Стекло и дерево - Сергей Буянов

– Интровертная психотерапия.

– А чем она отличается-то?

– Долго рассказывать.

– А ты покажи на мне! Я ведь не дура? Сам же сказал: «Нормальная»! Стало быть, разберусь как-нибудь.

– Это непонятно даже моим коллегам.

– Так они же все тупицы!

– Отчего же?

– А кто из них принёс на перевод свою работу?

– Не станем спорить.

– Не станем! Ты мне проведи сеанс своей интровертированной терапии! Или интровертной, как правильнее?

– И так и так можно сказать, суть не меняется. Только вот пробовать на здоровом человеке этот метод невозможно. Это всё равно, как схватить человека на улице и начать пичкать его лекарствами для птиц!

– Но ведь ему не станет хуже!

– К сожалению, такой уверенности нет.

– Психотерапия – это когда задают вопросы пациенту?

– Это только один из методов.

– Но почему тогда человек лежит на кушетке, а врач спрашивает разную чушь, и потом человеку становится лучше?

– Метод вопросов и ответов, скорее, относится к психоанализу.

– А в твоём методе есть элементы психоанализа?

– Конечно, но они не определяющие.

– И всё-таки, есть?

– Есть.

– Тогда задай мне вопрос, ну хоть один, чего тебе стоит?

– Для этого необходимо определить направление болезни. А при отсутствии таковой, какие могут быть вопросы?

– Хорошо, тогда задай любой, что использовал на больном!

– Тебе будет непонятно.

– И пусть! – Вика стукнула пятками по диванчику.

– Хорошо, – сдался Рим. – Когда хлюснет Хримор-Аутра?

– Что за муть?

– Я же говорил, тебе не понравится.

– А кому ты говорил, точнее, спрашивал у которого, ему было понятно?

– Он понял и сделал вывод.

– М-м, а что он сказал в ответ?

– Ничего.

– Тогда зачем ты спрашивал?

– А вот это уже профессиональная тайна!

– А когда ты станешь лечить меня?

– Как?

– Ну, этот, психоанализ!

– Только что закончился сеанс.

– Вот как? Тогда, какие выводы?

– А какие нужны?

– Э! Да ты шарлатан просто! Разве это лечение?

– А что тогда лечение?

– Ну-у, теперь ты должен мне сказать, какие проблемы меня волнуют, из-за чего они развились и как с ними бороться!

– Не слишком ли много для одного сеанса?

– А не слишком ли много: за три часа – две статьи?

– Мне нечего возразить, Вика, но это несравниваемые категории.

– Тогда сколько сеансов ты намерен сделать?

– Не менее ста!

– Подряд?

– Да! Каждый день, можно даже и ночью, – всё еще пробовал отшутиться Рим. Если бы он только знал, где лежат листки с переводом! Схватил бы их в охапку, оставил деньги и выбросился в окно! Он не воспринимал эту молодую женщину своей пациенткой. Может быть этому препятствовало отсутствие белого халата – своеобразной защиты от фамильярности или привычной обстановки в помещении – где двери сами собой захлопываются, а потом без ключа-отмычки не отпираются? Или же от Виктории-Акулины шли такие флюиды, что она воспринималась, исключительно, как женщина? Возможно, экзальтированная безо всяких границ, демонстративно противоречивая, но всё-таки, всего лишь женщина. А значит, потенциальная мать, супруга. Иначе о женщине, вообще, Рим никогда и не думал.

– И ночью?! Вот это да! А сколько возьмёшь?

– Тебе не хватит.

– А если я иначе расплачусь?

– Как это, иначе? – настороженно спросил Рим.

– А ты живи у меня! – внезапно предложила Виктория.

– В смысле?

– Чего ты так перепугался? Я ведь не предлагаю жить со мной, хотя ты бы не против, правда? – она, с мягкой грацией пантеры, вмиг оказалась у врача на коленях и обняла его за шею, томно заглянув в глаза. Рим внимательно осмотрел её и застыл, словно статуя. Недовольно фыркнув, Вика встала на ноги. Её чуть не взбесило такое отношение!

– Ты когда-нибудь спал с женщиной?

– Хочешь меня унизить? А за что?

– А может, ты импотент? – продолжала разъярённая фурия.

– Слушай, Прасковья! Ты хотела ответы на вопросы, выводы? Я скажу!

– Давай, валяй! Мне снова лечь?

– Нет необходимости. Можно слушать и стоя. Человеческое ухо устроено так, что восприятие звуков не зависит от положения тела.

– Хорошо, я сяду, можно?

– Можно, – великодушно разрешил Рим. – Конечно, ты хочешь услышать что-то о фрустрации, сублимации, комплексе Электры, верно?

– Догадливый.

– Так вот, ничего подобного я не скажу!

– Тогда, может вообще, будешь молчать?

– Вика! Ты хочешь услышать или нет?

– Всё, всё! – она похлопала ладошками себя по щекам. – Я успокоилась и внимательно слушаю.

– Начнём с последнего эпизода с неудвшимися объятьями. Это была маленькая демонстрация своих возможностей. Судя по всему, мне надо было повести себя иначе. Вот тогда ты была бы довольна!

– Ах, ты! – аж задохнулась от негодования Вика.

– Спокойно, спокойно, – Рим вытянул ладони перед собой. – Уж слушай! Всё пошло бы по твоему сценарию. Возможно, ты бы даже дала мне пощёчину для острастки! А может, и нет. Но уж разразилась бы по полной программе! И записала бы себе в память ещё одного негодяя! Ведь все мужики негодяи, не так ли? У всех на уме одно и то же! Вот и я, прикинулся этаким придурковатым аспирантом, а сам только и думал: как бы залезть тебе под юбку, пардон, юбки-то нет! Тогда под футболочку, сквозь которую призывно просвечивают кремовые соски! А ты, конечно, не хотела бы этого, ни в коем случае!

– Откуда ты всё это взял?

– Вика! Да это же написано на твоём симпатичном лице!

– Так уж и написано? Так уж и на симпатичном?

– Ты сама знаешь это. Гордишься этим, возвела в некий культ свою внешность! Для выявления столь выраженного нарциссизма мне вовсе не требовалось задавать вопросы, типа: «А как долго вы смотрите на себя в зеркало? А есть ли оно у вас в ванной комнате»?! Или: «У вас ведь были случаи близости»?

– Это вопрос?

– Да. Из области психоанализа, если угодно.

– Да?

– Это ответ?

– Из той же области психоанализа!

– Вот теперь, пожалуй, сеанс окончательно закончен. Я готов заплатить за работу и забрать переводы.

– Но я не готова! Это не лечение, а садизм чистейшей воды! Ты меня разоблачил, со всем согласна! Но какие рекомендации?

– Рекомендации? А разве ты сама не знаешь, что нужно делать?

– Откуда? Вот я и спрашиваю специалиста.

– А созрела ли ты для получения рекомендации?

– Да уж постарше тебя буду!

– Возраст и зрелость, согласись Вика, разные понятия.

– Сдаюсь! Пойдём обедать! – как близкого друга она взяла врача за руку и почти поволокла на кухню.

– Извини, но мне пора.

– Тебя приглашает дама! Разве можно отказаться? К тому же, я всё равно тебя никуда не отпущу!

Рим, понимая, что деться некуда, последовал за Викой. Она, конечно, не стала потчевать гостя яичницей. Усадила за стол и предложила продолжить сеанс лечения. Рим демонстративно поглядел на часы.

– Я не понимаю, чего ты хочешь? Денег с тебя не беру! Всю работу сделала, желаю угостить обедом, а ты чего-то упираешься!

– Я просто устал.

– Хорошо, пусть это будет не психотерапия, просто поболтаем, а я тем временем разогрею пищу. Правильно я по-русски сказала?

– Правильно, – со вздохом согласился Рим.

– Вот ты меня спрашиваешь, где это я родилась? – не обращая внимания на немой протест, сама же и ответила: – В одном, очень интересном, штате!

– А что ты делаешь здесь? И тем более, сейчас?

– А вопросы твои, уважаемый психотерапевт, нелогичны!

– Вика, прошу прощения, но я вовсе не психотерапевт. Я психиатр!

– Это не значит, что у тебя нет чувства логики?

– Очень даже есть, – возразил Рим. – Если родилась в Штатах, да ещё тридцать лет назад, то почему же теперь оказалась здесь?

– Ошибочка! – торжественно заявила Вика. – И вовсе не в Штатах, а в одном, очень интересном, штате! Можешь не морщить лоб, всё равно не угадаешь!

– Уж не Пенджаб ли?

– Ох! И ты ещё говоришь, что не психотерапевт? Откуда тогда можешь читать мысли? И ты знаешь, кем была моя родная бабушка?

– Софья Блаватская.

– Вот это да! – Вика заворожено уставилась на Рима. – Как тебе это удаётся?

– Что?

– Ты же мысли читаешь! Дословно! Я поражаюсь просто!

– Х-ха! – усмехнулся Любимов. – Не мог же я предполагать, что твоя бабушка Индира Ганди!

– Но почему, Блаватская?

– Тебя интересует, как я сумел догадаться о твоей очередной выдумке?

– Почему выдумке, это правда!

– Хорошо, тогда скажи мне, пожалуйста, как называли Блаватскую в узком кругу единомышленников?

– У неё не было никаких единомышленников! – победно произнесла Виктория.

– А вот это, устаревшие взгляды!

– Тогда как её называли?

– Внучке лучше знать, – улыбнулся Рим.

– Хорошо, вру! Ну и что? Вот скажи, что я ещё соврала?

– Вообще в жизни, или только мне?

– Скажем так, в последний час!

– Ничего, то есть, почти ничего.

Вика разочарованно посмотрела на собеседника: он начал ошибаться!