Диалоги - Диас Назихович Валеев

Х е л л е. Ганс, не увлекайся.

Хисамов и фельдфебель выходят.

Включите запись, Рунге. Надо все же послушать и звуковой фон.

Рунге уходит в другой кабинет. Через мгновенье оттуда, как удар шквала, — ругань следователя и рев, крики истязуемого на допросах человека.

Р у н г е (выглядывая). Как? Убедительно?

Х е л л е. Убавьте немного звук… Так. (Делает жест рукой.)

Становится тихо. Появляется  Р у н г е.

Р у н г е. А может, подвергнуть Баттала еще раз обработке? Настоящей?

Х е л л е. Выдержать, не предав, можно всегда. Боль имеет свои границы. Ее заменяют смерть или беспамятство.

Р у н г е. Боль есть боль.

Х е л л е. Это так, но от человека, заранее готового принять все, до смерти включительно, иногда невозможно что-либо получить. Что, если Баттал — это определенный ход в игре? Так не лучше ли ответить на этот ход. Чтобы что-то узнать, есть разные средства. Не только пытающие и выпытывающие, в коих вы, Рунге, специалист, но и провоцирующие и дразнящие. А они мне тоньше щекочут нервы. (Потянувшись и сделав несколько упражнений.) Что ж, будем работать.

Рунге поднимается.

Включите запись. Дверь пусть будет полуоткрыта. Потом я закрою ее сам. И пусть введут…

Снова звучит запись истязания человека, рвет нервы крик Хисамова — полуживотный, получеловеческий, его перебивает ругань Рунге, и опять вопль, рев, стоны, крики: «Кто? Кто? Отвечай, кто?» — «Не знаю я ничего! Не знаю!» — «День и час восстания, отвечай! Структура организации, отвечай!» — «Нет, шкура! Покупай других!» Вводят  Б а т т а л а. Ошеломленный криком, знакомым голосом, он застывает на пороге. Стремительно вылетает из своего кабинета  Р у н г е.

Р у н г е (обернувшись, с хорошо разыгранной яростью). Тащи его в камеру, Ганс! На лед! На гвозди!

Ф е л ь д ф е б е л ь  выволакивает  Х и с а м о в а — ноги его ползут, — с силой швыряет на пол. Хисамов в крови.

Ф е л ь д ф е б е л ь (пиная). Вставай, свинья!

Х и с а м о в (шатаясь, поднимается). Не того выбрали, гады! Не из того я материала, что вам нужен… Ничего вы из меня не выжмете.

Р у н г е. Посмотрим, что потом запоешь. Один электрод я посажу тебе на живот, другой суну в ягодицы, а фокусом лучей буду поджаривать… знаешь что? Когда поджаривается эта яичница, у людей, даже совсем лишенных слуха, прорезается голос.

Х и с а м о в (вдруг как бы увидев Баттала). Ты, Абдулла? Чистенький? Взяли вместе, а ты чистенький?

Р у н г е. Он не такой дурак, как ты.

Х и с а м о в. Чистенький? А я в крови! И вы же, вы же мне не доверяли?

Р у н г е (фельдфебелю). Убрать.

Х и с а м о в. Будь проклят, продажная тварь, Иуда! Предатель!

Пинки, затрещины. Хисамов падает от удара. Фельдфебель волочит его к выходу. Рунге выходит вслед за ними.

Х е л л е (после паузы). Проходите, Баттал. Проходите. У вас было время для раздумий. Я не сторонник тяжелых методов допроса, но поймите, их приходится применять.

Б а т т а л (разыгрывая обреченность). Я буду говорить.

Х е л л е. Вот это уже другое дело. Для начала меня интересует ответ на один вопрос. День восстания? Кажется, его именуют как день «X»?

Б а т т а л. Я член комитета. Но функции у нас у всех жестко разграничены. Организационная сторона этого дела лежит не на мне.

Х е л л е. Меня интересует день, на какой намечено выступление.

Б а т т а л (после паузы). Двадцатого.

Х е л л е. Почему двадцатого? Именно двадцатого?

Б а т т а л. На днях годовщина создания легиона.

Х е л л е. Ну?

Б а т т а л. Это время нам очень удобно для связей. Надо решить много организационных вопросов. Поэтому на эти дни падет самый разгар подготовки.

Х е л л е. Выходит, двадцатого? А чем вы можете подтвердить эту дату?

Снова  Р у н г е.

Р у н г е. Приехал шеф. Машина у подъезда.

Х е л л е. Хорошо. Отложим ненадолго беседу. Проводите его, Рунге. Пусть подождет.

Рунге и Баттал выходят. На пороге — начальник восточного реферата имперского управления безопасности  О л ь ц ш а. Приветствия.

Сегодня вечером хотел выехать к вам с докладом, герр гауптштурмфюрер!

О л ь ц ш а. Слушаю тебя.

Х е л л е. Кое-что прояснилось. Листовки размножены на ротаторе, находящемся в Волго-Татарском комитете. Подлинник изготовляется на пишущей машинке татарской студии радиостанции «Винета». Черновик одной из них вчера обнаружен при негласном обыске в комнате Залилова в Берлине. Налицо, таким образом, довольно разветвленная сеть, охватывающая своим влиянием как подразделения легиона, так и Волго-Татарский комитет.

О л ь ц ш а. Я обещал рейхсминистру, что в первой половине августа я уже смогу доложить, что этот вопрос закрыт.

Х е л л е. Мне нужно еще несколько дней. Есть ряд неясных вопросов. Кто будет выступать, когда, каким образом? Еще в тумане вся расстановка сил. Необходимо пересмотреть решительно весь состав легиона.

О л ь ц ш а. На твою ответственность, Франц, На твою личную персональную ответственность. Смотри не переиграй!

Х е л л е. У охоты свои свои правила. Нажимать на спусковой крючок нужно не позже, но и не раньше. И еще одно: охотнику нужно обладать крепкими нервами.

Долгое время молча смотрят друг на друга.

Б а т т а л  и  Д ж а л и л ь.

Д ж а л и л ь. Тебя выпустили?

Б а т т а л. А почему бы не выпустить? Арестовали за болтовню, слов доносчика, к счастью, никто не подтвердил, поэтому пришлось освободить. (Усмехаясь.) Такова версия моего возвращения.

Д ж а л и л ь. Ну?

Б а т т а л. Мне нужно добыть подтверждения, что выступление двадцатого. И держать Хелле в курсе о каждом вашем шаге. В частности,