Пулемет для витязя - Антон Николаевич Скрипец

Все гуртом бросились на двух незваных гостей. Первого же из охотников до легкой победы встретил Прок. Увернувшись от свистнувшего в вершке от головы топора, он перехватил руку, и стражник, не хуже камня, выпущенного из пращи, с хряском влепился в стену. А его короткая секира каким-то образом оказалась в руке новгородца. Именно ей он отбил следующий выпад, наддал сделавшему его гридню по ноге так, что тот, словно у него землю из-под ног вырвали, с проклятием бахнулся мордой об пол.

Любоваться схваткой со стороны Тверду, может, и хотелось бы, но его мнением на этот счет никто не интересовался. Коротко лязгнули столкнувшиеся клинки. Отведя замах нацеленного в его голову короткого копья, обратным движением Тверд располосовал нападавшему шею, отпихнул его в сторону — и почувствовал сильнейший толчок в бок. Такой силы, что дыхание невольно сбилось, ноги будто сами собой сделали шаг назад и резко подкосились.

Давненько не пропускал таких ударов. Повезло, что он не стал смертельным.

Подняв глаза, опальный десятник понял, что такого же мнения придерживался и человек, увечье это наносивший. Взгляд толстощекого рябого татя с легкими кудряшками в бороденке выражал крайнее изумление. Впрочем, если брать во внимание разряженный арбалет, что он растерянно зажимал в руках, все еще наводя на Тверда, удивление его становилось понятным. Выстрелить в человека с расстояния в три-четыре шага и не нанести никакого увечья — хотел бы посмотреть Тверд на самого себя на его месте.

Он перевел взгляд на место, куда воткнулся болт. Вмятина в коже доспеха — и все.

Вот так гильдийское корзно.

Сзади скрипнула, распахиваясь, дверь. На шум, должно быть, прибежали караульный Туча с косоглазым любителем поживиться дичью.

Над ухом свистнула еще одна короткая арбалетная стрела.

— Да убейте же их! — с надрывом взвизгнул голос старшего. Он как раз замахнулся метательным топориком, явно намереваясь послать его, в кого двенадцатеро укажут.

Бросившись вперед, Тверд смел с пути одного из воев, резанув его по руке, в которой тот зажимал короткий меч. Толкнув татя на еще одного арбалетчика, швырнул свой клинок в десятника. Меч — не кинжал. И уж тем более не стилет, сработанный с тем расчетом, чтобы его можно было метать. А потому нанести какой-то вред человеку, швыряясь в него мечом, нечего было и уповать. Но то, на что он надеялся, все же произошло. Десятник дернул головой в сторону, уводя ее по привычке с линии атаки и нервным движением отбил запущенный в него клинок. Глухо лязгнув, тот отлетел куда-то в угол. Но кентарху он был уже и не особо надобен. Тверд пролетел остаток горницы и всем весом врубился во врага. Тот успел еще что-то дико пролаять прямо над ухом — и оба врезались в стену, скатившись после этого грузного удара на пол.

Вскочили почти одновременно.

— Этот — мой! — рявкнул старший стражи, перехватывая нацеленную в Тверда сулицу, которую в трясущихся руках держал набежавший сухопарый гридень с косыми глазами. — Разберитесь со вторым.

Рекомый второй и впрямь всеми своими действиями так и напрашивался, чтобы с ним кто-нибудь разобрался. Вот только ни у кого это не получалось. Гильдиец метался по горнице заполошной черной мухой, не останавливаясь ни на мгновение. Правда, муха эта была таких размеров, что от нее то и дело отлетали тела в разной степени изломанности и бездыханности. Вот и сейчас один стражник, описав в воздухе причудливую дугу собственным задом, башкой хряснулся о печь и стек вниз. Как раз к тому, который катался по полу, нянча неестественно вывернутую руку с торчащим в ладони ножом. Скорее всего, его же собственным.

— Вы кто, поджарь Огонь вашу требуху, такие? — прошипел старшой, меряя Тверда немигающим темным взглядом. Кучерявые его лохмы темными волнами падали на смуглое лицо, и потому на лбу были перехвачены серебряным обручем. Чернявый кинулся на него, на ходу выпрастывая вперед руку с зажатым в ней мечом. Хазарское лезвие в виде лепестка огня, тонкое у рукояти и расходящееся вширь у кончика, рассекло воздух у самой щеки. И сразу же — у другой, а затем едва не вспахало грудь. Тверд был знаком и с такими клинками, и с умельцами, их использующими. Манера их была предсказуема — мечом такой формы удобнее всего рубить. В основном прямыми махами. Все остальные — отвлекающий маневр перед ними. Но одно дело знать, а совсем другое — схватиться. С помощью одних этих ложных махов поганец мог наделать с десяток мелких порезов, и рано или поздно изошедший кровью противник, потеряв в силе, скорости и сноровке, попадался под решающий удар. Вот почему проково корзно сейчас Тверду могло сослужить самую своевременную службу. Особенно если учесть, что о его чудесной непробиваемости хазарин даже не догадывался.

Увернувшись еще от полудюжин махов, тычков и выпадов, Тверд развернулся спиной к столу. Очень невыгодная позиция. Любой ложный удар может лишить равновесия и опрокинуть на лопатки. В мгновение ока понял это и хазарин. Наподдав ногой по случившейся поблизости скамье, он бросил ее прямо под ноги Тверда. Тому ничего не оставалось, как подпрыгнуть — и шлепнуться задницей на стол в попытке увернуться. Опытный мечник только того и ждал. Свистнувший по короткой, но от того не менее смертоносной дуге, железное жало должно было разрубить плечо вместе с рукой и плащом, которыми в бесполезном порыве попытался заслониться лазутчик.

Хазарин уже заранее почувствовал, как его клинок крушит кость и плоть, и изготовился даже нанести следом решающий удар, но… Меч ни с того, ни с сего предательски лязгнул о ткань черной накидки, прошелся по ней по касательной, словно это был настоящий щит, а в следующее мгновение был запутан этим самым плащом. На воинском инстинкте хазарин дернул клинок на себя, освобождая из нежданной западни. И отвлекся на это совершенно напрасно. Воспользовавшись мгновенным его замешательством, Тверд свободной рукой коротко приложился по виску татя. Остекленевшие глаза дали ему понять — попал как надо. Но свалиться не дал, цапнув за край кольчужной рубахи и опустив со всей дури свой лоб на смуглую переносицу. Лишь после этого позволил обмякшему телу сползти под стол, походя сорвав с его башки серебряный обруч.

— Эт правильно, — донесся одобрительный сип сзади. — Только вряд ли побрякушка эта — единственное богатство гада. Надо бы еще пошарить. Меня снять всегда успеется.

Поначалу Тверд даже удивился, чего это варяг так спокоен. Но, повернувшись к нему, а заодно и