Санторин - Алистер Маклин

— Действительно так?

— Откуда, черт побери, я могу знать? Я все придумал прямо сейчас. Но звучит вполне убедительно, особенно для людей, которые имеют нулевые знания о ядерном оружии. И потом, кому придет в голову подвергать сомнению слова знаменитого на весь мир физика, каковым являюсь я, если вы не забыли слова коммандера Тальбота.

— Доктор Уикрэм, я даже и не думал подвергать ваши слова сомнению, — с улыбкой произнес Тальбот. — Прекрасно. Следующий вопрос. Как оказались на борту «Ариадны» шифровальные листы Андропулоса?

— Ну, для начала замечу, — сказал Хокинс, — это вы их сюда принесли. Так что нечего напускать на себя таинственный вид, капитан. Вы что-то еще хотите спросить?

— Да, есть еще вопрос. А почему он их оставил на яхте? Забыл? Маловероятно. Такие важные документы не забывают. Думал, их никогда не найдут? Убедительнее, хотя тоже маловероятно. Думал, если эти документы найдут, то вряд ли догадаются, что они зашифрованы, и не станут ими заниматься? Вполне возможно. Правда, я думаю, что главная причина заключалась в том, что он понимал, как опасно проносить их на борт «Ариадны». Тот факт, что это единственный предмет, который он хотел обезопасить от воздействия воды, уже наводит на серьезные подозрения. Итак, он решил оставить их на яхте, а затем поднять наверх с помощью водолаза. Это он мог сделать в любое время, и если все было задумано действительно так, то он должен был оставить свои документы не в какой-нибудь картонной папочке, а в водонепроницаемом металлическом ящике. Мы уже знаем, что он так и сделал. Чтобы поднять со дна моря этот ящик, необходимо присутствие специального подъемного судна с водолазами на борту. Кстати, мне только что пришла в голову мысль, что «Делос» затонул совершенно случайно и ничего преднамеренного здесь нет. Следовательно, нужды в таком судне у Андропулоса не было. С другой стороны, судно с водолазами очень удобно для иных целей, ну, скажем, для поднятия ядерного оружия с затонувшего бомбардировщика. Заинтересованные в этом лица, кто бы они ни были, не стали бы осуществлять подъем в Критском море между полуостровом Пелопоннес на западе, Додеканес на востоке, островами Киклады на севере и Критом на юге, потому что там слишком глубоко. Примерно четыреста семьдесят метров. Может быть, оружие затонуло там, где и планировалось его затопить. И какое-то гипотетическое судно должно было быть там, где, к их несчастью, оказались мы.

— Выстрел наугад, но, похоже, вы попали в цель, — сказал Хокинс. — Это все объясняет. А вам хотелось бы знать, нет ли где-нибудь поблизости в данном районе специального судна с водолазами?

Тальбот кивнул:

— Выяснить не составит труда.

— Обратитесь с запросом в Ираклион на Крите?

— Конечно. Военно-воздушная база США, расположенная там, — главный центр электронного слежения в регионе. Для обнаружения полетов военных самолетов СССР. Ливии и других стран используются «АВАКСы» и другие самолеты с радарными установками. Греческие военно-воздушные силы используют для своих целей «фантомы» и «миражи». Командующего базой я довольно хорошо знаю. Надо немедленно связаться. У них либо уже есть информация, либо они быстро соберут ее. Думаю, в течение двух часов мы получим все необходимые данные.

— Не подумайте, что я хочу поплакаться, — заметил капитан Монтгомери, обращаясь к Тальботу. Чувствовалось, однако, что он явно не в духе. — Только этого нам не хватало, — сказал он и показал на огромную черную тучу, приближающуюся с северо-запада. — Ветер уже дует с силой пять баллов, и нас потихоньку начинает качать. Тому, кто занимается туристическим бизнесом, такое не понравится. А ведь считается, что в летний период на прекрасном Эгейском море стоят прекрасные деньки.

— В это время года в дневные часы ветер в пять баллов — дело вполне привычное, зато дождь здесь бывает крайне редко, но, похоже, на наши бедные головы выпало и это испытание. Прогноз погоды плохой, да и показания барометра тоже. — Тальбот перегнулся через борт «Килчаррана». — Именно поэтому вы такой мрачный?

На самом деле корабль Монтгомери совершенно не качало. Направляемый точно на северо-запад накатом метровых волн, он казался почти неподвижным, чего нельзя было сказать о самолете, закрепленном вдоль его борта. Из-за малой длины самолет, на девять десятых еще погруженный в воду, швыряло из стороны в сторону, временами натягивая до предела канаты, связывавшие его с «Килчарраном». Фюзеляж постоянно заливало водой, что делало практически невозможной работу газорезчиков. Вместо того чтобы вырезать отверстие в верхней части корпуса самолета, они следили за тем, как бы их не смыло водой.

— Да не мрачный я, просто погода меня раздражает. Из-за качки работа почти застопорилась, и одному богу известно, когда все закончится. Даже в нормальных условиях работа продвигалась бы крайне медленно, потому что фюзеляж и остальные части самолета оказались гораздо прочнее, чем мы думали. Если погода не улучшится, а судя по всему, этого не произойдет, мне придется убрать газорезчиков. Им ничего не угрожает, чего не скажешь о самолете. Мы не знаем, насколько у него ослабли носовая и хвостовая части, и я даже не представляю, что произойдет, если что-нибудь из них не выдержит и оторвется.

— Так вы собираетесь тащить его за собой на одном только тросе?

— Не вижу другого выхода. Я собираюсь сделать растяжки от носа и крыла самолета к судну и тащить его за кормой на тросе. Но сперва надо доложить обо всем адмирату.

— В этом нет необходимости. Он никогда не мешает человеку, хорошо знающему свое дело. У меня в голове вертится один неприятный вопрос, капитан. Что произойдет, если самолет оторвется?

— Вышлем лодку, на веслах, конечно, и обезопасим его с помощью якоря.

— А если и он оторвется?

— Выпустим воздух из понтонов и затопим его. Мы не можем все время ждать, когда бомба, почувствовав работу двигателей какого-нибудь корабля, вздумает взорваться.

— Если он затонет, мы не сможем стронуться с места.

— Ну нельзя же гоняться сразу за двумя зайцами.

— Ничего не имею против, — сказал Хокинс — Тем более что иного выбора у Монтгомери нет. Когда он собирается приступить к работе?

— Прямо сейчас. Может, вы сперва переговорите с ним? Я, правда, сказал, что вы возражать не будете, но лучше, если вы ему скажете это сами.

— Хорошо, — согласился Хокинс — Какой прогноз погоды?

— Ничего успокаивающего. Кстати, вы уже получили какие-нибудь ответы из вашингтонского банка, ФБР и Ираклиона?

— Пока ничего. Зато масса всяческой чепухи от каких-то там руководителей штатов, президентов, премьеров и прочих шишек, которые, все как один, выражают нам сочувствие и интересуются, почему мы не принимаем никаких мер. Просто диву даешься, как они умудрились обо всем разузнать. Интересно, где произошла утечка информации?

— Понятия не имею, сэр. Впрочем, меня это уже не волнует.

— Меня тоже, — сказал адмирал и жестом показал на радиограммы, которыми был завален его стол. — Хотите почитать? Они еще не знают, что тиканье прекратилось.

— Что-то не хочется мне их читать.

— Я так и думал. Что вы предпримете теперь, Джон?

— Прошлой ночью мне не пришлось толком поспать. Возможно, что и ночью не удастся. Так что иного времени для сна мне не остается, как только сейчас. К тому же мне пока все равно делать нечего.

— Превосходная идея. Я, пожалуй, сделаю то же самое, как только вернусь с «Килчаррана».

Тальбот вышел из своей каюты в седьмом часу вечера. Обычно в это время солнце еще светило вовсю, но сейчас черные облака висели так низко, что, казалось, наступили сумерки. Ван Гельдер и Денхольм с нетерпением ждали его появления.

— Мы не бездельничали, — сказал Ван Гельдер. — И капитан Монтгомери тоже. У него бомбардировщик унесло на юго-восток, вытянуло трос на всю длину. Но самолет пока не развалился. Сила ветра — шесть-семь баллов. Монтгомери осветил самолет импровизированным прожектором — шестидюймовой сигнальной лампой, чтобы знать, не оторвало ли самолет, а заодно отбить охоту у горячих голов избавиться от груза. Хотя не могу вообразить, кто бы мог это предпринять. Я бы не советовал вам выходить на палубу, сэр. Может смыть.

Небо затянули черные свинцовые тучи. Дождь лил как из ведра, временами напоминая тропический циклон штормовой и ураганной силы. Тяжелые теплые капли отскакивали от палубы на высоту чуть ли не в пятнадцать сантиметров.

— Понимаю. — Тальбот бросил взгляд на коричневый металлический ящик, лежащий на палубе. — А это что такое?

— То, чего мы так долго ждали. Важнейшая часть.

И Денхольм дернул крышку за ручку, как заправский фокусник, который хочет показать свой последний трюк. У прибора была старомодная по виду панель управления, очень похожая на довоенное радио, с двумя дисками, на которых была нанесена градуировка, какими-то ручками, кнопкой и двумя полукруглыми выпуклыми вставками из оранжевого стекла обрамлении.