стороны засаженный полузасохшей сиренью, с другой стороны упиравшийся в маленький овражек, за которым начиналась междугородняя дорога. По дороге скользили КамАЗы, автобусы и легковушки. Женькина тётка оказалась нестарой худощавой женщиной, моложе, чем ожидал увидеть Ярослав. Одета она была не по погоде: в легкомысленный короткий халат, у которого не хватало половины пуговиц, и в шерстяные заштопанные носки. Под халатом, наверное, был купальник, потому что тётка совсем не смущалась, как это обычно делают женщины при незнакомых мужчинах. Впрочем, Ярослава тётка, конечно, за мужчину не приняла, а прямо на пороге потрепала по щеке и с глуповатым смешком заявила:

— Ой, какой мальчишечка симпатичный. Сбегаешь за сигаретами?

— Мы вместе сходим, — сказала Женька.

Она взяла у тётки деньги и они пошли вдоль трассы куда-то, где по словам Женьки, был киоск. Идти надо было вплотную к проезжей части, и Ярослав нервничал. Да так, что Женька это заметила.

— Успокойся, — сказала она, — здесь только собак и кошек давит. А мы с тобой умные, мы на дорогу не полезем. Сейчас вон у поста сигарет купим и вернёмся.

Вдалеке и правда показался пост ГАИ: синяя будка, кирпичный туалет и кафешка, возле которой прилепился киоск. У поста гаишник проверял документы у водителя огромной “фуры”. Женька кивнула на водителя и сказала:

— Я тут прошлым летом сама сигаретами торговала. Знаешь, как водилы глазки строят! Вот у меня подруга есть, она с ними такое вытворяет! И они ей всегда что-то дарят: духи там, шоколадки. Я очень люблю сладкое. Только в кабине не удобно — лежанка маленькая.

Женька захихикала и подошла к киоску. Ярослав остановился в нескольких шагах и подумал, что то, о чём ему только что говорила Женька, настоящая торговля собой. За шоколадки? Как она так может? Впрочем, Вика же может за сотню… Меж тем водила получил назад свои документы и, забираясь в кабину, почему-то подмигнул Ярославу. Ярослав отвернулся. Сразу почувствовалось, какой холодный на улице дождь и какой противный ветер. Женька вернулась с пачкой сигарет и открытой бутылкой пива:

— Давай помаленьку, чтобы назад идти было не холодно.

Ярослав помотал головой:

— Не, я пить не буду.

— Да чего тут пить! — засмеялась Женька. — Это же не “сэм”, тут градусов-то…

Женька отпила из бутылки и подала её Ярославу:

— Ну, попробуй хоть, а то будешь думать, что вся выпивка — дерьмо.

Ярослав глотнул. Пиво было горьковатым и тягучим. Женька опять засмеялась:

— Ну как?

— Ничего.

— Тогда пей ещё.

Ярослав подождал, допил после Женьки остатки, выбросил бутылку и она, упав, разбилась. Гаишники высунулись из будки и с нездоровыми улыбочками смотрели на Женьку с Ярославом.

— Чё делаете? — справился один.

— Бутылка выпала из рук, — ответила Женька с самым невинным видом.

— Тебе сколько лет? — грозно спросил второй.

— Сваливаем, — шепнул Ярослав.

— Восемнадцать, — ответила Женька, хватая Ярослава за руку.

— Стой! — раздался крик вслед, когда они побежали, а затем оба гаишника громко засмеялись.

Женька и Ярослав бежали вдоль дороги, спотыкаясь и тоже смеясь. Грязные брызги летели во все стороны. К дому Женькиной тётки Ярослав так запыхался, что не мог ни говорить, ни думать. Он сел прямо на пол в прихожей и судорожно хватал воздух. Тётка посмотрела на него, хмыкнула и принялась рядом курить. Дым наполнил прихожую, скрывая тётку и Женьку, которая села на тумбочку для обуви и снимала мокрые носки. Потом сказала:

— Айда переодеваться.

Они прошли через большую захламлённую комнату в маленькую, дверь в которой была снята с петель и стояла рядом с дверным проёмом. В комнате стоял только ничем не покрытый продавленный диван и кресло-кровать, сломанное в разложенном состоянии. На стене висела гитара с бантом, несколько непонятно чьих фотографий и плакатов, вырезанных из старых журналов. Женька кое-как подвинула дверь, прислонила её к проёму и сказала:

— Давай, Ярик, гирю. Она под диваном.

Ярослав заглянул под диван и действительно увидел там здоровенную гирю. Он двумя руками взялся за ручку и потянул гирю на себя.

— Не поднимай. Давай волоком.

Они с Женькой подпёрли гирей дверь, и Женька довольно сказала:

— Это наша с мамкой комната. Так что тётка сюда не лезет. Вот мамка вернётся из района и снова вместе станем жить.

— А чего она уехала? — поинтересовался Ярослав.

— К бабке. Знаешь, Витьку задавило, она так пить начала! Меня в детдом забрали. Ну она и уехала. Но вернётся точно. Ты сильно промок?

— Нет. Только ноги и немного за воротник налилось. Высохну.

Женька полезла за диван, вытащила оттуда серую дорожную сумку, покопалась в ней и извлекла какую-то рубаху и трико, потом махровый халат.

— Надо переодеться. Я вот и так чихаю, ещё заболеем.

Проговорив это, Женька поднялась и через голову стянула с себя свитер, потом футболку. Под футболкой у Женьки ничего не было. Ярослав поспешно отвернулся, рассчитывая, что Женька переоденется и его позовёт, но она вдруг села рядом и начала расстёгивать на нём рубашку. Ту самую, которую сама сшила.