Объект насилия - Б. Седов

Никита дозвонился до Квачкова, напрягал его:

– Поторопитесь! Метро закрывают через десять минут.

Ольга из своей кельи нахально врезалась в резервный канал:

– Раз, два, три… Цы-цы-цы… Со-си-соч-ная… Проверка связи… Как рабочий настрой, господа? Доложите.

Я нажал на кнопочку на селекторе. Пробурчал:

– Нормально, старушка. Звук просто супер. – И опустился на свой «электрический стул».

Никита оставил в покое Семена, положил трубку и обернулся ко мне.

– Они приехали. Начинают. Василиса спросила, не появился ли ты. Я сказал, появился. Она сейчас тебе позвонит.

И тут же в кармане ожил мобильник. Девочке с едко – лило… со светлыми волосами не терпелось сказать мне парочку ласковых.

Ну что ж, попробуй.

– Привет, – бесцветным голосом поздоровался я.

– Зайка, черт побери!!! – в отличие от меня Василиса прямо-таки фонтанировала эмоциями. – Ты где пропадал?!! Почему отключена трубка?!! Я уже собралась объявлять тебя в розыск!!!

«Пока еще „зайка“», – не без удовлетворения отметил я. И спокойно поставил свою боевую подругу в известность:

– Я спал.

– Что, шестнадцать часов? – Василиса щедро приправила этот вопрос изрядной порцией желчи. Но тут же поспешила взять другую тональность. – За-а-айка! Ты злишься?

– Не понял?

– Ты злишься, я спрашиваю?

– В смысле?

– На меня… злишься?!!

– С чего бы?

Василиса взяла короткую паузу. Пришла к выводу, что огромным желанием разговаривать с ней я не горю, а поэтому разбор вчерашних полетов лучше всего отложить на потом. Опять сменила интонацию (на этот раз на показательно равнодушную) и небрежно бросила:

– Не злишься, и ладно. Это-то я и хотела узнать. Включаю камеру. Как сигнал?

Один из мониторов ожил, на экране нарисовался забитый, несмотря на поздний час, легковушками Московский проспект.

«Сегодня же воскресенье, – вспомнил я. – Люди все еще возвращаются с дач».

– Нормально, детка. Удачи. – Угу.

На втором мониторе появилась картинка с камеры Квачкова: спуск в подземный переход, возле которого сосредоточенно прячет в сумочку свой телефон только что закончившая разговор со мной… белобрысая!!! Василиса.

Я не сдержался и громко хмыкнул.

Вот уж никогда не подумал бы, что прическа может настолько изменить человека!

– Как тебе? – на этот раз не оборачиваясь, даже не прерывая своего занятия (в этот момент он активно елозил мышкой по коврику), поинтересовался Никита. – Девочка-одуванчик.

– Мда-а-а… Беззащитная скромница-старшеклассница, мечта педофила, – пробормотал я. – Не захочешь, а изнасилуешь. Начинаем!

Девочка-одуванчик с двумя светлыми хвостиками принялась спускаться в переход.

Экстерьерная камера, поймав в кадр ее обтянутую топиком спинку, последовала за ней.

Никита кликнул мышкой, и на экранах всех телевизоров, принимавших в этот момент канал НРТ, появилась бегущая строка: «ВНИМАНИЕ! В ТЕЧЕНИЕ БЛИЖАЙШИХ ПЯТИ МИНУТ ОЖИДАЕТСЯ ПРЯМОЕ ВКЛЮЧЕНИЕ „ОБЪЕКТА НАСИЛИЯ“! ВНИМАНИЕ! В ТЕЧЕНИЕ БЛИЖАЙШИХ ПЯТИ МИНУТ НАША ПРОГРАММА МОЖЕТ БЫТЬ ПРЕРВАНА ДЛЯ ПРЯМОГО ВКЛЮЧЕНИЯ „ОБЪЕКТА НАСИЛИЯ“…»

Объект насилия тем временем достиг конца лестницы, свернул за угол, и тут же в объектив скрытой камеры попала группа подростков – человек восемь-десять, – топтавшихся в переходе.

Я откинул крышечку на мобильнике, вызвал из памяти номер Василисы. Сейчас, как только она поравняется со своими будущими насильниками, у нее зазвонит телефон…

Вот тогда-то все и начнется!

«ОБЪЕКТ НАСИЛИЯ». ДЕВОЧКА-ОДУВАНЧИК С ДОРОГИМ ТЕЛЕФОНОМ

У мобильника на удивление громкая полифония. Или в подземном переходе замечательная акустика. Как бы там ни было, а мотив «Вспышки в ночи», вдруг раздавшийся из сумочки, которую прижимает к себе локотком хрупкая светловолосая девочка, заставляет нескольких маргинального вида тинэйджеров дружно повернуться к ней. Ничуть не смущаясь тем, что привлекла к себе внимание, девочка замедляет шаг, достает телефон и принимается сосредоточенно вглядываться в настолько большой и яркий дисплей, что богатство его красок можно легко оценить даже в экстерьерную камеру, с которой сейчас и поступает картинка в эфир.

– Да, бабушка… Уже выхожу из метро… Ну сколько мне надо, чтобы дойти до тебя? Двадцать минут… Целую, до встречи. – Василиса засовывает телефон в сумочку и легкой беспечной походкой продолжает свой путь. Сегодня на ней вместо туфель на каблучке выглядывающие из-под широких клеш розовые кроссовки – единственное изменение в гардеробе объекта насилия по сравнению с прошлым эфиром.

Двое субтильных парнишек из тех, чье внимание только что привлекла «Вспышка в ночи», обмениваются быстрыми взглядами. Этого им достаточно, чтобы и без слов понять друг друга. Они отделяются от компании и, старательно изображая полнейшую отстраненность от мира сего, отправляются следом за Василисой. Девочка-одуванчик со светлыми волосами уже успевает свернуть за угол и скрыться из кадра камеры Квачкова, а ее преследователи достигают конца перехода, когда их догоняет еще один подросток, явно намеренный тоже поучаствовать в экспроприации телефона. Но хвосты обрубаются! Третий лишний без церемоний удостаивается поджопника и, несолоно хлебавши, возвращается назад. В какой-то момент его серая осунувшаяся рожица возникает крупным планом в объективе камеры Квачкова. Мальчишке на вид лет пятнадцать, не больше. Судорожно кривя бесцветные губы, он что-то злобно бормочет себе под нос. Похоже, что сегодня этот несчастный без привычного дозняка, и его уже начинает ломать.

«Как собаки! – раздается за кадром Олъгин голосок. – Как стая беспризорных дворняжек, пытающихся поделить текучую сучку и в это время представляющих угрозу для окружающих! Вот только собачьих стай в городе не так уж и много. Компании же отмороженных молокососов, озабоченных поисками бабла на наркотики, сейчас на каждом шагу. В любой момент, в любом месте, любой не депутат и не губернатор, а рядовой гражданин, пользующийся общественным транспортом и не имеющий денег на телохранителей, рискует подвергнуться нападению выродков, уже давно утративших человеческий облик и превратившихся в опасных животных. Только что эти животные очень неосмотрительно выбрали в качестве жертвы нашу актрису, позарились на ее дорогой телефон. Поглядим-поглядим, что из этого выйдет…»

«Только бы не начала сейчас трепать языком про свою монаршую волю и концлагеря для убогих! – напрягаюсь я, наблюдая по плазменной панели за Василисой, беспечно дымящей на ходу сигаретой. Выдерживая дистанцию метров в пятьдесят, за объектом насилия настойчиво следуют двое приговоренных нами подростков. – Тому, третьему, которому дали пинка и не взяли с собой, повезло. – Самое страшное, что этого сопляка ожидает в ближайшее время, это ломки. А вот его дружки сейчас двигают тощими задницами прямиком в западню, где, по словам Ольги, „прежде чем передать их милиции, им сначала прочистят мозги… и не только мозги“».

«…моя б монаршая воля, сослала бы всех этих убогих в лечебно-трудовые лагеря, где они уже не представляли бы угрозы обществу, да и у них самих появился бы шанс не отойти в мир иной раньше времени и вернуться к нормальной жизни. – Мои опасения оправдались! Ольга не смогла избежать искушения завести в эфире любимую пластинку. – А всех торговцев проклятым зельем я, не мудрствуя лукаво, отправила бы на виселицу. Как в Сингапуре. Или в Китае. Вот только, увы, мы не самостоятельный и могучий Китай.»

– Она сдурела! – поворачивается ко мне Никита: в глазах растерянность, на чисто выбритой верхней губе капельки пота. – В какие дебри ее понесло?!!

– Не знаю. – Я резко толкаюсь ногой, подкатываю на своем «электрическом стуле» к селектору и начинаю судорожно жать на кнопку напротив Ольгиного канала. – Идиотка!

«…наконец сделать выбор: десятки тысяч несчастных старух, лишившихся своей жалкой пенсии по дороге с почты домой, постоянный страх обывателей, опасающихся лишний раз выйти из дома, и миллионы сожженных наркотиками жизней, или одобрительный взгляд гуманитариев-демократов из благополучных Бельгии, Австрии или Швейцарии. Что важнее?!! Не пора ли решать?» — заканчивает свой экскурс в политику антиглобалистка Оленька, отключает микрофон и наконец отзывается на мой настойчивый вызов:

– Забродин, ты?

– Что за митинг, старушка?!! Чё ты несешь?!!

– Извини, зарапортовалась. Больше не буду, – как ни в чем не бывало, мурлыкает Ольга: – Не знаю, что на меня нашло. Просто я ненавижу всех эти зомби…

– Они больные! Они несчастные! – перебиваю я.